Прочитано в 2023 - март, апрель, май
Собрал в один пост, потому что и прочитано немного по названиям (да и, честно говоря, по объёму - не до того было), и не хотелось пост вымучивать, ждал, пока созреет. Результат - мне даже местами нравится, что я тут написал, мысли кое-какие имеются. Кому надо худ. лит. - оно тут есть, мотайте к маю.
Неоправдавшийся прогноз короткого поста про март и апрель и книги февраля здесь.
Март
Т. Скорено „Изобретено в России“ - перечитывал, потому что не запомнилась с первого раза, со второго - чуть больше. Вроде бы у книги даже есть какая-то общая мысль - что, мол, мы выдумываем псевдопатриотические мифы об истории изобретательства, и за этими мифами забываем настоящие отечественные изобретения, но книга вокруг этого не собирается, сборник блог-постов „а вот мне такое интересно“ - он и есть сборник блог-постов. Я лично, кажется, уже добрался до той стадии, когда гражданство или подданство изобретателя и место его работы интересуют меня исключительно в контексте специфики связанных с этим социально-экономических условий и ограничений на обмен знаниями, но об этом в книге не будет ни слова, она для тех (или в пику тем), кто любит кричать „наше!“
Стернзат „Метеорологические приборы и измерения“ - это самое что ни на есть пособие для наблюдателя на метеостанции, в котором с сокрушительной дотошностью описана методика стандартных метеорологических измерений - атмосферного давления (чего стоит одна только глава про ртутный барометр, его устройство и обращение с ним), температуры, влажности, осадков, видимости, высоты облаков, температуры почвы и т.п., приборы для их производства и тонкости их установки и применения. Всё это вызвано, разумеется, необходимостью сводить данные с сотен и тысяч пунктов в сколько-нибудь осмысленные таблицы и базы, чтобы разница в наблюдателях и аппаратуре не вносила в них слишком большие разбросы (из которых кто-нибудь, чего доброго, теории об изменениях климата строить начнёт). В качестве пособия по прецизионным измерениям и демонстрации того, как в настоящей науке ищут и устраняют погрешности - книга весьма замечательная. Думаю, кстати, что книга (60-х годов) актуальна до сих пор, потому что на фотографиях с нашей местной метеостанции я видел всё ту же аппаратуру.
У. Брэгг „Мир звука“ - сборник публичных лекций, прочитанных в начале XX века английским физиком и популяризатором Уильямом Брэггом на аппаратуре, созданной Тиндалем, и по Тиндалевым же следам. Насколько я понимаю, традиция такого рода фундаментальных, но вместе с тем популярных лекций с (главное) зрелищными демонстрациями жива в Англии до сих пор, судя по тому, что мне время от времени подсовывает утуб. Как в случае с мыльными пузырями Бойса меня интересовала, разумеется, демонстрационная часть и описания установок.
Апрель
„Полупроводниковые триоды в схемах теле-радиоаппаратуры“ - книжка из серии Массовой радиобиблиотеки и для полупроводников она ужасно древняя, 1957 год, с момента создания транзистора (это название, как видно из заглавия, ещё даже не устоялось) не прошло и десяти лет (если не считать всякие кустарные курьёзы вроде лосевских кристадинов). Здесь всё ещё серьёзно говорится о точечных триодах (мне лично даже пока не случалось держать их в руках) и схемах на них, частотный предел транзисторных каскадов усиления и генерации низок, мощность мала, но уже есть схемы всех основных узлов приёмной аппаратуры и упоминается первый американский полностью транзисторный телевизор. Ч/б, экран 3 дюйма, но полностью переносной, питается от 12 В аккумулятора и почти половину мощности питания составляет накал кинескопа. На фоне десятков и сотен килограммов и ватт привычной ламповой техники это, конечно, производило впечатление. И если о точечных транзисторах я уже давно знал, то впервые в этой книге я встретил упоминание о симметричных триодах, то есть, транзисторах без явно выраженного различия между эмиттером и коллектором, которые применялись в специфических симметричных схемах вроде частотных детекторов.
