Никессен
Сегодня погодка исправилась. То есть испортилась. Стало туманно, и жарко, и мокро, и радостно листве, и я решила, что сегодня подходящий вечер, чтобы выложить последнюю сказку из тех школьных переводов. Она такая... туманная. Быличка. С острова Мэн. За правильность передачи имен не ручаюсь. Они не то чтобы английские.
НИКЕССЕН
Много-много лет назад, в ноябре, некий фермер - Финло Корлетт звали его - перебрался жить вместе с женой по имени Илиш и детьми на ферму Глен Рой, что в лонанском приходе. Это была славная маленькая ферма, окруженная отличными пастбищами, равнинными и горными, с никогда не мелеющей речкой в долине внизу.
У Финло и Илиш было трое детей. Робин, старший, помогал отцу на ферме. А Несси, средняя, помогала матери делать масло и сыр. Вдобавок она была мастерица на все руки, умела и прясть, и шить. Дэррэдей, младшая, была еще мала для дел посерьезней, но уже собирала яйца за курицами, пасла телят, доила корову Пятнашку, которую считала своей собственной. Когда выдавалась свободная минутка, она играла с Моной, своей овчаркой, и во всем мире не нашлось бы более верных друзей, чем Дэррэдей и Мона. Они были не разлей вода.
Конечно, Финло и Илиш любили всех детей одинаково. Но в Дэрредей, казалось, было что-то такое, чем старшие не отличались. У нее было светлое, веселое личико, и она любила пошутить, и день-деньской ее звонкое пение звучало на ферме - то здесь, то там.
Поначалу удача была на стороне Финло: овцы и коровы не хворали, урожай намечался отменный. Но весь приход знал, что есть у фермы один… недостаток. В реке, что текла по нижней долине, был омут, назывался он Никессен. Вокруг этого темного омута росли только березы, да ясени, да ольха - и ни одного доброго дерева поблизости. Ни рябины, ни орешника.
- Не гоняй туда телят, - советовали Финло соседи. - И смотри, чтобы ограда в долине не расшаталась. Омут тот - странное место. Он даже летом холоден как лед, и еще ни один рыбак не измерил его глубины. Слышал я как-то…
Кто там чего слышал, Финло так и не узнал. Потому что никогда не слушал. Он, правда, не подпускал скотину к омуту и ограду в полях укрепил, но особенного внимания на слова соседей не обращал. «Болтовня, вот и все», - посмеивался он.
Илиш гораздо больше встревожили рассказы соседей. Раз или два, в лунные ночи, они слышали далекие голоса, музыку и пение. Узнав об этом, она испуганно сказала мужу:
- Это из Никессена! Это кто-то из Никессена поднялся сюда, в верхний мир, за кем-нибудь из нас…
Финло только рассмеялся:
- Люди возвращались с пирушки, вот тебе и пение. Надо же такое придумать - «кто-то из Никессена»!
Но Илиш вовсе не была уверена в его правоте.
- Там, в Никессене, кто-то живет. Чудные какие-то, чужие. Люди видели высокого человека, выше, чем все здешние. Со сверкающими светлыми волосами. Прямо как золото. И других тоже, только попроще…
- А ты слушай больше! - ответил Финло.
Время шло, а Финло все никак не мог пустить в дело поле рядом с омутом. И вот однажды он увидел, какая там растет прекрасная густая трава, и сказал себе: «Ну разве можно такой траве пропадать без пользы? Буду пасти здесь телят. Да вот хотя бы этих шестерых - парочку черных, парочку белых, парочку бурых… хорошие телята, прыткие, как кузнечики!».
- Ограда крепкая, - сказал он жене. - Никуда телята не денутся.
И на следующее утро Дэррэдей выгнала телят в поле и закрыла за ними воротца.
С неделю все шло отлично. Одним прекрасным майским утром Финло взял Робина, Несси и Дэррэдей на ярмарку. Возвращаться им пришлось поздно, потому что вечер выдался туманный, и Финло опасался гнать лошадей.
- Ну-ка, добрая душа, загони телят домой, мы пока с Робином коров подоим, - сказал отец Дэррэдей.
В клубящемся сумеречном тумане Дэррэдей спустилась в долину, чтобы покликать телят.
- Домой, домой, домой пора, - сзывала она их. И они прибежали на звуки ее голоса. Все, кроме одного.
