А вы знаете, что до первого Рождества остался ровно месяц? Самое время рассказать новую сказку! Вот расскажу, а там смотришь - и придет ко всем чудесное, светлое и уютное Рождество. Пусть оно у вас будет таким, как вы мечтали.
Осень в этом году началась из рук вон плохо. Не в дожде дело - дождь осенью обычное явление, сегодня пойдет, завтра перестанет, только лужи с каждым разом все глубже и глубже. Но в этом году все получилось не так, как надо: сначала прохудилась шина моего велосипеда, потом Гаспар заболел простудой. Стоило проказнику выздороветь, как град побил все хризантемы, не только у нас - во всей округе. День всех святых на носу, а мы остались без единой хризантемы! Тетушка так расстроилась этому обстоятельству, что слегла с лихорадкой, почище гаспаровой. А в доме между тем закончились фруктовые цукаты, но за другими заботами я не заметила недостачи до самого дня рождественских пирогов. Того самого, который отмечают в календаре оранжевым, детей отпускают с уроков, и в который мне невпроворот работы. С самого утра я чисто вымела кухню, приготовила тетушкину микстуру, принесла из погреба муку и свежие яйца и только тогда заметила, что жестянка с цукатами легка, как пушинка - на ее дне болталась засохшая лимонная корка и половина стручка ванили.
- Гаспар! - закричала я на весь дом, - Немедленно одевайся, негодный мальчишка, и марш на рынок! Купишь полфунта сахарных фруктов и пакетик корицы на сдачу. И посмей только съесть что-нибудь по дороге!
Гаспар нисколько меня не боялся, поэтому для верности я отвесила ему подзатыльник и сунула в карман горстку монет, завязанных в носовой платок.
- Успеешь за полчаса - получишь чашку какао со сладкой булкой, - прокричала я ему в спину.
Сегодня мне было не до шуток - нужно поскорее замесить тесто, да так, чтобы запах от него шел густой, пряный и сладкий, такой, чтобы и дом и улица, до самой Рыночной площади, задышали Рождеством. Таков обычай. Каждый день, начиная с первого четверга после дня всех святых и до первого Адвента, хозяйки пекут по рождественскому пирогу, чтобы в городе в это безрадостное и холодное время пахло праздником.
- Куда запропастился этот мальчишка? - топнула я ногой, сняв с плиты закипевшее молоко и всыпав в него две щедрые, с горкой, ложки какао. Кружки, ложки, большое медное сито и надколотая фарфоровая тетушкина супница подхалимски зазвенели: “Куда? Куда?”
- Он здесь! - испуганно тренькнул дверной колокольчик и я выбежала из кухни, почувствовав неладное.
Гаспар стоял на пороге, опустив голову, руки держал за спиной, а щеки его покрылись неровными красными пятнами.
- Неужели, все съел по дороге?! - ахнула я. - А шапку куда дел?
Гаспар энергично замотал головой, отвечая на мой первый вопрос, и достал из-за спины свою серую кепочку, в которой что-то трепыхалось и попискивало.
В кепке сидела маленькая быстроглазая птица. Неожиданно оказавшись в центре внимания, она заморгала и жалобно пискнула.
- Это не просто так, - поспешно оправдывался Гаспар. - Заколдованная птица!
На вид птица была совсем обычной - чуть поменьше воробья, на груди несколько розовых перьев, а крылья черные.
- И где ты ее взял?
- Купил у птицелова. Будешь кормить ее, а весной выпустишь, чтобы исполнилось заветное желание
- Ну уж нет! - Возмутилась я. - Сам ее купил - сам и корми.
Гаспар помрачнел и топнул ногой от досады так, что злосчастная птица испуганно выпорхнула из его рук и забилась за буфет. Обиделся.
- Садись пить какао, - вздохнула я, а сама наскоро обулась и отправилась за цукатами.
И вовремя! Если бы рыхлые серые облака не скрывали солнце, я бы увидела, что оно уже подкатывалось к центру неба. Из всех печных труб на улице вился белесый дымок, некоторые хозяйки даже приоткрыли окна на кухнях - даром, что дул холодный северный ветер - чтобы выпустить на улицу запах ванили, имбирного корня и настоянного в янтарном роме изюма.
- Эй, Луиза! - из двери дома напротив высунулся розовый девичий нос. - Угадай, с чем у нас сегодня пирог! Ни за что не угадаешь!
- Луиза, как здоровье тетушки?
- Эй, Луиза! А тесто ты на Гаспара оставила?
