Пикантные моменты из воспоминаний жены писателя Марии Карловны Куприной-Иорданской
В последних числах июня Александр Иванович поехал к Миролюбову получить аванс. Он собирался вернуться на следующий день. Но ни на следующий, ни на другой, ни на третий его не было. Появился он только на пятый день под вечер в сопровождении нетрезвой и шумной компании. Среди них был Анатолий Каменский, поэт И. С. Рукавишников, еще несколько мужчин и три дамы.
Встретив их в Петербурге, Куприн пригласил всех к нам на дачу. Купили водки, вина, пива, закуски и за определенную плату устроились на платформе с песком. В пути пьяную компанию пытались несколько раз ссадить, но при помощи взяток им удалось добраться до станции Преображенская. От станции восемь километров шли пешком.
Рано утром, как только они проснулись, послали дворника Василия в Лугу за пивом и водкой.
В доме еще все спали, а гости сидели на террасе и шумно угощались. Потом они спустились с холма к пруду, разделись и «без никому» влезли в воду. К нам доносился плеск воды, хохот мужчин и визг женщин. Словом, они вели себя как дикари на необитаемом острове.
В спальню пошла няня, Ольга Ивановна.
- Мария Карловна, что же это такое? Хозяйка все видит, дети боятся выйти из дома… Скандал на всю деревню!
- Мы отсюда уедем…
Через некоторое время в спальню вошел Александр Иванович.
- Маша, это же неприлично! В твоем доме гости, а ты к ним даже не выйдешь.
При виде нетвердо стоявшего на ногах Александра Ивановича у меня вступило в голову.
На моем туалетном столике стоял пустой графин с длинным горлышком и тяжелым фигурным дном. Я машинально схватила графин и ударила Александра Ивановича по голове. Он пошатнулся, несколько секунд смотрел на меня молча, повернулся и вышел. Я закрыла окна, спустила шторы и начала укладывать вещи. Няня собирала Лидочку.
Около двенадцати часов дня Куприн и вся компания уехали в Петербург. Это было 2-го июля 1904 года.
Через несколько часов, уложив вещи, мы выехали из Малых Изер, чтобы больше сюда не возвращаться.
Дома я прочла записку Александра Ивановича: «Между нами все кончено. Больше мы не увидимся. А. К.»
Восьмого июля 1904 года Куприн выехал в Москву на похороны А. П. Чехова, а затем отправился в Одессу.
Осень я решила, как в предыдущие годы, провести с Лидочкой в Крыму. Но куда поехать? Дачу в Мисхоре брат продал и жил в Симферополе, в Ялте же многолюдно и дорого. И тут я вспомнила о Денаксе и его рассказах о Балаклаве.
Балаклава мне понравилась сразу. Я телеграфировала Николаю Карловичу, и он немедленно приехал ко мне из Симферополя. На берегу бухты в гостинице «Гранд-Отель» мы заняли на месяц три смежных номера в бельэтаже, и так как сезон уже кончался, то это стоило нам всего-навсего три рубля в сутки.
У брата было знакомое семейство (в Севастополе), которое он навещал. Как-то в конце сентября я вместе с ним поехала в Севастополь.
Вечером мы пришли на Приморский бульвар, там играл прекрасный оркестр, и знакомые убедили нас остаться поужинать и послушать музыку.
Вернулись мы в Балаклаву поздно вечером. Я еще расплачивалась с извозчиком, когда брат вошел в подъезд гостиницы.
Из тени акаций неожиданно выступила какая-то фигура и подошла ко мне. Я услышала хрипловатый голос Александра Ивановича:
- Маша, не бойся. Я не буду тревожить тебя, позволь мне только взглянуть на Лидочку, и я уйду.
Он хотел продолжать, но перехватило дыхание, и он только тихо добавил:
- Да, была и у собаки хата…
Я взяла его за руку:
- Не будем говорить, Саша. Пойдем.
Мы не объяснялись и не упрекали друг друга, мы только плакали.
Утром половой Тимофей, всегда раньше очень почтительный, принес самовар и грубо заявил:
- Хозяин велел показать ему пачпорт того бродяги, которого вы привели к себе ночевать с бульвара.
- Хорошо, - сказала я, - приди после.
Брат расхохотался. Мы были в самом лучшем настроении, и утро было светлое и красивое, из окна виднелась вся бухта.
Мы спустили на одном окне жалюзи и стали смотреть сквозь щели вниз.