- Домой, домой, ко мне! - снова закричала она. Без толку. Тогда она отвела домой пятерых телят, решив, что потом вернется и поищет последнего.
- Несси! Робин! Идите помогите сестре искать теленка, - велел отец.
Они искали пропавшего теленка и в зарослях шиповника, и в кустах дрока, и в боярышнике, но нигде не могли найти.
- Самый лучший теленок был, - сказал отец, который тоже пришел помочь им в поисках. - С белой звездочкой во лбу. Странно. Ограда вроде крепкая, и на траве у омута никаких следов.
- Говорили мы тебе, чтобы ты не гонял стада к Никессену, - сказали соседи, узнав, что произошло.
- Никессен здесь не при чем! - резко ответил Финло.
- Знаешь что, - заметила Илиш, - куда бы теленок ни подевался… если он все еще в здешнем мире, то очень странно, почему ты никак не можешь его найти.
Через пару дней Финло сказал жене:
- Нельзя больше терять телят. А на поляне у омута растет прекрасная трава. Что если Дэррэдей завтра пойдет постережет их?
- Никогда! - воскликнула Илиш.
- А почему нет? Что ей сделается? Она будет недалеко от дома. И не одна, а с Моной.
Илиш совсем не понравилась эта идея. Она сначала даже слушать Финло не хотела. Но в конце концов, когда Дэрредей дала честное слово, что и близко не подойдет к омуту, а если с телятами что-нибудь случится, сразу побежит домой и скажет отцу, мать уступила.
На следующее утро Дэррэдей и Мона отправились пасти телят вместе. Дэррэдей честно приглядывала за стадом, но все-таки находила время нарвать примулы на речном берегу, поиграть с Моной в прятки среди зарослей боярышника, поплескаться в реке - подальше от омута, конечно. И им было хорошо вдвоем.
Так прошел тот день, и множество других дней. Примулы в долине уступили место голубым колокольчикам, а те, в свою очередь - диким желтым розам, наполнившим долину своим ароматом. Однажды, к удивлению матери, Дэррэдей пригнала телят домой задолго до наступления темноты.
- Почему ты вернулась так рано? - спросила мать, которая как раз пекла пироги.
- Я думала, ты меня звала…
- Да нет. Не звала.
- Но я слышала твой голос. Ты сказала: «Иди сюда, Дэррэдей, ты мне нужна».
- Нет, дитя, - возразила Илиш, слегка изменившись в лице. - Это точно была не я. Но ты правильно сделала, что вернулась.
- Еще рано, - сказала Дэррэдей. - Может, мне отвести телят обратно?
- Нет, ни в коем случае! Загони скотину в хлев. Пусть отдыхает. Я хочу сказать тебе кое-что. Если ты вдруг услышишь, как кто-то зовет тебя по имени рядом с Никессеном, никогда не отвечай. Никогда! Никогда не говори: «Я здесь». Обещай мне это, дитя, и, если пойдешь к омуту, я буду спокойна за тебя.
Дэррэдей долго твердила, что не забудет, что обещает, и мать наконец успокоилась. Летние дни летели один за другим, а Дэррэдей с Моной пасли телят у самого Никессена без всяких происшествий.
Но однажды вечером Дэррэдей не вернулась с пастбища в назначенное время. Когда мать вышла за дверь поискать ее, она увидела, что с гор ползет вечерняя мгла, а долину залил туман с моря, и она почувствовала прикосновение его холодных пальцев. Она обернулась к столу, накрытому для ужина. Ей подумалось, что яркое пламя в камине и горящие свечи словно приглашают войти. Согревают сердце - даром, что лето на дворе. Вдруг за дверью раздался громкий лай. Это была Мона. Мона, которая лаяла всегда, если рядом не было Дэррэдей.
- Финло! Робин! Несси! - закричала Илиш. - Скорее бегите искать Дэррэдей!
И они побросали все свои дела и кинулись на поиски.
«Дэррэдей, Дэррэдей, Дэррэдей!» - звали они ее в полях, у омута, и внизу, в долине, но она исчезла без следа. Вечером весть дошла до соседей, и те вышли помочь. Но тоже не нашли Дэррэдей.
- Ведь мы говорили тебе, Финло, - сказали они в итоге. - Люди в Никессене пропадают без следа, и в мире живых их больше не увидеть. А ты задирал нос и смеялся над нами. Это кто-то из Никессена забрал ее, как того теленка. Нечего искать больше.