Ох уж этот Гаспар, дурачок! У всех дома пироги, а у нас заколдованная птица. И ведь не накажешь его. Он не со зла - Гаспар добрый мальчишка, только простоватый, верит в фей, в волшебство и прочую чепуху - такого проходимцы чуют за версту.
По скучному ноябрьскому рынку бродили, опустив головы, несколько зевак - им и зевать-то было не на что. К Адвенту рынок украшали разноцветными фонариками, в центре ставили карусель и киоск со сладостями, музыка играла с утра до вечера и в узких проходах между прилавками не протолкнуться, а пока из развлечений был только скромный передвижной трактир с кислым вином и старая гадалка с потертыми, напропалую врущими картами.
- Полфунта фруктов на пирог и пакетик корицы, - задыхаясь от быстрой ходьбы попросила я у торговки цукатами.
Та кивнула и принялась аккуратно перекладывать в кулек из пергаментной бумаги липкую, ароматную смесь, пересыпанную головками гвоздики, а отдельно завернула три прозрачных ломтика засахаренной дыни - в подарок. Торговка цукатами казалась мне немножко колдуньей: она была маленькой, старой, с морщинистым, как султанский изюм, личиком, золотым передним зубом и хитрыми глазками. На ее прилавке блестели медные лопаточки, желтые гирьки разных размеров и крошечные весы, на которых она с точностью до крупинки взвешивала специи. Попроси у нее пригоршню корицы или, скажем, молотого аниса - она аккуратно опустит лопатку в одну из многочисленных жестяных коробочек, выстроенных аккуратными пирамидками за прилавком, струйкой высыпет тонкий, ароматный порошок в медную чашу весов, пока стрелка не встретится с нужным делением, потом смахнет все в мешочек, свернутый из прозрачной пергаментной бумаги и кисточкой заметет пыльный след на блестящей меди.Такая у нас была торговка. В Сочельник городские хозяйки снаряжали детей, давали им в руки тяжеленные корзины с бутылями домашнего пунша и толстыми кусками рождественских пирогов - первое подношение полагалось священнику, второе - трубочисту, а третье доставалось торговке цукатами.
.
- Что тебе, Луиза? - Спросила торговка цукатами, спрятав в карман передника деньги и заметив, что я все еще топчусь у ее прилавка. - Спросить что-то хочешь?
Ведь точно колдунья! Как она догадалась?
- А не видели ли вы птицелова? - Шепотом спросила я
Торговка в ответ блеснула золотым зубом.
- Ну как же? Утром только ходил по рынку. А что тебе от него надо? - Спросила, а сама посмотрела на меня так, словно прекрасно знала ответ.
- Поговорить, - пробормотала я и, наскоро попрощавшись, поспешила домой.
Возвращалась я бегом - ветер на обратной дороге дул прямо в лицо, в ботинках хлюпала холодная вода, а пазуху мне оттягивал тяжелый пакет с сахарными фруктами.
- Ну наконец-то! - Поприветствовал меня дверной колокольчик. Я погрозила ему пальцем. Сняла в прихожей мокрые ботинки и в одних чулках прокралась на кухню. После холодной, неуютной улицы - недаром в ноябре горожане сидят по домам и дышат сладким запахом из печи - кухня показалась мне особенно чистой и теплой: дубовые половицы уютно поскрипывали, фарфоровый тетушкин сервиз, тот самый, с надколотой супницей, выстроился на полке буфета в грациозную танцевальную фигуру, кастрюли горделиво поворачивались круглыми начищенными боками, с которых на меня смотрело мое собственное растрепанное, краснощекое от ветра, отражение. На столе стояла чашка с недопитым Гаспаром какао, на поверхности которого плавали белые, разбухшие от жидкости крошки сладкой булки. “Ну и негодник этот Гаспар!”, подумала я, в два глотка проглотив остывший напиток. Наскоро пригладила ладонями волосы, повязала передник и замесила упругий шар сладкого, пахнущего корицей теста.
- Хорошо у нас придумали, - сказала я вслух, обращаясь к тесту и гладя его скользкий от масла бок, - в ноябре всем городом печь рождественские пироги. Так и осень быстрее пройдет.
