И складно, В.О., да не ладно. Уж Вам ли не знать, что кроме либералов и "патриотов", есть другие, вменяемые люди. Когда-то и Вы про них свои песни слагали.
На Тверской, где шумно и красиво, Где стоит Центральный телеграф, Выпив-то всего бутылку пива, Я подвергся нарушенью прав.
Был двумя ментами с автоматом Схвачен и посажен в воронок, И хоть был ни чем не виноватым, Доказать я ничего не смог.
Упирался, как меня тащили, Грыз зубами клетку на окне, Только ни один правозащитник В этот час не вспомнил обо мне.
Был засунут в клетку, как в зверинец, Я такой же, в общем, как и все - Не чечен, не турок-месхетинец - За меня не вступится ПАСЭ.
Много раз дубинкой был ударен, Под слова угроз и хруст костей, Но так как не крымский я татарин, Не попал я в сводку новостей.
Истрепали по дороге нервы, Поломали плечевую кость, Что-то я не вижу Аллу Гербер - Это ж натуральный Холокост.
Пожалей меня Елена Боннэр, Пусть совсем не твой я контингент, Но мне тоже очень, очень больно, Когда бьет меня дубинкой мент.
Я избит, ограблен и обдурен, След насилья ниже поясницы, Где же ты священник Глеб Якунин? Где же вы врачи, что без границы?
Я банальный русский алкоголик, С каланчи высокой наплевал На меня, мычащего от боли, Знаменитый фонд «Мемориал».
Не баптист я, не пятидесятник, Не иеговист, не иудей. Я один из этих непонятных Русских, всем мешающих людей.
От рожденья перед всеми грешен, Не сектант, не гомосексуал, Никогда «Эмнести Интернэшнл» Обо мне вопрос не поднимал.
Ох, как трудно в обществе российском Быть не представителем меньшинств С паспортом с московскою пропиской, Кто ж еще я, если не фашист?
Отняли последнюю заначку, Напоследок выдали пинка. Выйду за ворота и заплачу - Как жизнь большинства ты не легка.
Да, были времена. В те времена Вас можно было пожалеть. А теперь пусть Вас Рубинштейн с Улицкой жалеют.
Уж Вам ли не знать, что кроме либералов и "патриотов", есть другие, вменяемые люди. Когда-то и Вы про них свои песни слагали.
На Тверской, где шумно и красиво,
Где стоит Центральный телеграф,
Выпив-то всего бутылку пива,
Я подвергся нарушенью прав.
Был двумя ментами с автоматом
Схвачен и посажен в воронок,
И хоть был ни чем не виноватым,
Доказать я ничего не смог.
Упирался, как меня тащили,
Грыз зубами клетку на окне,
Только ни один правозащитник
В этот час не вспомнил обо мне.
Был засунут в клетку, как в зверинец,
Я такой же, в общем, как и все -
Не чечен, не турок-месхетинец -
За меня не вступится ПАСЭ.
Много раз дубинкой был ударен,
Под слова угроз и хруст костей,
Но так как не крымский я татарин,
Не попал я в сводку новостей.
Истрепали по дороге нервы,
Поломали плечевую кость,
Что-то я не вижу Аллу Гербер -
Это ж натуральный Холокост.
Пожалей меня Елена Боннэр,
Пусть совсем не твой я контингент,
Но мне тоже очень, очень больно,
Когда бьет меня дубинкой мент.
Я избит, ограблен и обдурен,
След насилья ниже поясницы,
Где же ты священник Глеб Якунин?
Где же вы врачи, что без границы?
Я банальный русский алкоголик,
С каланчи высокой наплевал
На меня, мычащего от боли,
Знаменитый фонд «Мемориал».
Не баптист я, не пятидесятник,
Не иеговист, не иудей.
Я один из этих непонятных
Русских, всем мешающих людей.
От рожденья перед всеми грешен,
Не сектант, не гомосексуал,
Никогда «Эмнести Интернэшнл»
Обо мне вопрос не поднимал.
Ох, как трудно в обществе российском
Быть не представителем меньшинств
С паспортом с московскою пропиской,
Кто ж еще я, если не фашист?
Отняли последнюю заначку,
Напоследок выдали пинка.
Выйду за ворота и заплачу -
Как жизнь большинства ты не легка.
Да, были времена. В те времена Вас можно было пожалеть. А теперь пусть Вас Рубинштейн с Улицкой жалеют.
Reply
Leave a comment