Но мать ничего не желала слушать.
- Моя дочь обещала мне, - сказала она. - А Дэррэдей всегда держит слово. Куда бы, почему бы она ни ушла, по своей воле она бы этого не сделала. Ее обманули. Надо вернуть ее. Ничто не заставит меня отказаться от надежды.
В ту ночь, как и в следующую, Финло и Илиш по очереди выходили за ворота и звали Дэррэдей, бродили по долине. И так до самого рассвета. Прошла пара дней, но Дэррэдей не появилась. Утром третьего дня Илиш сидела на кухне, пытаясь заставить себя поесть, как вдруг ее осенило. Меньше, чем за минуту, она собралась, надела свой лучший плащ и чепец - и была готова отправиться в путь.
- Куда ты? - спросил Финло.
- Я иду к священнику, - ответила она.
- К священнику? А что тебе от него надо?
- Скажу, когда вернусь, - ответила она и с этими словами выбежала за дверь - только юбки взметнулись.
- Заходите, миссис Корлетт, - не слишком дружелюбно сказал старый священник. - Я слышал, вы попали в беду, и, судя по тому, что именно я слышал, этого следовало ожидать. Вы ведь позволили своему ребенку в одиночестве бродить без дела у Никессена!..
Очень высоким и суровым показался он ей, но Илиш была полна решимости вернуть Дэррэдей, и отбросила всякий страх.
- Это все не так. Мы не позволяли ей бродить у Никессена без дела. Она пасла там телят. За все лето ничего не произошло. И вот только позавчера… Она дала мне слово, когда пошла туда, и я думаю, что те, из Никессена, обманом затянули ее к себе.
Услышав это, старик совсем другим тоном сказал:
- Сядьте, миссис Корлетт. Расскажите мне всю историю.
Он выслушал рассказ Илиш и спросил:
- И чем я могу помочь вам, миссис?
- Верю, - ответила Илиш, - что если я скажу какие-то правильные слова, глядя в омут, это поможет вернуть Дэррэдей. Только я не знаю, какие слова надо сказать. За этим-то я пришла.
- Ну что ж, - произнес старик. - Я объясню тебе, что нужно делать. В первую же туманную ночь идите вместе с Финло к омуту. Спрячьтесь в зарослях и молчите. Не говорите ни слова, пока не увидите тех, кто выйдет из омута. Тогда настанет время говорить.
И он поведал Илиш правильные слова.
В ту же самую ночь - она выдалась туманной - Илиш и Финло по совету священника пришли к омуту и спрятались за ольхой, березой и ясенем. Сначала все было тихо, ни звука, ни птичьего вскрика не проникало сквозь туман. Затем, сначала еле слышно, но все яснее и яснее, донеслись до них голоса, музыка и пение. И призрачные силуэты стали выходить из омута на берег. Последний из них был выше ростом, чем остальные, и его светлые волосы сверкали как золото, и он вел за руку Дэррэдей.
Как только Илиш увидела дочь, она крикнула из всех сил, как учил старик:
- Дэррэдей, иди к маме и папе!
И затем:
- Именем Отца, и Сына, и Святого Духа, я приказываю вам вернуть мне ребенка!
И только прозвучали эти слова - затрепетали кусты, в омуте раздался плеск, голоса стихли. И только Дэррэдей стояла одна на траве возле омута.
Илиш бросилась к дочери, подхватила ее на руки. «Дэррэдей, доченька, ты цела!» - только и смогла она выговорить.
- Мама! Папа! - закричала Дэррэдей, когда они принесли ее домой и посадили перед очагом.
- Где это я? - спросила она, как человек, только что очнувшийся от долгого сна. Ее глаза были затуманенными и сонными.
- Ты дома, на кухне, - ответила ей мать.
Дэррэдей обвела взглядом кухню, и глаза ее прояснились и засияли, когда она увидела родителей, брата и сестру, которые ждали ее к ужину. И Мону, от радостного лая которой звенела вся кухня.
- Да, - сказала Дэррэдей, - вот такими я вас и вспоминала все время, пока была там.
- Ешь, дочка, - сказала Илиш, и Дэррэдей съела ломоть хлеба, запивая молоком, и румянец начал возвращаться на ее бледные щеки.
- Мама, они обманули меня, те, из Никессена.
- Да, дитя, я знаю.
