Признания ))
У огней фонарных теснятся клены, небо мелким-мелким туманом сеет. А слова мои, как всегда, мудрены - да и вовсе я их сказать не смею. Ни напевом саги - простым и грозным, ни одной из вис тебя не прославишь…
У тебя в глазах - золотые звезды, и ручьи в руках - лишь коснешься клавиш - оживают так, как сто тысяч весен под твоими пальцами оживали.
Возле окон бродит зима в обносках, кроет пятна луж ледяной эмалью. Засыпает к полночи город, полный суеты суетной - насущной были. Здесь на крышах пляшут радиоволны, а не ангелы - на церковных шпилях, здесь не угадаешь пути в тумане - ни дороги млечной, ни переулков… Лишь порою море во сне предстанет, с криком чаек, рокотом мерно-гулким.
Нет на свете больше такого слога, семь столетий долгих, как позабыт он, чтоб суметь поведать, как шаг твой легок, как цветами косы твои увиты, как идешь ты - первой из всех живущих, и сама весна тебе вслед ступает под напевы птиц в золотистых кущах…
Но слова в груди моей замирают.
Семь столетий, десять ли нам твердили, будто век наш - краток и быстротечен, оттого слова стали - легче пыли, не для висы - звук обедневшей речи, Все бумага стерпит, и вновь, и снова - пару строк черкнешь - и летят по свету. Что на свете нынче дешевле слова - вот гоняет ветер клочок газеты…
Да, в веках прошедших умолкли саги, и должно быть, дело мое пустое.
Но опять пишу на листках бумаги тот напев, что был бы тебя достоин.
У тебя в глазах - золотые звезды, и ручьи в руках - лишь коснешься клавиш - оживают так, как сто тысяч весен под твоими пальцами оживали.
Возле окон бродит зима в обносках, кроет пятна луж ледяной эмалью. Засыпает к полночи город, полный суеты суетной - насущной были. Здесь на крышах пляшут радиоволны, а не ангелы - на церковных шпилях, здесь не угадаешь пути в тумане - ни дороги млечной, ни переулков… Лишь порою море во сне предстанет, с криком чаек, рокотом мерно-гулким.
Нет на свете больше такого слога, семь столетий долгих, как позабыт он, чтоб суметь поведать, как шаг твой легок, как цветами косы твои увиты, как идешь ты - первой из всех живущих, и сама весна тебе вслед ступает под напевы птиц в золотистых кущах…
Но слова в груди моей замирают.
Семь столетий, десять ли нам твердили, будто век наш - краток и быстротечен, оттого слова стали - легче пыли, не для висы - звук обедневшей речи, Все бумага стерпит, и вновь, и снова - пару строк черкнешь - и летят по свету. Что на свете нынче дешевле слова - вот гоняет ветер клочок газеты…
Да, в веках прошедших умолкли саги, и должно быть, дело мое пустое.
Но опять пишу на листках бумаги тот напев, что был бы тебя достоин.