Р. Бойль „Скептический химик“. Или „Химик-скептик“. Кажется, этот труд не переводился на русский язык (и я с трудом удерживался от того, чтобы исправить это недоразумение). Да, XVII век. Да, в неадаптированной и неустойчивой орфографии (не стилизованное ye olde, а настоящие всякие betwixt), и том, галилеевских и ньютоновских времян стиле учёной беседы между выдуманными персонажами. Персонажами, кстати, неплохими, не хуже многой художественной литературы, но значение книги, конечно, не в этом. Бойль в ней от лица одного из персонажей спорит как с аристотеликами и их теорией двух пар качеств и соответственных четырёх стихий (земля, вода, огонь и воздух), так и с парацельсианцами и алхимической концепцией трёх первоначал (соли, серы и меркурия). Ценность книги не в тех фактах, которые в ней приведены, хотя её можно использовать как пособие по воззрениям некоторых алхимиков, а в методе, благодаря чему я мог бы назвать Бойля отцом химии. Коротко говоря, он не просто отказывается верить тому, что алхимики говорят, будто сделали, пока они не сделают этого в его присутствии (в конце концов, скепсис - не наука, а томмазианство), а бьёт врага его же оружием - с помощью признанной алхимиками аристотелевской логики низвергает признанные алхимиками (и аристотеликами) постулаты, выводя из них противоречивые следствия (как, в общем, поступали и Галилей с аристотелевской механикой, и Эйнштейн с галилеевской и квантовой (последняя, правда, устояла)). Концептуальный вклад Бойля можно свести, предельно кратко говоря, к двум положениям: об элементах - их число не обязано быть волшебным, и все элементы не обязаны входить в состав любого тела, и о методах - нагревание совершенно не обязано быть единственным средством разложения тел на элементы. И вот после такого освобождения от натурфилософских пут созидание современной химии становится не таким уж долготрудным делом (что красноречиво показывает нам соотношение временных и содержательных плеч от Аристотеля до Бойля и от Бойля до наших дней).
Вызов заняться переводом этой книги для меня отчасти состоит в том, что для этого, вероятно, придётся создать особый язык, чтобы алхимия стала понятна, потому что нас привычные слова обманывают. Четыре элемента - ещё куда ни шло, но Mercury алхимика не имеет почти ничего общего со ртутью в термометре (да и ртуть в термометре алхимик не назвал бы своим quick silver, заметим в скобках), Sulfur (в книге много существительных написаны с заглавной, как сейчас в немецком языке) - с привычной нам жёлтой серой, а saline parts вполне могут оказаться, скажем, азотной (или собственно соляной) кислотой, в то время как какой-нибудь термически устойчивый щелочной карбонат в этой терминологии будет caput mortuum кремортартара. Ну и, конечно же, надо писать комментарии современного химика - что там имелось в виду и какие вещества брались и получались.
П. Трэверс „Московская экскурсия“ - это та самая Трэверс, автор Мэри Поппинс. Она поехала в советскую Россию 30-х годов интуристкой, и как бы в противовес более раннему визиту очарованного большевиками Уэллса оставила уничтожающе ехидный отчёт. Можно, конечно, сказать, что к этому времени и большевиков-то не было, но, боюсь, это плохое оправдание непроницательности Уэллса, а вот Трэверс многое поняла и увидела.
У. Брэгг „Мир света“ - в целом то же самое, что „Мир звука“, но мир света пообъёмнее. Есть даже у меня шальная мысль собрать кое-какую аппаратуру, особенно по цветовосприятию, и попробовать что-то в этом же духе почитать с демонстрациями, живыми и настоящими. Очень жаль, что у многих сейчас основным окном в мир стала трёхцветная палитра монитора.
Май
Aries „A history of private life“ vol. 4. С Бойлем это одна из причин, почему мало прочитано за эти месяцы, и сборник большой, и по-английски я читаю медленнее, да ещё книжку удалось добыть только в каком-то не предназначенном к автоматической конвертации для Киндла формате, и в результате пришлось продираться сквозь текст не то что без абзацев, но даже и без различия основного от сносок. Сборник охватывает расширенный XIX век, от ВФР до ПМВ, к некоторому для меня сожалению, по большей части на французском материале - хотелось бы, конечно, английский, но об Англии там сколько-то есть, всё-таки культуры взаимодействующие. Та же тема истории повседневности, которая, похоже, будет увлекать меня всегда (хоть тут в тренде). Частная жизнь тут разобрана, по возможности, со всех сторон, начиная с развития самой концепции частной жизни и исследования меняющегося в течение века соотношения между частным и публичным. Книга настолько велика и разнообразна, что трудно даже оставить на неё отзыв.