- Я не нарушала обещания. Они сказали: «Это я. Твоя мать. Я за тобой пришла, отведу тебя домой, чтобы ты не заблудилась в тумане. Ты здесь?». Сначала я не отвечала. А они все звали. Долго-долго. Когда я услышала: «Дочка, это же я! Не прячься от меня. Тебе нечего бояться», я поверила, что это вправду ты. Я ответила, и они меня утащили. Я ничего не могла сделать, чтобы их остановить.
Она замолчала, чтобы перевести дыхание, и затем продолжала:
- Как тени они были, но очень сильные. И они увлекли меня с собой, вниз, вниз, вниз. Вниз в сияющую страну, где все сверкало и светилось, и музыка была, и пение. Они предложили мне поесть. У них там роскошная еда: фрукты, пирожные и вино. Большие желтые апельсины, яркие красные яблоки, все это на золотых блюдах, и вино в серебряных кубках, и пирожные на серебряных тарелках… Но я ничего брать не стала, потому что знала - все это обман. Я была голодная, а они мне все совали свою еду, приговаривали: «Попробуй, попробуй!». Но я думала обо всех вас, как вы сидите тут, на кухне, и стол накрыт для ужина, вот как сейчас, и есть хлеб, молоко, пироги, сыр и творог. А в камине огонь ярко пылает, и Мона сидит близ него, и блестят медные подсвечники и дедушкины часы. И сколько бы они не предлагали мне поесть, я отвечала: «Нет, ничего не хочу!», и снова представляла вас. И даже не притронулась к их фруктам.
- Ну, теперь ты дома, цела и невредима, и стол накрыт, и можно ужинать, - сказала ей мать. - Ведь это хорошая еда, настоящая, а ты наголодалась.
Дэррэдей принялась за еду и отлично поужинала. А кто бы сделал иначе после трех голодных суток?
Сразу после очередной ноябрьской ярмарки Финло Корлетт с семьей уехал из Глен Роя и купил ферму в другом приходе, могольдском, где Дэррэдей и выросла вдали от опасного омута. Иные говорили, будто бы иногда Дэррэдей бывает рассеянна и мечтательна, словно слышит голоса и музыку, неслышимые остальным. Но мать и отец ее возражали, что не замечают за дочерью ничего подобного. Она совсем не изменилась - только стала им еще дороже из-за того, что случилось с ней тем странным летом.
НИКЕССЕН
Много-много лет назад, в ноябре, некий фермер - Финло Корлетт звали его - перебрался жить вместе с женой по имени Илиш и детьми на ферму Глен Рой, что в лонанском приходе. Это была славная маленькая ферма, окруженная отличными пастбищами, равнинными и горными, с никогда не мелеющей речкой в долине внизу.
У Финло и Илиш было трое детей. Робин, старший, помогал отцу на ферме. А Несси, средняя, помогала матери делать масло и сыр. Вдобавок она была мастерица на все руки, умела и прясть, и шить. Дэррэдей, младшая, была еще мала для дел посерьезней, но уже собирала яйца за курицами, пасла телят, доила корову Пятнашку, которую считала своей собственной. Когда выдавалась свободная минутка, она играла с Моной, своей овчаркой, и во всем мире не нашлось бы более верных друзей, чем Дэррэдей и Мона. Они были не разлей вода.
Конечно, Финло и Илиш любили всех детей одинаково. Но в Дэрредей, казалось, было что-то такое, чем старшие не отличались. У нее было светлое, веселое личико, и она любила пошутить, и день-деньской ее звонкое пение звучало на ферме - то здесь, то там.
Поначалу удача была на стороне Финло: овцы и коровы не хворали, урожай намечался отменный. Но весь приход знал, что есть у фермы один… недостаток. В реке, что текла по нижней долине, был омут, назывался он Никессен. Вокруг этого темного омута росли только березы, да ясени, да ольха - и ни одного доброго дерева поблизости. Ни рябины, ни орешника.
- Не гоняй туда телят, - советовали Финло соседи. - И смотри, чтобы ограда в долине не расшаталась. Омут тот - странное место. Он даже летом холоден как лед, и еще ни один рыбак не измерил его глубины. Слышал я как-то…
Кто там чего слышал, Финло так и не узнал. Потому что никогда не слушал. Он, правда, не подпускал скотину к омуту и ограду в полях укрепил, но особенного внимания на слова соседей не обращал. «Болтовня, вот и все», - посмеивался он.