Это окно выходило на площадку перед подъездом, на которой обычно с раннего утра сидел хозяин господин Бисти со своим семейством и беседовал с прохожими, которые останавливались с ним поздороваться.
Сейчас народу там собралось порядочно: хозяева галантерейных и прочих лавок, что помещались на набережной, аптекарь, старик Ватикисти, староста города, кое-кто из пожилых рыбаков. Словом, слушала господина Бисти порядочная аудитория.
- …Так ночью она привела к себе бродягу с бульвара и оставила ночевать. На вид такая порядочная женщина, приехала с братом, лакеем, нянькой, а под конец оказалась…
В это время в коридоре послышалось шлепанье босых ног Тимофея, мы отскочили от окна.
- Пачпорт подавайте, а не то хозяин полицию велел позвать.
Александр Иванович в другое время взял бы его за шиворот и выбросил вон. Сейчас все происходившее его забавляло. Он с растерянным видом начал шарить по карманам.
- Нету, куда он мог деться, вот странно. Как будто и некуда завалиться.
Наконец я потеряла терпение:
- Ну довольно, Саша, прекрати представление.
Так как слух о моем позорном поведении разнесся молниеносно, то, прильнув снова после ухода Тимофея к щели, мы увидели еще более увеличивающуюся толпу и подоспевшего помощника пристава. Это был франтоватый самодовольный молодой человек с красивой и пошлой наружностью местного льва, пользующегося успехом даже у курортниц. Он крутил ус и говорил, растягивая слова:
- Странно, э-э, очень странно. А она имела возможность лучшего выбора, даже я хотел с ней познакомиться, э-э. Но разве можно понять, чего хочет женщина и что ей нравится. - И он скосил глаза на старшую дочь господина Бисти.
Уже вид паспорта в руках у Тимофея заставил всех насторожиться. Это была не бумажка проходного свидетельства, а обычная дворянская паспортная книжка.
Господин Бисти хотел раскрыть ее, но помощник пристава протянул руку:
- Нет, па-азвольте, я должен удостовериться. - Он раскрыл книжку, прочитал про себя, потом, как-то крякнув, сказал: - Странно, очень странно.
- Что, что такое? - подскочил к нему аптекарь.
- Да вот написано, что это поручик запаса Александр Иванович Куприн, при нем жена Мария Карловна и дочь Лидия, постоянное место жительства - Санкт-Петербург.
Несколько секунд царило молчание. И вдруг толпа разразилась хохотом.
- Да это муж! Муж приехал, - раздались голоса.
Пристав незаметно ретировался.
Встретив их в Петербурге, Куприн пригласил всех к нам на дачу. Купили водки, вина, пива, закуски и за определенную плату устроились на платформе с песком. В пути пьяную компанию пытались несколько раз ссадить, но при помощи взяток им удалось добраться до станции Преображенская. От станции восемь километров шли пешком.
Рано утром, как только они проснулись, послали дворника Василия в Лугу за пивом и водкой.
В доме еще все спали, а гости сидели на террасе и шумно угощались. Потом они спустились с холма к пруду, разделись и «без никому» влезли в воду. К нам доносился плеск воды, хохот мужчин и визг женщин. Словом, они вели себя как дикари на необитаемом острове.
В спальню пошла няня, Ольга Ивановна.
- Мария Карловна, что же это такое? Хозяйка все видит, дети боятся выйти из дома… Скандал на всю деревню!
- Мы отсюда уедем…
Через некоторое время в спальню вошел Александр Иванович.
- Маша, это же неприлично! В твоем доме гости, а ты к ним даже не выйдешь.
При виде нетвердо стоявшего на ногах Александра Ивановича у меня вступило в голову.
На моем туалетном столике стоял пустой графин с длинным горлышком и тяжелым фигурным дном. Я машинально схватила графин и ударила Александра Ивановича по голове. Он пошатнулся, несколько секунд смотрел на меня молча, повернулся и вышел. Я закрыла окна, спустила шторы и начала укладывать вещи. Няня собирала Лидочку.
Около двенадцати часов дня Куприн и вся компания уехали в Петербург. Это было 2-го июля 1904 года.
Через несколько часов, уложив вещи, мы выехали из Малых Изер, чтобы больше сюда не возвращаться.
Дома я прочла записку Александра Ивановича: «Между нами все кончено. Больше мы не увидимся. А. К.»
Восьмого июля 1904 года Куприн выехал в Москву на похороны А. П. Чехова, а затем отправился в Одессу.
