Коммуна Ganas
Давно собиралась продолжить цикл о коммунах. В коммуну Ganas, о которой пойдет речь, я ездила где-то в начале зимы, так что многое уже забылось, и это жаль. Надо, конечно, записывать по свежим следам.
Обычно думают, что коммуны - они где-то обязательно в глуши, и мало кто знает, что в самом Нью-Йорке есть своя настоящая большая коммуна (где-то 75 человек). Узнала я о ней совершенно случайно: когда ехала на Конференцию Живота и Утробы, упомянула в разговоре с попутчицей, что интересуюсь communal ways of life, и она мне рассказала. По возвращении домой я быстренько списалась с представителями коммуны и напросилась на их традиционный пятничный ужин.
Ganas находится на Staten Island’e, минутах в 10-15 ходьбы от манхэттенского парома. То есть очень удобное сообщение с городом. Но я ехала из Бруклина, через мост Верразано на автобусе, потом несколько остановок по Staten Island’ской ветке метро. Быстро темнело, и было холодно, ветрено. В темноте район показался мне не слишком дружелюбным - какие-то не вполне трезвые мексиканцы - ну, пятница.
Ганас состоит из череды домов, стоящих высоко над улицей, как на высоком берегу реки - там такая каменная кладка, и поверху стоят дома, штук семь, наверно. С одной стороны улицы все дома им принадлежат, а с другой - некоторые «аффилиированные». Я потом узнала, что в одном из домов по ту сторону улицы можно не соблюдать правила коммуны - если кому нужно чем-то закинуться или что-то покурить, то это надо пойти вот в такой дом, это как бы нейтральная территория. Кто-то его купил, что ли, из бывших членов коммуны, чтобы жить рядом со всеми, но более независимо и не подчиняясь правилам. А одно из официальных правил коммуны - nothing illegal.
Я поднялась наверх на эту кручу и заглянула в одно из освещенных окон - там была большая столовая, накрывали ужин. Народ еще не собрался. Я зашла, там стояли столы по стенкам, на которых всякие вкусные салаты, овощи, разные виды мяса (они не вегетарианцы) много разных блюд. Сами они особенно ничего не выращивают, хотя у них есть за этой грядой домов зеленые дворы, в которых какие-то садики есть небольшие - но больше с травами, и мало кто этим делом всерьез занимается. Это городские жители, которые именно хотят жить в городе, со всеми его преимуществами.
Я подсела к одному, как оказалось, из отцов-основателей коммуны и стала к нему приставать с расспросами, что да как. Он рассказал про совет коммуны, который всем управляет и все решает, а основная масса - простые жители. Подошли две женщины, одна с маленьким ребенком - я пыталась с ними заговорить, но они сказали - вот поедим, потом будет Q&A session. Так у них заведено по гостевым этим пятницам.
Тут стали постепенно подтягиваться остальные обитатели коммуны. Стали себе накладывать разносолы и рассаживаться по комнате, по кругу, кто где. Ели довольно-таки молча, сосредоточенно, особо много не общались. На вид все были невероятные красавцы - особенно на фоне основного населения Стейтен Айленда. Щелкать фотоаппаратом было явно не к месту, хотя очень хотелось. Поэтому в качестве иллюстраций прилагаю чужие (зато красивые) фотографии, обнаруженные в сети. Там были люди разных цветов, возрастов и ориентаций, а также размеров - как, например, карлица, у которой был как раз день рождения, и на доске мелом было о том написано, поздравления.
Потом старейшина этот Джордж показал мне, как мыть тарелки. Всегда интересно, как в коммуне обустроен быт и распределены обязанности. Здесь человек идет как бы по конвееру и сам за собой все моет и убирает. В конце споласкивает тарелку в хлорке и ставит сушить. Поскольку ровно перед этим я была в сильно проэкологической коммуне, где все тщательно собирали и хранили писи и каки для удобрений, я была шокирована таким цинизмом и поинтересовалась, как же это так. Джордж махнул рукой - а, особого вреда не будет. Сказал это авторитетно, весомо, не подлежало обсуждению.
