русалка
я устала писать о грустных событиях, неужели моя жизнь - сплошные слезы? такого быть не может! но, может быть, грустное нужно освобождать словом, давать ему крылья, чтобы оно становилось искрой и сгорало на лету? может быть. тогда получается, что сумасшедшие - не писатели, а читатели.
каменная, каменная. девочка-ангел, жженная солнцем, жженная ветром, жженная дождем. девочка-город, девочка-земля. белая стая.
стальная колыбель моя - страна моя. и слезы были моим питьем. и псы были моими друзьями, и звезды были со мной. я была с вами, заглядывала в окна: девочка со спичками.
а теперь чего мне хотеть? кого интриговать? а теперь зачем мне кровать и зачем мне спать? я играю с ветром, наматываю его на пальцы. распятый мальчик, не осуждай меня! наша болтовня, наше сокровенное, сукровица с вином, наши черствые пироги и траурные ленты. все - наше.
церковь, как птица, летит, не возвратится. церковь - каменный ангел. бедные женщины, зачем они существуют? ведь не жизнь, а сахароза, стекловата. помню жестяную крышу, и как забавно она хрустела. с соседней сказочной барской дачи залетали к нам во двор павлины, и противно орали. а персонал бегал, и искал их вечно. с тех пор ненавижу павлинов.
дача была кошмарно безвкусная. что-то очень глупое было в ней, в тех, кто в ней жил, и в том, что они там бывали очень редко. зАмок для сторожей.
хочется сладкого, я шоколад обожаю. что-то бритвенное чудится в воздухе, и не хочется исправлять ошибки, и куда-то несет меня поток, состоящий из меня, меня и меня.