Оскароносный фильм
НА ЗАПАДНОМ ФРОНТЕ БЕЗ ПЕРЕМЕН
Кишиневский ашкеназский еврей Лейб Мильштейн, сын текстильного фабриканта, позволившего своему отпрыску получить университетское образование в бельгийском Генте, эмигрировал в США ещё в 1913 году, служил добровольцем в американских войсках во Франции в последний год Великой войны, а после её окончания, добившись американского гражданства и сменив фамилию на Льюиса Майлстоуна, со временем сделал феноменальную карьеру в Голливуде, став, в частности, первым в истории кинематографа режиссёром-обладателем двух премий "Оскар" - первого в 1929-м за комедию "Два аравийских рыцаря", а второго год спустя за экранизацию романа Эриха Марии Ремарка "На Западном фронте без перемен".
Масштабные батальные сцены фильма по Ремарку снимались на землях Ирвин Ранчо в Калифорнии и в них принимало участие в качестве массовки немало русских эмигрантов, бывших фронтовиков. Один из них, бывший офицер царской армии Александр Волошин, человек, наделённый литературным дарованием, колоритно описал атмосферу тех съёмок в своём дневнике:
"Уже пять недель "воюю" я с воображаемыми французами и провожу дни, а подчас и ночи в "германских казармах", то на плацу, то в "старинном немецком городке", то в "разрушенной французской деревне", то в "окопах", то в "тылу"... Нас, русских, в этой картине работает около 30 человек, из которых большинство - бывшие русские офицеры Российской Императорской армии. И по иронии судьбы мы изображаем тех самых врагов, с которыми дрались когда-то на подступах к Варшаве, под Лодзью и в лабиринте Мазурских озёр. <...> Встретил я среди работающих в картине немцев одного баварца, который в июне 1916 года был в Железной германской бригаде, защищавшей станцию Барановичи от упорных атак того самого русского Гренадерского корпуса, в котором я тогда служил. <...> Может быть, и он был там!.. В конце концов, мир удивительно мал... Коробочка... И часто - с сюрпризами!! <...> Мы, русские, стараемся "словчить"... И уже на утреннем распределении работы стремимся в "санитары", "тяжело раненные", "военнопленные" или в "обоз" и, на худой конец - "в артиллерию"... Пехотную же службу презираем, ибо одно снаряжение весит около 50 американских фунтов. Да к тому же ещё и винтовка!.. <...> Работа утомительная... И особенно плохо приходится, если съёмка происходит во время дождя. Дождь, само собой разумеется, искусственный, значит, во много раз неприятнее настоящего, природного. К настоящему можно как-то приспособиться - он падает в одном только направлении... Как-то повернешься, пригнешься, чем-то прикроешься, смотришь - вымочило сверху, а внутри, под верхней одеждой сухо... С искусственным же ничего не поделаешь: 7-8 вышек и 3-4 пожарных шланга льют на нас со всех сторон реки воды... И воды - холодной! А несколько аэропланных пропеллеров раздувает эту воду в мельчайшие брызги так, что пронизывает насквозь. <...> На днях мы снимались в "сэте", изображавшем полуразрушенный собор и кладбище. Прогремел тяжёлыми коваными колёсами артиллерийский дивизион, и потянулись за ним ряды пехоты... Кухни... Патронные двуколки... Обозные повозки... <...> Потом были взрывы бомб "с неприятельского аэроплана"... злые отблески огня... грохот, клубы серо-черного дыма... стоны раненых...крики тревожных команд... В результате - замечательный кадр и...исцарапанное осколками лицо режиссёра Л. Майлстоуна. Вообще, съёмки военных картин - работа далеко не безопасная. <...> Майлстоуну (пока что!) везёт: всего 4 раненых, да и то легко. Как говорится, "остались в строю" и продолжают... получать своё жалование... Несмотря на такое "везение", Майлстоун всё время нервничает. Правда, все снятые сцены вышли превосходно и всё говорит за то, что картина будет иметь потрясающий успех, но в картине нет обязательной для Америки любовной истории... В этом большая трудность и риск. <...> Кто посмотрит эту картину - не захочет больше воевать. Вот моё впечатление от того, что я вижу на съёмках... Через несколько дней мы едем в <...> специальный военный "кэмп": окопы, траншеи, проволочные заграждения. Там нас ждут фугасы, взрывы снарядов, атаки, контратаки, аэропланные бомбы, удушливые газы, штыковые бои и прочие "развлечения" военного времени. <...> Ехать что-то не хочется. Неохота попадать в тот неизбежный процент раненых, который неизбежен во всякой военной фильме. Обидно было бы взорваться на бутафорском фугасе после того, как выскочил целым из настоящей войны, тянувшейся для меня почти шесть лет".