Илиш гораздо больше встревожили рассказы соседей. Раз или два, в лунные ночи, они слышали далекие голоса, музыку и пение. Узнав об этом, она испуганно сказала мужу:
- Это из Никессена! Это кто-то из Никессена поднялся сюда, в верхний мир, за кем-нибудь из нас…
Финло только рассмеялся:
- Люди возвращались с пирушки, вот тебе и пение. Надо же такое придумать - «кто-то из Никессена»!
Но Илиш вовсе не была уверена в его правоте.
- Там, в Никессене, кто-то живет. Чудные какие-то, чужие. Люди видели высокого человека, выше, чем все здешние. Со сверкающими светлыми волосами. Прямо как золото. И других тоже, только попроще…
- А ты слушай больше! - ответил Финло.
Время шло, а Финло все никак не мог пустить в дело поле рядом с омутом. И вот однажды он увидел, какая там растет прекрасная густая трава, и сказал себе: «Ну разве можно такой траве пропадать без пользы? Буду пасти здесь телят. Да вот хотя бы этих шестерых - парочку черных, парочку белых, парочку бурых… хорошие телята, прыткие, как кузнечики!».
- Ограда крепкая, - сказал он жене. - Никуда телята не денутся.
И на следующее утро Дэррэдей выгнала телят в поле и закрыла за ними воротца.
С неделю все шло отлично. Одним прекрасным майским утром Финло взял Робина, Несси и Дэррэдей на ярмарку. Возвращаться им пришлось поздно, потому что вечер выдался туманный, и Финло опасался гнать лошадей.
- Ну-ка, добрая душа, загони телят домой, мы пока с Робином коров подоим, - сказал отец Дэррэдей.
В клубящемся сумеречном тумане Дэррэдей спустилась в долину, чтобы покликать телят.
- Домой, домой, домой пора, - сзывала она их. И они прибежали на звуки ее голоса. Все, кроме одного.
- Домой, домой, ко мне! - снова закричала она. Без толку. Тогда она отвела домой пятерых телят, решив, что потом вернется и поищет последнего.
- Несси! Робин! Идите помогите сестре искать теленка, - велел отец.
Они искали пропавшего теленка и в зарослях шиповника, и в кустах дрока, и в боярышнике, но нигде не могли найти.
- Самый лучший теленок был, - сказал отец, который тоже пришел помочь им в поисках. - С белой звездочкой во лбу. Странно. Ограда вроде крепкая, и на траве у омута никаких следов.
- Говорили мы тебе, чтобы ты не гонял стада к Никессену, - сказали соседи, узнав, что произошло.
- Никессен здесь не при чем! - резко ответил Финло.
- Знаешь что, - заметила Илиш, - куда бы теленок ни подевался… если он все еще в здешнем мире, то очень странно, почему ты никак не можешь его найти.
Через пару дней Финло сказал жене:
- Нельзя больше терять телят. А на поляне у омута растет прекрасная трава. Что если Дэррэдей завтра пойдет постережет их?
- Никогда! - воскликнула Илиш.
- А почему нет? Что ей сделается? Она будет недалеко от дома. И не одна, а с Моной.
Илиш совсем не понравилась эта идея. Она сначала даже слушать Финло не хотела. Но в конце концов, когда Дэрредей дала честное слово, что и близко не подойдет к омуту, а если с телятами что-нибудь случится, сразу побежит домой и скажет отцу, мать уступила.
На следующее утро Дэррэдей и Мона отправились пасти телят вместе. Дэррэдей честно приглядывала за стадом, но все-таки находила время нарвать примулы на речном берегу, поиграть с Моной в прятки среди зарослей боярышника, поплескаться в реке - подальше от омута, конечно. И им было хорошо вдвоем.
Так прошел тот день, и множество других дней. Примулы в долине уступили место голубым колокольчикам, а те, в свою очередь - диким желтым розам, наполнившим долину своим ароматом. Однажды, к удивлению матери, Дэррэдей пригнала телят домой задолго до наступления темноты.
- Почему ты вернулась так рано? - спросила мать, которая как раз пекла пироги.
- Я думала, ты меня звала…
- Да нет. Не звала.
- Но я слышала твой голос. Ты сказала: «Иди сюда, Дэррэдей, ты мне нужна».