Дж. Свифт „Путешествия Гулливера“ - перечитывание, конечно, и больше из мотивации „надо знать классику“, потому что писатель для меня довольно мерзкий. Противно читать его сатиру на науку в Лапуте конкретно после Бойля (хотя, конечно, тут всегда можно отвертеться - я он, мол, пишет про плохих шарлататнов, а не хороших учёных, но отговорка гнилая). Гуигнгнмов я просто пропустил, потому что это к этому месту Свифт в своём человеконенавистничестве окончательно оказывается за гранью добра и зла.
Дж. Свифт „Сказка бочки“ - на самом деле из той же мотивации, но это несколько живее, хоть и аллегория (которые я, видимо, вслед за Толкиным начинаю, дальше - больше, „всем сердцем ненавидеть“). Удивляет меня то, что вся эта грубая конъюнктурщина того пошиба, от которой воротили бы носы, будь написана сейчас, стала классической литературой. За неимением лучшего, что ли?..
Г. Манн, новеллы из БВЛки, а именно:
„Фульвия“ - наверное, можно счесть классическим сюжетом о том, как вечное пересиливает сиюминутное, сиречь, политическое.
Следующие - „Сердце“, „Брат“ и „Стэрни“ - вместе с „Фульвией“ могут быть, пожалуй, подведены под то, что я назвал бы истинно реалистической литературой - то есть всё выдумка, конечно, но сюжет о том, как у хороших людей всё кончается... эм... ну как в реальности кончается, в общем, а не как того требует обострённое чувство справедливости свифтоподобных мизантропов.
„Кобес“ - мне повеяло „Метрополисом“ и „Дьяволиадой“, как бы они ни казались с первого взгляда трудносовместимы между собой.
UPD: как оказалось, это было перечитывание.
„Детство“ - тут, пожалуй, мне не видно какого-то глубокого смысла, кроме того, что, видимо, в любой, сколь бы ни богатой и занимающей высокое положение семье (а семья Маннов такой, пожалуй, была), дети растут всё примерно так же бестолково.
Июнь и июль здесь.
Неоправдавшийся прогноз короткого поста про март и апрель и книги февраля здесь.
Март
Т. Скорено „Изобретено в России“ - перечитывал, потому что не запомнилась с первого раза, со второго - чуть больше. Вроде бы у книги даже есть какая-то общая мысль - что, мол, мы выдумываем псевдопатриотические мифы об истории изобретательства, и за этими мифами забываем настоящие отечественные изобретения, но книга вокруг этого не собирается, сборник блог-постов „а вот мне такое интересно“ - он и есть сборник блог-постов. Я лично, кажется, уже добрался до той стадии, когда гражданство или подданство изобретателя и место его работы интересуют меня исключительно в контексте специфики связанных с этим социально-экономических условий и ограничений на обмен знаниями, но об этом в книге не будет ни слова, она для тех (или в пику тем), кто любит кричать „наше!“
Стернзат „Метеорологические приборы и измерения“ - это самое что ни на есть пособие для наблюдателя на метеостанции, в котором с сокрушительной дотошностью описана методика стандартных метеорологических измерений - атмосферного давления (чего стоит одна только глава про ртутный барометр, его устройство и обращение с ним), температуры, влажности, осадков, видимости, высоты облаков, температуры почвы и т.п., приборы для их производства и тонкости их установки и применения. Всё это вызвано, разумеется, необходимостью сводить данные с сотен и тысяч пунктов в сколько-нибудь осмысленные таблицы и базы, чтобы разница в наблюдателях и аппаратуре не вносила в них слишком большие разбросы (из которых кто-нибудь, чего доброго, теории об изменениях климата строить начнёт). В качестве пособия по прецизионным измерениям и демонстрации того, как в настоящей науке ищут и устраняют погрешности - книга весьма замечательная. Думаю, кстати, что книга (60-х годов) актуальна до сих пор, потому что на фотографиях с нашей местной метеостанции я видел всё ту же аппаратуру.
