To Moscow, with love and hatred.
Я стояла на крыльце московской консерватории, и слушала колокольный звон. Из высоких окон, распахнутых в летний вечер, медленным ливнем опускались в сценически просторный двор и на мою запрокинутую голову звуки музыки, обрывочные, отдаленные, зовущие. А через дорогу какая-то из бесчисленных московских церквушек звонила во все колокола. Две музыки смешивались, не смешиваясь. И летел тополиный пух (пух был частью оркестра), целые стаи его в золотом предвечернем воздухе той Москвы, которую я могла бы любить.
Тем вечером мне хотелось поскорее смотать в Питер и отдохнуть от Москвы, потому что она меня выбивает из равновесия. Я знала, что стоит выйти из поезда, и первые встречные сразу покажутся знакомыми, интонации - привычными, ветер - родным, только уж очень обозленным. Все будет отлично, совсем не так, как в Москве, Москве яркой, звонкой, утомительной, провинциальной. Но я знала уже по опыту, что именно ее я буду помнить глубже Питера. Питер нет нужды помнить. Он понятный, знакомый, в чем-то лучше, в чем-то хуже Владивостока - вариант, альтернатива, равноценная замена. Москва - иная планета.
Да в Москве даже селфи какие-то странные получаются))
А вот виды из окна - какие надо.
Тем вечером мне хотелось поскорее смотать в Питер и отдохнуть от Москвы, потому что она меня выбивает из равновесия. Я знала, что стоит выйти из поезда, и первые встречные сразу покажутся знакомыми, интонации - привычными, ветер - родным, только уж очень обозленным. Все будет отлично, совсем не так, как в Москве, Москве яркой, звонкой, утомительной, провинциальной. Но я знала уже по опыту, что именно ее я буду помнить глубже Питера. Питер нет нужды помнить. Он понятный, знакомый, в чем-то лучше, в чем-то хуже Владивостока - вариант, альтернатива, равноценная замена. Москва - иная планета.
Да в Москве даже селфи какие-то странные получаются))
А вот виды из окна - какие надо.