Осень я решила, как в предыдущие годы, провести с Лидочкой в Крыму. Но куда поехать? Дачу в Мисхоре брат продал и жил в Симферополе, в Ялте же многолюдно и дорого. И тут я вспомнила о Денаксе и его рассказах о Балаклаве.
Балаклава мне понравилась сразу. Я телеграфировала Николаю Карловичу, и он немедленно приехал ко мне из Симферополя. На берегу бухты в гостинице «Гранд-Отель» мы заняли на месяц три смежных номера в бельэтаже, и так как сезон уже кончался, то это стоило нам всего-навсего три рубля в сутки.
У брата было знакомое семейство (в Севастополе), которое он навещал. Как-то в конце сентября я вместе с ним поехала в Севастополь.
Вечером мы пришли на Приморский бульвар, там играл прекрасный оркестр, и знакомые убедили нас остаться поужинать и послушать музыку.
Вернулись мы в Балаклаву поздно вечером. Я еще расплачивалась с извозчиком, когда брат вошел в подъезд гостиницы.
Из тени акаций неожиданно выступила какая-то фигура и подошла ко мне. Я услышала хрипловатый голос Александра Ивановича:
- Маша, не бойся. Я не буду тревожить тебя, позволь мне только взглянуть на Лидочку, и я уйду.
Он хотел продолжать, но перехватило дыхание, и он только тихо добавил:
- Да, была и у собаки хата…
Я взяла его за руку:
- Не будем говорить, Саша. Пойдем.
Мы не объяснялись и не упрекали друг друга, мы только плакали.
Утром половой Тимофей, всегда раньше очень почтительный, принес самовар и грубо заявил:
- Хозяин велел показать ему пачпорт того бродяги, которого вы привели к себе ночевать с бульвара.
- Хорошо, - сказала я, - приди после.
Брат расхохотался. Мы были в самом лучшем настроении, и утро было светлое и красивое, из окна виднелась вся бухта.
Мы спустили на одном окне жалюзи и стали смотреть сквозь щели вниз.
Это окно выходило на площадку перед подъездом, на которой обычно с раннего утра сидел хозяин господин Бисти со своим семейством и беседовал с прохожими, которые останавливались с ним поздороваться.
Сейчас народу там собралось порядочно: хозяева галантерейных и прочих лавок, что помещались на набережной, аптекарь, старик Ватикисти, староста города, кое-кто из пожилых рыбаков. Словом, слушала господина Бисти порядочная аудитория.
- …Так ночью она привела к себе бродягу с бульвара и оставила ночевать. На вид такая порядочная женщина, приехала с братом, лакеем, нянькой, а под конец оказалась…
В это время в коридоре послышалось шлепанье босых ног Тимофея, мы отскочили от окна.
- Пачпорт подавайте, а не то хозяин полицию велел позвать.
Александр Иванович в другое время взял бы его за шиворот и выбросил вон. Сейчас все происходившее его забавляло. Он с растерянным видом начал шарить по карманам.
- Нету, куда он мог деться, вот странно. Как будто и некуда завалиться.
Наконец я потеряла терпение:
- Ну довольно, Саша, прекрати представление.
Так как слух о моем позорном поведении разнесся молниеносно, то, прильнув снова после ухода Тимофея к щели, мы увидели еще более увеличивающуюся толпу и подоспевшего помощника пристава. Это был франтоватый самодовольный молодой человек с красивой и пошлой наружностью местного льва, пользующегося успехом даже у курортниц. Он крутил ус и говорил, растягивая слова:
- Странно, э-э, очень странно. А она имела возможность лучшего выбора, даже я хотел с ней познакомиться, э-э. Но разве можно понять, чего хочет женщина и что ей нравится. - И он скосил глаза на старшую дочь господина Бисти.
Уже вид паспорта в руках у Тимофея заставил всех насторожиться. Это была не бумажка проходного свидетельства, а обычная дворянская паспортная книжка.
Господин Бисти хотел раскрыть ее, но помощник пристава протянул руку:
- Нет, па-азвольте, я должен удостовериться. - Он раскрыл книжку, прочитал про себя, потом, как-то крякнув, сказал: - Странно, очень странно.
- Что, что такое? - подскочил к нему аптекарь.
- Да вот написано, что это поручик запаса Александр Иванович Куприн, при нем жена Мария Карловна и дочь Лидия, постоянное место жительства - Санкт-Петербург.
Несколько секунд царило молчание. И вдруг толпа разразилась хохотом.
- Да это муж! Муж приехал, - раздались голоса.
Пристав незаметно ретировался.