У. Брэгг „Мир звука“ - сборник публичных лекций, прочитанных в начале XX века английским физиком и популяризатором Уильямом Брэггом на аппаратуре, созданной Тиндалем, и по Тиндалевым же следам. Насколько я понимаю, традиция такого рода фундаментальных, но вместе с тем популярных лекций с (главное) зрелищными демонстрациями жива в Англии до сих пор, судя по тому, что мне время от времени подсовывает утуб. Как в случае с мыльными пузырями Бойса меня интересовала, разумеется, демонстрационная часть и описания установок.
Апрель
„Полупроводниковые триоды в схемах теле-радиоаппаратуры“ - книжка из серии Массовой радиобиблиотеки и для полупроводников она ужасно древняя, 1957 год, с момента создания транзистора (это название, как видно из заглавия, ещё даже не устоялось) не прошло и десяти лет (если не считать всякие кустарные курьёзы вроде лосевских кристадинов). Здесь всё ещё серьёзно говорится о точечных триодах (мне лично даже пока не случалось держать их в руках) и схемах на них, частотный предел транзисторных каскадов усиления и генерации низок, мощность мала, но уже есть схемы всех основных узлов приёмной аппаратуры и упоминается первый американский полностью транзисторный телевизор. Ч/б, экран 3 дюйма, но полностью переносной, питается от 12 В аккумулятора и почти половину мощности питания составляет накал кинескопа. На фоне десятков и сотен килограммов и ватт привычной ламповой техники это, конечно, производило впечатление. И если о точечных транзисторах я уже давно знал, то впервые в этой книге я встретил упоминание о симметричных триодах, то есть, транзисторах без явно выраженного различия между эмиттером и коллектором, которые применялись в специфических симметричных схемах вроде частотных детекторов.
Р. Бойль „Скептический химик“. Или „Химик-скептик“. Кажется, этот труд не переводился на русский язык (и я с трудом удерживался от того, чтобы исправить это недоразумение). Да, XVII век. Да, в неадаптированной и неустойчивой орфографии (не стилизованное ye olde, а настоящие всякие betwixt), и том, галилеевских и ньютоновских времян стиле учёной беседы между выдуманными персонажами. Персонажами, кстати, неплохими, не хуже многой художественной литературы, но значение книги, конечно, не в этом. Бойль в ней от лица одного из персонажей спорит как с аристотеликами и их теорией двух пар качеств и соответственных четырёх стихий (земля, вода, огонь и воздух), так и с парацельсианцами и алхимической концепцией трёх первоначал (соли, серы и меркурия). Ценность книги не в тех фактах, которые в ней приведены, хотя её можно использовать как пособие по воззрениям некоторых алхимиков, а в методе, благодаря чему я мог бы назвать Бойля отцом химии. Коротко говоря, он не просто отказывается верить тому, что алхимики говорят, будто сделали, пока они не сделают этого в его присутствии (в конце концов, скепсис - не наука, а томмазианство), а бьёт врага его же оружием - с помощью признанной алхимиками аристотелевской логики низвергает признанные алхимиками (и аристотеликами) постулаты, выводя из них противоречивые следствия (как, в общем, поступали и Галилей с аристотелевской механикой, и Эйнштейн с галилеевской и квантовой (последняя, правда, устояла)). Концептуальный вклад Бойля можно свести, предельно кратко говоря, к двум положениям: об элементах - их число не обязано быть волшебным, и все элементы не обязаны входить в состав любого тела, и о методах - нагревание совершенно не обязано быть единственным средством разложения тел на элементы. И вот после такого освобождения от натурфилософских пут созидание современной химии становится не таким уж долготрудным делом (что красноречиво показывает нам соотношение временных и содержательных плеч от Аристотеля до Бойля и от Бойля до наших дней).
Вызов заняться переводом этой книги для меня отчасти состоит в том, что для этого, вероятно, придётся создать особый язык, чтобы алхимия стала понятна, потому что нас привычные слова обманывают. Четыре элемента - ещё куда ни шло, но Mercury алхимика не имеет почти ничего общего со ртутью в термометре (да и ртуть в термометре алхимик не назвал бы своим quick silver, заметим в скобках), Sulfur (в книге много существительных написаны с заглавной, как сейчас в немецком языке) - с привычной нам жёлтой серой, а saline parts вполне могут оказаться, скажем, азотной (или собственно соляной) кислотой, в то время как какой-нибудь термически устойчивый щелочной карбонат в этой терминологии будет caput mortuum кремортартара. Ну и, конечно же, надо писать комментарии современного химика - что там имелось в виду и какие вещества брались и получались.
