Кого земля не берет
-- Ты не поверишь, - сказала мама, - кого я постоянно в последнее время встречаю! И лично и не лично!
-- И кого же?
-- Любовь Сергеевну!
-- Что? Кого?! Она что, еще не умерла?! - Любовь Сергеевна была моей классной руководительницей с четвертого по восьмой классы и очень, очень плохим человеком. Экстремально плохим. Она была одним из тех инфернальных существ, которые так часто встречаются нам в начале жизни с тем, чтобы сделать всю ее, еще не прожитую, чуточку гаже и кривее, чем она могла бы быть.
-- Ну, Наташа!
-- Мама! Это серьезно. Она что, жива? Ты представляешь, сколько ей сейчас лет?
-- Жива. Она работает. Ты понимаешь - она до сих пор работает. И не просто работает. Я видела минимум три раза ее портрет в газете - с учениками. А потом мы пошли гулять с Деем в нашем скверике, а там, справа от перехода, представляешь... в нашем скверике! лежит раскрытый журнал в грязи, на хорошей бумаге, глянцевый, цветной - а в нем Любовь Сергеевна, в окружении учеников.
-- Ужас. Почему она не сдохла? Стольких хороших людей за эти годы не стало. Почему она не сдохла?!
-- Прекрати!! Как ты можешь? Так вот... самое ужасное не в этом... и даже не в том, что я ее встречаю. Понимаешь... Она меня узнает, каждый раз, и... - мама сделала душераздирающую паузу, - все время задает один и тот же вопрос. Один и тот же: "А Наташа замуж не вышла?". Каждый раз!
-- Ну скажи ей - вышла, - удивилась я. - Что за проблема-то? Глядишь, и встречаться перестанет.
-- Точно, - сказала успевшая нарисоваться к этому времени Наташа. - А потом - что развелась!
-- А потом - что умерла.
-- Прекрати! - подпрыгнула мама.
-- А потом она тебя встретит! - не унималась Наташа.
-- И наконец-то сдохнет!
-- Ну вас! - вздохнула мама и погрузилась в свои грустные и вместе с тем светлые думы, мне совершенно не доступные. Я как-то привыкла за эти годы делить людей на людей и нелюдь, у меня с этим нет проблем. А мама упорно полагает этих, кожистых, коленчатых, с особым запахом, просто "плохими людьми". Или, как было написано выше, "очень, очень плохими людьми". А им в лицо тоже лгать нельзя. И посылать нельзя. И по морде нельзя. Потому что - ЛЮДИ.
Один раз мы с Любовь Сергеевной повздорили на тему русского языка (она нам его преподавала). Я ей сказала, что нельзя подписывать открытку "Дорогой, юный друг!" - через запятую. А она сказала - можно, это ведь однородные члены предложения.
Убей не пойму, почему я все время припоминаю ей именно это. Будь она просто неграмотной, я бы, встретив ее, тоже поздоровалась.
-- И кого же?
-- Любовь Сергеевну!
-- Что? Кого?! Она что, еще не умерла?! - Любовь Сергеевна была моей классной руководительницей с четвертого по восьмой классы и очень, очень плохим человеком. Экстремально плохим. Она была одним из тех инфернальных существ, которые так часто встречаются нам в начале жизни с тем, чтобы сделать всю ее, еще не прожитую, чуточку гаже и кривее, чем она могла бы быть.
-- Ну, Наташа!
-- Мама! Это серьезно. Она что, жива? Ты представляешь, сколько ей сейчас лет?
-- Жива. Она работает. Ты понимаешь - она до сих пор работает. И не просто работает. Я видела минимум три раза ее портрет в газете - с учениками. А потом мы пошли гулять с Деем в нашем скверике, а там, справа от перехода, представляешь... в нашем скверике! лежит раскрытый журнал в грязи, на хорошей бумаге, глянцевый, цветной - а в нем Любовь Сергеевна, в окружении учеников.
-- Ужас. Почему она не сдохла? Стольких хороших людей за эти годы не стало. Почему она не сдохла?!
-- Прекрати!! Как ты можешь? Так вот... самое ужасное не в этом... и даже не в том, что я ее встречаю. Понимаешь... Она меня узнает, каждый раз, и... - мама сделала душераздирающую паузу, - все время задает один и тот же вопрос. Один и тот же: "А Наташа замуж не вышла?". Каждый раз!
-- Ну скажи ей - вышла, - удивилась я. - Что за проблема-то? Глядишь, и встречаться перестанет.
-- Точно, - сказала успевшая нарисоваться к этому времени Наташа. - А потом - что развелась!
-- А потом - что умерла.
-- Прекрати! - подпрыгнула мама.
-- А потом она тебя встретит! - не унималась Наташа.
-- И наконец-то сдохнет!
-- Ну вас! - вздохнула мама и погрузилась в свои грустные и вместе с тем светлые думы, мне совершенно не доступные. Я как-то привыкла за эти годы делить людей на людей и нелюдь, у меня с этим нет проблем. А мама упорно полагает этих, кожистых, коленчатых, с особым запахом, просто "плохими людьми". Или, как было написано выше, "очень, очень плохими людьми". А им в лицо тоже лгать нельзя. И посылать нельзя. И по морде нельзя. Потому что - ЛЮДИ.
Один раз мы с Любовь Сергеевной повздорили на тему русского языка (она нам его преподавала). Я ей сказала, что нельзя подписывать открытку "Дорогой, юный друг!" - через запятую. А она сказала - можно, это ведь однородные члены предложения.
Убей не пойму, почему я все время припоминаю ей именно это. Будь она просто неграмотной, я бы, встретив ее, тоже поздоровалась.