Один день в Москве.
Ливень с утра загнал меня в метро, хотя направлялась я в пиццерию через дорогу. Порыв ветра вперемешку с таким дождем, от которого мгновенно вскипели белым пешеходные зебры, толкнул меня к стеклянным дверям, навстречу знакомому горячему ветру, два сквозняка встретились, взметнув мне волосы, и я остро ощутила, что вокруг Москва.
В вареничной, выдержанной в духе отчаянной ностальгии по СССР, пожилая симпатичная тетка, поравнявшись с нашим столиком, сказала:
- Добрый день!
Мы подняли головы. Она продолжила:
- Сюда осталось только меня посадить - как живую древность и раритет. Все тут у них как из моей молодости, хожу и смотрю: а, вот такой приемник у меня был, я его вынесла, и вот это вынесла...
Так она завершила свой монолог и двинулась вглубь кафе. А на обратном пути - притормозила на лестнице, где вся стена отделана черно-белыми фото (ковер, газировка, очередь за хлебом), и долго, пристально всматривалась в одно, изображавшее советскую свадебную пару на фоне советского автомобильчика и, кажется, советской Москвы.
Я дошла по набережной до Киевского и в очередной раз поразилась тому, какой болотоподобной может быть судоходная вроде река, с листьями вроде кувшинковых, с прядями пушистой речной травы, колеблемой слабым течением. Русалки в ней должны быть хвостатые, хабалистые, с серыми глазами. Когда у меня устали ноги ходить по ровному, я села на скамеечку с видом на Москва-Сити, голубой и розовый на просвет. Вблизи ливня краски Москвы становятся нежными и тёплыми. В Питере становятся - грозными... На соседней скамеечке две молоденькие девчонки живо обсуждали рэпера Оксиморона. Мимо прошла многодетная мусульманская семья - мама в хиджабе, четверо детей гуськом за ней, пятого, самого маленького, катит в колясочке отец. Прошли совсем близко, а мир у них совсем параллельный. Что им рэп-батлы, изнанка высокой культуры. Так же параллельна, наверное, была мимохожему парню тетка, бодро предлагавшая встречным: «На Мунка без очереди!». Не уверена, что он вообще понял, что это за намунка такая. А между тем очередь из желающих попасть на выставку Мунка в Третьяковку выстроилась на всю улицу.
В вареничной, выдержанной в духе отчаянной ностальгии по СССР, пожилая симпатичная тетка, поравнявшись с нашим столиком, сказала:
- Добрый день!
Мы подняли головы. Она продолжила:
- Сюда осталось только меня посадить - как живую древность и раритет. Все тут у них как из моей молодости, хожу и смотрю: а, вот такой приемник у меня был, я его вынесла, и вот это вынесла...
Так она завершила свой монолог и двинулась вглубь кафе. А на обратном пути - притормозила на лестнице, где вся стена отделана черно-белыми фото (ковер, газировка, очередь за хлебом), и долго, пристально всматривалась в одно, изображавшее советскую свадебную пару на фоне советского автомобильчика и, кажется, советской Москвы.
Я дошла по набережной до Киевского и в очередной раз поразилась тому, какой болотоподобной может быть судоходная вроде река, с листьями вроде кувшинковых, с прядями пушистой речной травы, колеблемой слабым течением. Русалки в ней должны быть хвостатые, хабалистые, с серыми глазами. Когда у меня устали ноги ходить по ровному, я села на скамеечку с видом на Москва-Сити, голубой и розовый на просвет. Вблизи ливня краски Москвы становятся нежными и тёплыми. В Питере становятся - грозными... На соседней скамеечке две молоденькие девчонки живо обсуждали рэпера Оксиморона. Мимо прошла многодетная мусульманская семья - мама в хиджабе, четверо детей гуськом за ней, пятого, самого маленького, катит в колясочке отец. Прошли совсем близко, а мир у них совсем параллельный. Что им рэп-батлы, изнанка высокой культуры. Так же параллельна, наверное, была мимохожему парню тетка, бодро предлагавшая встречным: «На Мунка без очереди!». Не уверена, что он вообще понял, что это за намунка такая. А между тем очередь из желающих попасть на выставку Мунка в Третьяковку выстроилась на всю улицу.