Потом часть народа отвалила, и началась сессия Q&A, причем началась она с меня. Мне учинили очень дотошный допрос и все про меня досконально вызнали. Дело в том, что коммуна открытая (что бывает не всегда), и каждый при желании может встать на лист ожидания и впоследствии там поселиться. Снимаешь как бы у них комнату, небольшую, и еда вся входит. Стоит 710 баксов в месяц (кто не понял, очень дешево). Ну и вот они привыкли интервьюировать потенциальных кандидатов. В числе вопросов был такой: «Как это ты из коммунистической страны, и интересуешься коммунальными видами общежития?» Рассказала про коммуналки и уплотнение, про колхозы. Слушали внимательно, кивали.
Потом все вдруг закричали: food chain! И устремились на улицу, в темноту. Там приехал грузовик с едой на неделю. В кузове огромные мешки и коробки. - Вот, - сказали мне, - твой шанс поучаствовать в общем деле. Я встала в food chain. Мы долго передавали мешки и коробки. Это было похоже на кадры из советской кинохроники и на фильм про берклийский People's Park. Мне мешки передавал коммунар по имени Майкл, лет 45-ти, томный и волоокий. У него была подвернута нога, и он заметно хромал. Когда он переваливал тяжелые коробки со своей груди на мою, между нами происходили энергетические процессы, как это, очевидно, и должно быть, когда коллектив становится единым телом. А я, в свою очередь, передавала мешки худенькой девочке в очках и с разноцветными косичками.
Когда покончили с food chain, проверка меня была сочтена завершенной, и мне предложили задавать вопросы. Отвечали, как кажется, хорошо и вдумчиво, но, как я поняла, никаких эзотерических тайн не выдали. Оказалось, что главная идеологическая подоплека коммуны - некий непрерывный психологический тренинг, основанный на концепте «возврата», feedback. Каждое утро они собираются вместе и прорабатывают членов общины по очереди (бывает, крайне нелицеприятно), и эта открытость является очень важной частью процесса осознания человеком себя и своих проблем. Я пыталась выспросить у них примеры такой работы. Они сказали: ну, например, кто-то жалуется, что его все не любят, с ним не общаются. А тут кто-то ему дает feedback: знаешь, когда к тебе подходишь, ты сразу делаешь такое мерзкое постное выражение лица, что всякое желание общаться пропадает! Вот такой feedback. Говорят, что, «конечно», много кто не выдерживает такого фидбэка и отсеивается.
Но многие так живут вот уже десятилетия с этим фидбэком (Ганас основан в 1979) и считают, что очень сильно улучшили себя. А вот недавно я прочитала в интернете, что, оказывается, одна бывшая обитательница общины пыталась застрелить самого главного основателя несколько лет назад. Там вышел конфликт, и она покинула общину. И потом стала ему угрожать А потом вообще подкараулила и начала стрелять, но не убила. Очевидно, feedback тут играл не последнюю роль. Также это было как-то связано с браками. Обитатели Ганаса мне этого не открыли, но у них там, конечно, процветают сложные и немоногамные отношения. Как они говорят, «экспериментальные».
В общем, чтобы больше понять о сектантской природе коммуны, следовало бы прийти на сешшены фидбэка, что я собираюсь, конечно, сделать.
Детей в коммуне почти нет, они бы здесь явно мешали. Мешали бы людям жить вместе и работать над собой в том ключе, как они это выбрали. Не так как на Ферме, где дети и пронатализм являются ключевыми моментами совместной жизни и самосовершенствования. Но они не то что прямо совсем против детей, просто не особенно за. Я так поняла, что я им понравилась, и они были готовы рассматривать мою кандидатуру, несмотря на наличие детей. Но, сказали, надо бы было прийти еще с детьми и с ними потусоваться тоже, посмотреть на их совместимость с жизнью и целями коммуны.