Уж что что, а осень я не люблю. Осень, с ее тяжелым, кашляющим ветром, неожиданно подкрадывающейся ночью и унылым дождем - как будто весь город укутали серой тканью от пыли и спрятали в чулан до весны. Зима наоборот, похожа на генеральную уборку, когда тетушка взбивает пушистую шапку мыльной пены и этой пеной до блеска натирает окна, полы и картинные рамы. Зимой на сердце так весело, словно в мире и вправду существует волшебство. Кажется, кто-то шел по дороге и уронил его у нашей калитки, за ночь волшебство запорошило снегом, но к весне оно отлежится, согреется и, глядишь, прорастет нам на радость. Эту историю я рассказывала Гаспару, когда он был маленьким.
Ночью буря разыгралась не на шутку: колотила в двери тяжелыми дождевыми каплями, грызла черепицу на крыше и бросала в окна всякую осеннюю мишуру. Неудивительно, что мне приснилось, что кто-то стучит в дверь.
- Нужно впустить его, - попросила я тетушку, - кто бы это ни был, в такую ночь нельзя оставлять беднягу на улице.
- Осторожно, - ответила мне тетушка и погрозила тоненьким, скрученным подагрой пальцем, - он наследит на кухне.
За дверью ждал человек в шляпе - кроме шляпы я сперва ничего не разглядела - добротная фетровая, блестящая от дождя, с высокой тульей, как любят носить бродячие артисты. А вокруг тульи, где полагалось быть шелковой ленте, шляпу украшал частокол из птичьих перьев.
- Входите, - вежливо пригласила я. В такую ночь грех оставлять человека на улице.
- Как вкусно у вас пахнет! - Похвалил человек, переступив порог кухни. Он с видимым удовольствием опустился на стул, пошарил по карманам, скатал шарик жевательного табака и бросил его за щеку. Шляпы он не снял, так и остался в доме с покрытой головой.
Я растерянно посмотрела на нижнюю полку буфета, на которой теперь настаивался завернутый в пергаментную бумагу первый рождественский пирог. Традиция предписывает хранить его до самого Адвента, потом разрезать на двенадцать кусков: себе, соседям и нищим, ночующим зимой в часовне при церкви. Только вот традиция ничего не говорит о том, что делать, когда ночью в доме появляется незнакомец, а другого угощения нет.
- Хотите кусочек пирога? - Предложила я, надеясь, что он откажется, хотя бы из уважения к традиции.
- Хочу! - Гость даже рассмеялся от удовольствия. - Пожалуй даже весь. Вы мне пирог - я вам одно заветное желание.
Тут настала моя очередь смеяться. Это Гаспар может променять полфунта цукатов на желание, а я не верю ни в волшебство, ни в исполнение заветных желаний, ни в заколдованных принцев.
- Вы что же, колдун? Или фокусник?
- Что вы, что вы! - Замахал на меня руками незнакомец, да так отчаянно, что со стола полетела во все стороны неведомо откуда взявшаяся посуда. - Я всего лишь птицелов. Вы и в птицеловов не верите?
- Может быть и верю, - осторожно ответила я, а сама подвинулась поближе к пирогу, на всякий случай. - Налить вам чаю?
Утром я, конечно, над собой посмеялась. Приснится же такое! Утро выдалось таким славным, даже рассвет не торопился, как будто ночная буря прилегла, нашалившись, а новый день ходил вокруг нее на цыпочках, боясь потревожить. Я тоже на цыпочках, чтобы не разбудить тетушку и Гаспара, прокралась на кухню. Оттуда еще пахло ванилью, корицей и свежим тестом. Соседи еще не успели проснуться и на улице лежала густая, тихая, серая тень. Я растворила окно пошире, чтобы кухонное тепло поскорее смешалось с городским воздухом - на подоконник тотчас села маленькая, юркая птица и залилась утренней трелью.
- Уж не Гаспарова ли ты подружка? - Удивилась я. - И тебе доброе утро!
Я насыпала на подоконник крошек и побежала в погреб за свежими яйцами. В пробуждающемся доме было так хорошо, так уютно, что хотелось немедленно приняться за тесто.
- Какое славное утро, - сказала я, обращаясь к птице. Скоро в соседних домах захлопают ставни и загремит посуда, а у нас уже будет тихо подрастать новый рождественский пирог. - И до праздников осталось двадцать-четыре пирога.
Птица прыгала по подоконнику, набивая пузо сладкими крошками.
- Знаешь, - добавила я, поразмыслив, - если вдруг по улице пройдет птицелов, то я, пожалуй, отдам ему самый первый пирог. Догоню его и отдам. А сама загадаю, чтобы поскорее пошел снег.
Вера Ковалева, Йер, 25 ноября 2011