- Нет, дитя, - возразила Илиш, слегка изменившись в лице. - Это точно была не я. Но ты правильно сделала, что вернулась.
- Еще рано, - сказала Дэррэдей. - Может, мне отвести телят обратно?
- Нет, ни в коем случае! Загони скотину в хлев. Пусть отдыхает. Я хочу сказать тебе кое-что. Если ты вдруг услышишь, как кто-то зовет тебя по имени рядом с Никессеном, никогда не отвечай. Никогда! Никогда не говори: «Я здесь». Обещай мне это, дитя, и, если пойдешь к омуту, я буду спокойна за тебя.
Дэррэдей долго твердила, что не забудет, что обещает, и мать наконец успокоилась. Летние дни летели один за другим, а Дэррэдей с Моной пасли телят у самого Никессена без всяких происшествий.
Но однажды вечером Дэррэдей не вернулась с пастбища в назначенное время. Когда мать вышла за дверь поискать ее, она увидела, что с гор ползет вечерняя мгла, а долину залил туман с моря, и она почувствовала прикосновение его холодных пальцев. Она обернулась к столу, накрытому для ужина. Ей подумалось, что яркое пламя в камине и горящие свечи словно приглашают войти. Согревают сердце - даром, что лето на дворе. Вдруг за дверью раздался громкий лай. Это была Мона. Мона, которая лаяла всегда, если рядом не было Дэррэдей.
- Финло! Робин! Несси! - закричала Илиш. - Скорее бегите искать Дэррэдей!
И они побросали все свои дела и кинулись на поиски.
«Дэррэдей, Дэррэдей, Дэррэдей!» - звали они ее в полях, у омута, и внизу, в долине, но она исчезла без следа. Вечером весть дошла до соседей, и те вышли помочь. Но тоже не нашли Дэррэдей.
- Ведь мы говорили тебе, Финло, - сказали они в итоге. - Люди в Никессене пропадают без следа, и в мире живых их больше не увидеть. А ты задирал нос и смеялся над нами. Это кто-то из Никессена забрал ее, как того теленка. Нечего искать больше.
Но мать ничего не желала слушать.
- Моя дочь обещала мне, - сказала она. - А Дэррэдей всегда держит слово. Куда бы, почему бы она ни ушла, по своей воле она бы этого не сделала. Ее обманули. Надо вернуть ее. Ничто не заставит меня отказаться от надежды.
В ту ночь, как и в следующую, Финло и Илиш по очереди выходили за ворота и звали Дэррэдей, бродили по долине. И так до самого рассвета. Прошла пара дней, но Дэррэдей не появилась. Утром третьего дня Илиш сидела на кухне, пытаясь заставить себя поесть, как вдруг ее осенило. Меньше, чем за минуту, она собралась, надела свой лучший плащ и чепец - и была готова отправиться в путь.
- Куда ты? - спросил Финло.
- Я иду к священнику, - ответила она.
- К священнику? А что тебе от него надо?
- Скажу, когда вернусь, - ответила она и с этими словами выбежала за дверь - только юбки взметнулись.
- Заходите, миссис Корлетт, - не слишком дружелюбно сказал старый священник. - Я слышал, вы попали в беду, и, судя по тому, что именно я слышал, этого следовало ожидать. Вы ведь позволили своему ребенку в одиночестве бродить без дела у Никессена!..
Очень высоким и суровым показался он ей, но Илиш была полна решимости вернуть Дэррэдей, и отбросила всякий страх.
- Это все не так. Мы не позволяли ей бродить у Никессена без дела. Она пасла там телят. За все лето ничего не произошло. И вот только позавчера… Она дала мне слово, когда пошла туда, и я думаю, что те, из Никессена, обманом затянули ее к себе.
Услышав это, старик совсем другим тоном сказал:
- Сядьте, миссис Корлетт. Расскажите мне всю историю.
Он выслушал рассказ Илиш и спросил:
- И чем я могу помочь вам, миссис?
- Верю, - ответила Илиш, - что если я скажу какие-то правильные слова, глядя в омут, это поможет вернуть Дэррэдей. Только я не знаю, какие слова надо сказать. За этим-то я пришла.
- Ну что ж, - произнес старик. - Я объясню тебе, что нужно делать. В первую же туманную ночь идите вместе с Финло к омуту. Спрячьтесь в зарослях и молчите. Не говорите ни слова, пока не увидите тех, кто выйдет из омута. Тогда настанет время говорить.