Кишиневский ашкеназский еврей Лейб Мильштейн, сын текстильного фабриканта, позволившего своему отпрыску получить университетское образование в бельгийском Генте, эмигрировал в США ещё в 1913 году, служил добровольцем в американских войсках во Франции в последний год Великой войны, а после её окончания, добившись американского гражданства и сменив фамилию на Льюиса Майлстоуна, со временем сделал феноменальную карьеру в Голливуде, став, в частности, первым в истории кинематографа режиссёром-обладателем двух премий "Оскар" - первого в 1929-м за комедию "Два аравийских рыцаря", а второго год спустя за экранизацию романа Эриха Марии Ремарка "На Западном фронте без перемен".
Масштабные батальные сцены фильма по Ремарку снимались на землях Ирвин Ранчо в Калифорнии и в них принимало участие в качестве массовки немало русских эмигрантов, бывших фронтовиков. Один из них, бывший офицер царской армии Александр Волошин, человек, наделённый литературным дарованием, колоритно описал атмосферу тех съёмок в своём дневнике:
"Уже пять недель "воюю" я с воображаемыми французами и провожу дни, а подчас и ночи в "германских казармах", то на плацу, то в "старинном немецком городке", то в "разрушенной французской деревне", то в "окопах", то в "тылу"... Нас, русских, в этой картине работает около 30 человек, из которых большинство - бывшие русские офицеры Российской Императорской армии. И по иронии судьбы мы изображаем тех самых врагов, с которыми дрались когда-то на подступах к Варшаве, под Лодзью и в лабиринте Мазурских озёр. <...> Встретил я среди работающих в картине немцев одного баварца, который в июне 1916 года был в Железной германской бригаде, защищавшей станцию Барановичи от упорных атак того самого русского Гренадерского корпуса, в котором я тогда служил. <...> Может быть, и он был там!.. В конце концов, мир удивительно мал... Коробочка... И часто - с сюрпризами!! <...> Мы, русские, стараемся "словчить"... И уже на утреннем распределении работы стремимся в "санитары", "тяжело раненные", "военнопленные" или в "обоз" и, на худой конец - "в артиллерию"... Пехотную же службу презираем, ибо одно снаряжение весит около 50 американских фунтов. Да к тому же ещё и винтовка!.. <...> Работа утомительная... И особенно плохо приходится, если съёмка происходит во время дождя. Дождь, само собой разумеется, искусственный, значит, во много раз неприятнее настоящего, природного. К настоящему можно как-то приспособиться - он падает в одном только направлении... Как-то повернешься, пригнешься, чем-то прикроешься, смотришь - вымочило сверху, а внутри, под верхней одеждой сухо... С искусственным же ничего не поделаешь: 7-8 вышек и 3-4 пожарных шланга льют на нас со всех сторон реки воды... И воды - холодной! А несколько аэропланных пропеллеров раздувает эту воду в мельчайшие брызги так, что пронизывает насквозь. <...> На днях мы снимались в "сэте", изображавшем полуразрушенный собор и кладбище. Прогремел тяжёлыми коваными колёсами артиллерийский дивизион, и потянулись за ним ряды пехоты... Кухни... Патронные двуколки... Обозные повозки... <...> Потом были взрывы бомб "с неприятельского аэроплана"... злые отблески огня... грохот, клубы серо-черного дыма... стоны раненых...крики тревожных команд... В результате - замечательный кадр и...исцарапанное осколками лицо режиссёра Л. Майлстоуна. Вообще, съёмки военных картин - работа далеко не безопасная. <...> Майлстоуну (пока что!) везёт: всего 4 раненых, да и то легко. Как говорится, "остались в строю" и продолжают... получать своё жалование... Несмотря на такое "везение", Майлстоун всё время нервничает. Правда, все снятые сцены вышли превосходно и всё говорит за то, что картина будет иметь потрясающий успех, но в картине нет обязательной для Америки любовной истории... В этом большая трудность и риск. <...> Кто посмотрит эту картину - не захочет больше воевать. Вот моё впечатление от того, что я вижу на съёмках... Через несколько дней мы едем в <...> специальный военный "кэмп": окопы, траншеи, проволочные заграждения. Там нас ждут фугасы, взрывы снарядов, атаки, контратаки, аэропланные бомбы, удушливые газы, штыковые бои и прочие "развлечения" военного времени. <...> Ехать что-то не хочется. Неохота попадать в тот неизбежный процент раненых, который неизбежен во всякой военной фильме. Обидно было бы взорваться на бутафорском фугасе после того, как выскочил целым из настоящей войны, тянувшейся для меня почти шесть лет".