После встречи волоокий Майкл провел меня по домам, показал комнаты разных людей, маленькие и уютные. В каждом доме по нескольку комнат и какое-то общее место, to hang out. Видела еще парочку маленьких детей. Одна девочка лет трех сидела на диване и смотрела телевизор. Другой был младенец немецкой пары, которая остановилась в коммуне ненадолго в гостевой комнате (есть и такой вариант).
Майкл расскзал мне, что раньше у него была семья, двое детей, он работал костоправом и неплохо зарабатывал (тут же это все модно - всяческое целительство). Как-то раз приходил в эту коммуну, смотрел («вот как ты сейчас»). Когда семья развалилась, это показалось естественным продолжением жизни - перебраться в коммуну. Теперь он не работает, как-то подрабатывает прямо в коммуне (там есть такие опции - они держат несколько секонд-хендов и книжную лавку с кофейней; еще чего-то можно администрировать). - Майкл, - говорю, - а чего ты решил бросить работать? Майкл говорит: - А что - вот тебе, например, нравится работать? Так с нажимом спросил. Я прямо замялась. - Ну, - говорю, - мне многие вещи нравятся в моей работе антрополога. Я езжу в интересные места, разговариваю с людьми. - Да, ну да, антропология, - задумался Майкл. - Да, мы в колледже изучали все это - про Африку, про разные племена - интересно было.
Дауншифтинг - важный момент общинной жизни. Послать нафиг все общественные ценности и выстроить новые, неконвенциональные приоритеты - свободное время, работа над собой, выключенность (иллюзорная?) из массовых процессов и психозов. Впрочем, в этой коммуне как раз многие работают в городе, ездят на пароме. Не хотят уезжать на природу. Пытались организовать братскую коммуну в Апстейте - не получилось: «мы здесь все горожане».
Майкл все мне показал, и настало время уезжать. Уезжать еще не хотелось, но было надо. - Хочешь, я тебя отвезу на паром? - предложил Майкл. Я подумала - на машине. У них есть какие-то машины в общественном пользовании. - Ну, отвези, - говорю, - да. Майкл говорит: Я сейчас. Возвращается переодетый в кожаную куртку и с двумя шлемами. И выводит мотоцикл, старый-престарый, весь в каких-то заплатах. А холодно, морозит. Он заводит мотоцикл, а тот не заводится.
Я поняла: вот и настал мой смертный час, а что? Огромные змеи боа-констрикторы на Конференции Живота и Утробы меня душили - не задушили, а теперь вот какое дело. Я обхватила Майкла сзади, и мы покатили вниз по улице - сначала тихо, а потом разогнались. Вдруг стало очень, очень весело. Мотоцикл громко тарахтел, Майкл отчаянно форсил, и на поворотах надо было наклоняться на бок на 45 градусов. Вдалеке за проливом были видны огни Манхэттена.
Доехали очень быстро. Я чмокнула Майкла в щеку и заверила его, что это был незабываемый experience. Майкл сказал, что it was a brave thing to do, и чтоб я приходила кататься any time. Я помахала Майклу и взошла на паром. Вообще-то, это получался очень длинный путь до дома - сперва в Манхэттен, потом оттуда в Бруклин. Но зато очень красивый, оно того стоило. Сперва поездка на мотоцикле, а потом на пароме, мимо фосфорисцирующей в ночи статуи Свободы.
Все время было у меня в планах поехать на утренний фидбэк, но вот прошло уже полгода, а ни руки, ни ноги так и не дошли. Но я еще поеду, поеду. Может, подсознательно откладываю? Наверно, стремно выслушать нелицеприятный утренний фидбэк. Мало ли какие триггеры сработают - может, сразу захочется всех перестрелять!