И он поведал Илиш правильные слова.
В ту же самую ночь - она выдалась туманной - Илиш и Финло по совету священника пришли к омуту и спрятались за ольхой, березой и ясенем. Сначала все было тихо, ни звука, ни птичьего вскрика не проникало сквозь туман. Затем, сначала еле слышно, но все яснее и яснее, донеслись до них голоса, музыка и пение. И призрачные силуэты стали выходить из омута на берег. Последний из них был выше ростом, чем остальные, и его светлые волосы сверкали как золото, и он вел за руку Дэррэдей.
Как только Илиш увидела дочь, она крикнула из всех сил, как учил старик:
- Дэррэдей, иди к маме и папе!
И затем:
- Именем Отца, и Сына, и Святого Духа, я приказываю вам вернуть мне ребенка!
И только прозвучали эти слова - затрепетали кусты, в омуте раздался плеск, голоса стихли. И только Дэррэдей стояла одна на траве возле омута.
Илиш бросилась к дочери, подхватила ее на руки. «Дэррэдей, доченька, ты цела!» - только и смогла она выговорить.
- Мама! Папа! - закричала Дэррэдей, когда они принесли ее домой и посадили перед очагом.
- Где это я? - спросила она, как человек, только что очнувшийся от долгого сна. Ее глаза были затуманенными и сонными.
- Ты дома, на кухне, - ответила ей мать.
Дэррэдей обвела взглядом кухню, и глаза ее прояснились и засияли, когда она увидела родителей, брата и сестру, которые ждали ее к ужину. И Мону, от радостного лая которой звенела вся кухня.
- Да, - сказала Дэррэдей, - вот такими я вас и вспоминала все время, пока была там.
- Ешь, дочка, - сказала Илиш, и Дэррэдей съела ломоть хлеба, запивая молоком, и румянец начал возвращаться на ее бледные щеки.
- Мама, они обманули меня, те, из Никессена.
- Да, дитя, я знаю.
- Я не нарушала обещания. Они сказали: «Это я. Твоя мать. Я за тобой пришла, отведу тебя домой, чтобы ты не заблудилась в тумане. Ты здесь?». Сначала я не отвечала. А они все звали. Долго-долго. Когда я услышала: «Дочка, это же я! Не прячься от меня. Тебе нечего бояться», я поверила, что это вправду ты. Я ответила, и они меня утащили. Я ничего не могла сделать, чтобы их остановить.
Она замолчала, чтобы перевести дыхание, и затем продолжала:
- Как тени они были, но очень сильные. И они увлекли меня с собой, вниз, вниз, вниз. Вниз в сияющую страну, где все сверкало и светилось, и музыка была, и пение. Они предложили мне поесть. У них там роскошная еда: фрукты, пирожные и вино. Большие желтые апельсины, яркие красные яблоки, все это на золотых блюдах, и вино в серебряных кубках, и пирожные на серебряных тарелках… Но я ничего брать не стала, потому что знала - все это обман. Я была голодная, а они мне все совали свою еду, приговаривали: «Попробуй, попробуй!». Но я думала обо всех вас, как вы сидите тут, на кухне, и стол накрыт для ужина, вот как сейчас, и есть хлеб, молоко, пироги, сыр и творог. А в камине огонь ярко пылает, и Мона сидит близ него, и блестят медные подсвечники и дедушкины часы. И сколько бы они не предлагали мне поесть, я отвечала: «Нет, ничего не хочу!», и снова представляла вас. И даже не притронулась к их фруктам.
- Ну, теперь ты дома, цела и невредима, и стол накрыт, и можно ужинать, - сказала ей мать. - Ведь это хорошая еда, настоящая, а ты наголодалась.
Дэррэдей принялась за еду и отлично поужинала. А кто бы сделал иначе после трех голодных суток?
Сразу после очередной ноябрьской ярмарки Финло Корлетт с семьей уехал из Глен Роя и купил ферму в другом приходе, могольдском, где Дэррэдей и выросла вдали от опасного омута. Иные говорили, будто бы иногда Дэррэдей бывает рассеянна и мечтательна, словно слышит голоса и музыку, неслышимые остальным. Но мать и отец ее возражали, что не замечают за дочерью ничего подобного. Она совсем не изменилась - только стала им еще дороже из-за того, что случилось с ней тем странным летом.