Вчера умер Исао Такахата.
Он не был вторым Миядзаки, потому что Миядзаки "гений, и таких больше не будет", как не будет второго Толкина. Но он был его соратник, второй после первого. Его последней лентой стала акварельная "Кагуя", словно нарисованная небрежной кистью на легкой бумаге.
Когда мы с мамой смотрели его "Еще вчера", она смеялась и говорила, что узнает свое детство из советских шестидесятых в истории этой японской девочки. Такие разные миры, но эпоха одна на всех. Так же было с миядзаковским "Ветром" - мы плакали с ней на два голоса в кино, потому что обе понимали, о чем это, о какой эпохе. О какой утрате.
А Миядзаки, объявивший "Ветер крепчает" своей прощальной лентой, снова рисует. Он умрет с кистью в руках когда-нибудь. Это такие... зубробизоны двадцатого века, точно знающие, что такое красота и что такое печаль. Остывающий мир, Профессор, остынет до конца не скоро. Но такие, как вы и Такахата, в нем тоже вновь появятся нескоро.
Когда мы с мамой смотрели его "Еще вчера", она смеялась и говорила, что узнает свое детство из советских шестидесятых в истории этой японской девочки. Такие разные миры, но эпоха одна на всех. Так же было с миядзаковским "Ветром" - мы плакали с ней на два голоса в кино, потому что обе понимали, о чем это, о какой эпохе. О какой утрате.
А Миядзаки, объявивший "Ветер крепчает" своей прощальной лентой, снова рисует. Он умрет с кистью в руках когда-нибудь. Это такие... зубробизоны двадцатого века, точно знающие, что такое красота и что такое печаль. Остывающий мир, Профессор, остынет до конца не скоро. Но такие, как вы и Такахата, в нем тоже вновь появятся нескоро.