Я бы, в принципе, вот такие места людям в городе показывала вместо обычных туристических. Кажется, что это экзотика, но для меня вот из таких locales складывается настоящий Нью-Йорк, настоящая Америка.
Обычно думают, что коммуны - они где-то обязательно в глуши, и мало кто знает, что в самом Нью-Йорке есть своя настоящая большая коммуна (где-то 75 человек). Узнала я о ней совершенно случайно: когда ехала на Конференцию Живота и Утробы, упомянула в разговоре с попутчицей, что интересуюсь communal ways of life, и она мне рассказала. По возвращении домой я быстренько списалась с представителями коммуны и напросилась на их традиционный пятничный ужин.
Ganas находится на Staten Island’e, минутах в 10-15 ходьбы от манхэттенского парома. То есть очень удобное сообщение с городом. Но я ехала из Бруклина, через мост Верразано на автобусе, потом несколько остановок по Staten Island’ской ветке метро. Быстро темнело, и было холодно, ветрено. В темноте район показался мне не слишком дружелюбным - какие-то не вполне трезвые мексиканцы - ну, пятница.
Ганас состоит из череды домов, стоящих высоко над улицей, как на высоком берегу реки - там такая каменная кладка, и поверху стоят дома, штук семь, наверно. С одной стороны улицы все дома им принадлежат, а с другой - некоторые «аффилиированные». Я потом узнала, что в одном из домов по ту сторону улицы можно не соблюдать правила коммуны - если кому нужно чем-то закинуться или что-то покурить, то это надо пойти вот в такой дом, это как бы нейтральная территория. Кто-то его купил, что ли, из бывших членов коммуны, чтобы жить рядом со всеми, но более независимо и не подчиняясь правилам. А одно из официальных правил коммуны - nothing illegal.
Я поднялась наверх на эту кручу и заглянула в одно из освещенных окон - там была большая столовая, накрывали ужин. Народ еще не собрался. Я зашла, там стояли столы по стенкам, на которых всякие вкусные салаты, овощи, разные виды мяса (они не вегетарианцы) много разных блюд. Сами они особенно ничего не выращивают, хотя у них есть за этой грядой домов зеленые дворы, в которых какие-то садики есть небольшие - но больше с травами, и мало кто этим делом всерьез занимается. Это городские жители, которые именно хотят жить в городе, со всеми его преимуществами.
Я подсела к одному, как оказалось, из отцов-основателей коммуны и стала к нему приставать с расспросами, что да как. Он рассказал про совет коммуны, который всем управляет и все решает, а основная масса - простые жители. Подошли две женщины, одна с маленьким ребенком - я пыталась с ними заговорить, но они сказали - вот поедим, потом будет Q&A session. Так у них заведено по гостевым этим пятницам.
Тут стали постепенно подтягиваться остальные обитатели коммуны. Стали себе накладывать разносолы и рассаживаться по комнате, по кругу, кто где. Ели довольно-таки молча, сосредоточенно, особо много не общались. На вид все были невероятные красавцы - особенно на фоне основного населения Стейтен Айленда. Щелкать фотоаппаратом было явно не к месту, хотя очень хотелось. Поэтому в качестве иллюстраций прилагаю чужие (зато красивые) фотографии, обнаруженные в сети. Там были люди разных цветов, возрастов и ориентаций, а также размеров - как, например, карлица, у которой был как раз день рождения, и на доске мелом было о том написано, поздравления.
Потом старейшина этот Джордж показал мне, как мыть тарелки. Всегда интересно, как в коммуне обустроен быт и распределены обязанности. Здесь человек идет как бы по конвееру и сам за собой все моет и убирает. В конце споласкивает тарелку в хлорке и ставит сушить. Поскольку ровно перед этим я была в сильно проэкологической коммуне, где все тщательно собирали и хранили писи и каки для удобрений, я была шокирована таким цинизмом и поинтересовалась, как же это так. Джордж махнул рукой - а, особого вреда не будет. Сказал это авторитетно, весомо, не подлежало обсуждению.