П. Трэверс „Московская экскурсия“ - это та самая Трэверс, автор Мэри Поппинс. Она поехала в советскую Россию 30-х годов интуристкой, и как бы в противовес более раннему визиту очарованного большевиками Уэллса оставила уничтожающе ехидный отчёт. Можно, конечно, сказать, что к этому времени и большевиков-то не было, но, боюсь, это плохое оправдание непроницательности Уэллса, а вот Трэверс многое поняла и увидела.
У. Брэгг „Мир света“ - в целом то же самое, что „Мир звука“, но мир света пообъёмнее. Есть даже у меня шальная мысль собрать кое-какую аппаратуру, особенно по цветовосприятию, и попробовать что-то в этом же духе почитать с демонстрациями, живыми и настоящими. Очень жаль, что у многих сейчас основным окном в мир стала трёхцветная палитра монитора.
Май
Aries „A history of private life“ vol. 4. С Бойлем это одна из причин, почему мало прочитано за эти месяцы, и сборник большой, и по-английски я читаю медленнее, да ещё книжку удалось добыть только в каком-то не предназначенном к автоматической конвертации для Киндла формате, и в результате пришлось продираться сквозь текст не то что без абзацев, но даже и без различия основного от сносок. Сборник охватывает расширенный XIX век, от ВФР до ПМВ, к некоторому для меня сожалению, по большей части на французском материале - хотелось бы, конечно, английский, но об Англии там сколько-то есть, всё-таки культуры взаимодействующие. Та же тема истории повседневности, которая, похоже, будет увлекать меня всегда (хоть тут в тренде). Частная жизнь тут разобрана, по возможности, со всех сторон, начиная с развития самой концепции частной жизни и исследования меняющегося в течение века соотношения между частным и публичным. Книга настолько велика и разнообразна, что трудно даже оставить на неё отзыв.
Дж. Свифт „Путешествия Гулливера“ - перечитывание, конечно, и больше из мотивации „надо знать классику“, потому что писатель для меня довольно мерзкий. Противно читать его сатиру на науку в Лапуте конкретно после Бойля (хотя, конечно, тут всегда можно отвертеться - я он, мол, пишет про плохих шарлататнов, а не хороших учёных, но отговорка гнилая). Гуигнгнмов я просто пропустил, потому что это к этому месту Свифт в своём человеконенавистничестве окончательно оказывается за гранью добра и зла.
Дж. Свифт „Сказка бочки“ - на самом деле из той же мотивации, но это несколько живее, хоть и аллегория (которые я, видимо, вслед за Толкиным начинаю, дальше - больше, „всем сердцем ненавидеть“). Удивляет меня то, что вся эта грубая конъюнктурщина того пошиба, от которой воротили бы носы, будь написана сейчас, стала классической литературой. За неимением лучшего, что ли?..
Г. Манн, новеллы из БВЛки, а именно:
„Фульвия“ - наверное, можно счесть классическим сюжетом о том, как вечное пересиливает сиюминутное, сиречь, политическое.
Следующие - „Сердце“, „Брат“ и „Стэрни“ - вместе с „Фульвией“ могут быть, пожалуй, подведены под то, что я назвал бы истинно реалистической литературой - то есть всё выдумка, конечно, но сюжет о том, как у хороших людей всё кончается... эм... ну как в реальности кончается, в общем, а не как того требует обострённое чувство справедливости свифтоподобных мизантропов.
„Кобес“ - мне повеяло „Метрополисом“ и „Дьяволиадой“, как бы они ни казались с первого взгляда трудносовместимы между собой.
UPD: как оказалось, это было перечитывание.
„Детство“ - тут, пожалуй, мне не видно какого-то глубокого смысла, кроме того, что, видимо, в любой, сколь бы ни богатой и занимающей высокое положение семье (а семья Маннов такой, пожалуй, была), дети растут всё примерно так же бестолково.
Июнь и июль здесь.