Моя печальная мифология
Я возвращался по заросшей тропинке к дому. Глиняный кувшин полный родниковой воды приятно холодил натруженые руки. Солнце палило и я думал о том, что надо сменить черную рясу на менее строгую песочного цвета. Не будет ли это казаться легкомысленным? Разве терпение не есть добродетель? С другой стороны, я нечасто позволяю себе поблажки в моих трудах, быть может, это будет наградой и облегчение привычного бремени не развратит меня вовсе, а станет свидетельством Любви и Милосердия?
Мои размышления были грубо прерваны. На поляне, перед входом в пещеру, служившую нам домом я заметил движение.
- Что ты здесь делаешь? Разве я не запретил тебе выходить?
Хрупкие плечи дрогнули и из под кудрявых волос на меня глянули расширившиеся карие глаза. Я в очередной раз испытал укол совести, заметив грязь на ее старом платье и босые ноги. Ей не нравилось жить в аскезе, но это единственное, что я пока могу ей дать.
- Мне было так темно и холодно, я хотела побыть на солнце.
- Но я оставил зажженной свечу и у тебя есть шкура, чтобы укрыться. Разве я не просил тебя прочесть книгу?
- Но я читала ее много дней и поняла то, что в ней написано. Мне хочется смотреть на цветы и слушать, как поют кузнечики.
- Это опасно, знаешь. Кто-нибудь может увидеть тебя.
- Ну и что? Он полюбит меня и мы будем вместе смотреть на звезды.
- Нет. Ты не понимаешь, он обидит тебя и нам обоим будет больно и горько. Прошу тебя, уйди внутрь и садись за книги.
Она замолчала и опустила лицо, тут же скрывшееся в потоках волос. Не проронив больше ни слова она спустилась в пещеру сгорбившись, будто больная старуха. Когда я опустился на колени, поставив кувшин, мои руки дрожали. Я понял, что просто не знаю что мне делать с этой частью себя.
Мои размышления были грубо прерваны. На поляне, перед входом в пещеру, служившую нам домом я заметил движение.
- Что ты здесь делаешь? Разве я не запретил тебе выходить?
Хрупкие плечи дрогнули и из под кудрявых волос на меня глянули расширившиеся карие глаза. Я в очередной раз испытал укол совести, заметив грязь на ее старом платье и босые ноги. Ей не нравилось жить в аскезе, но это единственное, что я пока могу ей дать.
- Мне было так темно и холодно, я хотела побыть на солнце.
- Но я оставил зажженной свечу и у тебя есть шкура, чтобы укрыться. Разве я не просил тебя прочесть книгу?
- Но я читала ее много дней и поняла то, что в ней написано. Мне хочется смотреть на цветы и слушать, как поют кузнечики.
- Это опасно, знаешь. Кто-нибудь может увидеть тебя.
- Ну и что? Он полюбит меня и мы будем вместе смотреть на звезды.
- Нет. Ты не понимаешь, он обидит тебя и нам обоим будет больно и горько. Прошу тебя, уйди внутрь и садись за книги.
Она замолчала и опустила лицо, тут же скрывшееся в потоках волос. Не проронив больше ни слова она спустилась в пещеру сгорбившись, будто больная старуха. Когда я опустился на колени, поставив кувшин, мои руки дрожали. Я понял, что просто не знаю что мне делать с этой частью себя.