Потом часть народа отвалила, и началась сессия Q&A, причем началась она с меня. Мне учинили очень дотошный допрос и все про меня досконально вызнали. Дело в том, что коммуна открытая (что бывает не всегда), и каждый при желании может встать на лист ожидания и впоследствии там поселиться. Снимаешь как бы у них комнату, небольшую, и еда вся входит. Стоит 710 баксов в месяц (кто не понял, очень дешево). Ну и вот они привыкли интервьюировать потенциальных кандидатов. В числе вопросов был такой: «Как это ты из коммунистической страны, и интересуешься коммунальными видами общежития?» Рассказала про коммуналки и уплотнение, про колхозы. Слушали внимательно, кивали.
Потом все вдруг закричали: food chain! И устремились на улицу, в темноту. Там приехал грузовик с едой на неделю. В кузове огромные мешки и коробки. - Вот, - сказали мне, - твой шанс поучаствовать в общем деле. Я встала в food chain. Мы долго передавали мешки и коробки. Это было похоже на кадры из советской кинохроники и на фильм про берклийский People's Park. Мне мешки передавал коммунар по имени Майкл, лет 45-ти, томный и волоокий. У него была подвернута нога, и он заметно хромал. Когда он переваливал тяжелые коробки со своей груди на мою, между нами происходили энергетические процессы, как это, очевидно, и должно быть, когда коллектив становится единым телом. А я, в свою очередь, передавала мешки худенькой девочке в очках и с разноцветными косичками.
Когда покончили с food chain, проверка меня была сочтена завершенной, и мне предложили задавать вопросы. Отвечали, как кажется, хорошо и вдумчиво, но, как я поняла, никаких эзотерических тайн не выдали. Оказалось, что главная идеологическая подоплека коммуны - некий непрерывный психологический тренинг, основанный на концепте «возврата», feedback. Каждое утро они собираются вместе и прорабатывают членов общины по очереди (бывает, крайне нелицеприятно), и эта открытость является очень важной частью процесса осознания человеком себя и своих проблем. Я пыталась выспросить у них примеры такой работы. Они сказали: ну, например, кто-то жалуется, что его все не любят, с ним не общаются. А тут кто-то ему дает feedback: знаешь, когда к тебе подходишь, ты сразу делаешь такое мерзкое постное выражение лица, что всякое желание общаться пропадает! Вот такой feedback. Говорят, что, «конечно», много кто не выдерживает такого фидбэка и отсеивается.
Но многие так живут вот уже десятилетия с этим фидбэком (Ганас основан в 1979) и считают, что очень сильно улучшили себя. А вот недавно я прочитала в интернете, что, оказывается, одна бывшая обитательница общины пыталась застрелить самого главного основателя несколько лет назад. Там вышел конфликт, и она покинула общину. И потом стала ему угрожать А потом вообще подкараулила и начала стрелять, но не убила. Очевидно, feedback тут играл не последнюю роль. Также это было как-то связано с браками. Обитатели Ганаса мне этого не открыли, но у них там, конечно, процветают сложные и немоногамные отношения. Как они говорят, «экспериментальные».
В общем, чтобы больше понять о сектантской природе коммуны, следовало бы прийти на сешшены фидбэка, что я собираюсь, конечно, сделать.
Детей в коммуне почти нет, они бы здесь явно мешали. Мешали бы людям жить вместе и работать над собой в том ключе, как они это выбрали. Не так как на Ферме, где дети и пронатализм являются ключевыми моментами совместной жизни и самосовершенствования. Но они не то что прямо совсем против детей, просто не особенно за. Я так поняла, что я им понравилась, и они были готовы рассматривать мою кандидатуру, несмотря на наличие детей. Но, сказали, надо бы было прийти еще с детьми и с ними потусоваться тоже, посмотреть на их совместимость с жизнью и целями коммуны.
После встречи волоокий Майкл провел меня по домам, показал комнаты разных людей, маленькие и уютные. В каждом доме по нескольку комнат и какое-то общее место, to hang out. Видела еще парочку маленьких детей. Одна девочка лет трех сидела на диване и смотрела телевизор. Другой был младенец немецкой пары, которая остановилась в коммуне ненадолго в гостевой комнате (есть и такой вариант).
Майкл расскзал мне, что раньше у него была семья, двое детей, он работал костоправом и неплохо зарабатывал (тут же это все модно - всяческое целительство). Как-то раз приходил в эту коммуну, смотрел («вот как ты сейчас»). Когда семья развалилась, это показалось естественным продолжением жизни - перебраться в коммуну. Теперь он не работает, как-то подрабатывает прямо в коммуне (там есть такие опции - они держат несколько секонд-хендов и книжную лавку с кофейней; еще чего-то можно администрировать). - Майкл, - говорю, - а чего ты решил бросить работать? Майкл говорит: - А что - вот тебе, например, нравится работать? Так с нажимом спросил. Я прямо замялась. - Ну, - говорю, - мне многие вещи нравятся в моей работе антрополога. Я езжу в интересные места, разговариваю с людьми. - Да, ну да, антропология, - задумался Майкл. - Да, мы в колледже изучали все это - про Африку, про разные племена - интересно было.
Дауншифтинг - важный момент общинной жизни. Послать нафиг все общественные ценности и выстроить новые, неконвенциональные приоритеты - свободное время, работа над собой, выключенность (иллюзорная?) из массовых процессов и психозов. Впрочем, в этой коммуне как раз многие работают в городе, ездят на пароме. Не хотят уезжать на природу. Пытались организовать братскую коммуну в Апстейте - не получилось: «мы здесь все горожане».
Майкл все мне показал, и настало время уезжать. Уезжать еще не хотелось, но было надо. - Хочешь, я тебя отвезу на паром? - предложил Майкл. Я подумала - на машине. У них есть какие-то машины в общественном пользовании. - Ну, отвези, - говорю, - да. Майкл говорит: Я сейчас. Возвращается переодетый в кожаную куртку и с двумя шлемами. И выводит мотоцикл, старый-престарый, весь в каких-то заплатах. А холодно, морозит. Он заводит мотоцикл, а тот не заводится.
Я поняла: вот и настал мой смертный час, а что? Огромные змеи боа-констрикторы на Конференции Живота и Утробы меня душили - не задушили, а теперь вот какое дело. Я обхватила Майкла сзади, и мы покатили вниз по улице - сначала тихо, а потом разогнались. Вдруг стало очень, очень весело. Мотоцикл громко тарахтел, Майкл отчаянно форсил, и на поворотах надо было наклоняться на бок на 45 градусов. Вдалеке за проливом были видны огни Манхэттена.
Доехали очень быстро. Я чмокнула Майкла в щеку и заверила его, что это был незабываемый experience. Майкл сказал, что it was a brave thing to do, и чтоб я приходила кататься any time. Я помахала Майклу и взошла на паром. Вообще-то, это получался очень длинный путь до дома - сперва в Манхэттен, потом оттуда в Бруклин. Но зато очень красивый, оно того стоило. Сперва поездка на мотоцикле, а потом на пароме, мимо фосфорисцирующей в ночи статуи Свободы.
Все время было у меня в планах поехать на утренний фидбэк, но вот прошло уже полгода, а ни руки, ни ноги так и не дошли. Но я еще поеду, поеду. Может, подсознательно откладываю? Наверно, стремно выслушать нелицеприятный утренний фидбэк. Мало ли какие триггеры сработают - может, сразу захочется всех перестрелять!
Я бы, в принципе, вот такие места людям в городе показывала вместо обычных туристических. Кажется, что это экзотика, но для меня вот из таких locales складывается настоящий Нью-Йорк, настоящая Америка.