Прощание с Москвой. Апрель 2011 года.
Парочка почти последних глав из моего произведения О МОСКВЕ плюс небольшая реклама фирме ТРАНСАЭРО.
"Трансаэро, Трансаэро, летай всегда Трансаэро!"
Рекламная песня
Ну что же... улетаем, погостили в Москве всего 10 дней, а до этого 20 лет почти носило меня по странам и континентам, далеко от Москвы, где я родилась и пять поколений моих предков тоже.
Что поймешь, что почувствуешь за 10 дней? В голове сумбур, на сердце грусть, повидали полпроцента того, что хотели повидать, встретились только с самыми близкими друзьями и родственниками, да и то не со всеми. Коллегам, сокурсникам, одноклассникам даже не позвонили, понимая, что времени для встреч и сил для салата оливье не будет. Грустно, смятение какое-то, впечатления хаотические. Знакомый таксист Хафиз согласился проводить нас в Домодедово, мы ведь этот новый современнейший аэропорт и не видели практически, когда прилетели, а перед вылетом мне говорили, что в сравнении с ним... Шереметьево-2 - ларек «Голубой Дунай».
Знаете, в аэропортах, когда стоишь на регистрацию, собираются небольшие очереди к каждому окошку, и эти очереди разделены между собой такими ремешками, натянутыми на металлические столбики. Символическое разделение, но каждый знает, в какое окошко он стоит со своим паспортом. Иногда в странах, где "закон и порядок"... да ладно, забыть пора, стоять минут 10 приходится. «Вам - окошки с 32 по 41», - сказали нам в информации. То, что мы увидели ТАМ... Одесса, 1941 год, июнь, народ ломится в последний поезд, чтобы уехать из-под Гитлера. Или нет, нет, не так... 1918 год, аристократы в мехах, интеллигенты с рукописями, купцы, дворяне, белогвардейцы, владельцы огромных концернов типа «Золото Якутии» и небольших компаний типа «Рога и копыта», есаулы, бросившие коней в море, Рахманинов, короче, все два миллиона, покинувших Россию в тот год и чуть позже, пытаются втиснуться на последний пароход, уходящий в Константинополь, чтобы уплыть из-под Ленина... Ильича, который после 15 лет иммиграции, забыв чем вообще страна родная пахнет, приехал, заварил революционную кашу, пустил страну под откос на 75 лет и на Октябрьской площади стоит с кепкой по сей день... голубь.
У окошек с 32 по 41 стояли, плотно прижавшись друг к другу, человек 500, а может, 1000. Ни о каких разделительных ремешках речь не шла. Я пошла в конец толпы и задала народу идиотский вопрос: «А вы в какое окошко стоите?» Обернулось женщин 5 взмыленных, темпераментых, с горящими глазами: «Здесь нет окошек!!! Мы все в окошки с 32 по 41, куда попадем!» Тут в середине толпы заголосил мужчина и заругалась женщина, и все стали смотреть туда.
Я попыталась втиснуться, чтобы все-таки быть направленной лицом на конкретное окошко и спросила стоящего рядом высокого мужчину: «А вы в какое окошко стоите?», ну заклинило меня. Он взглянул на меня... О! Эти полные сострадания и любви большие голубые глаза! "Ой, думаю - душа-однофамилец Платоша Каратаев..." Он сказал: «Sorry, ma’am, I don’t speak Russian» и снова плотно прижался животом к спине впередистоящего узбека.
Клаустрофобия
Многоопытный Хафиз, на все вопросы отвечающий «Да-да-да», пристроил нас с тележками сбоку на один метр ближе к заветным окошкам, чем конец толпы. Толку от этого не было никакого, но за нами тут же образовалась новая толпа и было уже не вылезти, ни вперед, ни назад. Человеку с боязнью замкнутого пространства (клаустрофобией) были бы здесь белые тапочки.
На часах 7 утра. Самолет наш должен был улететь в 11.10. Пока стояли, сценки разные наблюдали: вот девушка энергичная протискивается поперек толпы (немыслимое дело, поскольку народ стоит плотной стеной, так что муха не пролетит, настроены на один клич: «Вас тут не стояло!»). Девушка пролезла мимо высокой, нервной, раскрасневшейся дамы, та ее пихнула, передернула плечами и подставила профиль, а девушка грозно двинулась обратно и подставила кулак к носу нервной. Подержав его с полминуты для убедительности и прошипев: «Чуешь, чем пахнет?», она двинулась дальше, а нервная стала смотреть на окружающих, всем своим видом демонстрируя, как некультурно с ней обошлись, и негодуя.
О, какой темперамент русских женщин, как радуга, да что там радуга, как северное сияние, переливался и зависал над толпой все пять часов нашего великого стояния.
"А мужикам понять пора бы,
напрасно рты не разевая,
что мирозданья стержень - бабы,
чья хрупкость - маска боевая".
Игорь Губерман
В 12 мы прошли регистрацию. Самолет, надо думать, задержали. Где туалет? Его на этаже не было, надо было куда-то спускаться по лестнице. С телегами, что ли, спускаться? Прибежали на таможню. «Раздевайтесь!», говорят. Сняли куртки, пиджаки, туфли. Стою в платье босиком с серебряным браслетом на руке. У женщины в форме перед просвечивающей штуковиной спрашиваю: «Снять браслет?» «Нет», - говорит. Делаю шаг в сторону, встаю на штуковину, раздается вой сирены. Другая дама в трех шагах от меня за перегородкой смотрит на меня и говорит грозно: «А что это у вас такой сигнал?!» Я мямлю: «У меня вот только браслет...» Думаю: всё, приехали. «Снимите браслет!!!», и пропускает молча, грозно, но пропускает. Пропускает! Милка, моя дорогая! Я прохожу, чувствуя, что удачно провезла в двенадцатиперстной кишке полкило кокаина, на душе становится весело и звучит прелестный голос Бориса Моисеева «Танго, танго, танго кокаин...» Один поклонник как-то раз давно пригласил меня в театр Эстрады на юбилейный концерт этого артиста, который тогда еще не был знаменитым «певцом» и не блистал дивным вокалом и кокаиново-воспитательными романсами собственного производства с голубого экрана, днем, когда дети уже из школы пришли и смотрят с интересом, а только танцевал. Поклонник, композитор-натурал все спрашивал: «Лена, скажите мне как женщина: а Моисеев женщинам нравится? А почему он женщинам-то нравится?»
Самолет задержала славная администрация фирмы «Трансаэро» или самого аэропорта Домодедово. Вот спасибо, благодетели! Нас загнали в самолет, предупредив, что не взлетим еще час, будем так сидеть в закрытом самолете на земле. Народу с вышеупомянутой клаустрофобией пришлось бы умереть вторично в этот день. Не взлетели еще полтора часа, сидели слушали песню, состоящую из двух строк: «Трансаэро, Трансаэро, летай всегда Трансаэро!» На одной ноте. Мы-то неприхотливые, нам-то что, мы - канадцы вежливые, все стерпим, а вот одна капризная тетя возопила: «Пожалуйста!!! Сделайте потише песню!» Стюардесса улыбнулась успокоительно, сказала: «Сейчас сделаем» и ушла, и песня зазвучала в два раза громче.
"Трансаэро, Трансаэро, летай всегда Трансаэро!"
Рекламная песня
Ну что же... улетаем, погостили в Москве всего 10 дней, а до этого 20 лет почти носило меня по странам и континентам, далеко от Москвы, где я родилась и пять поколений моих предков тоже.
Что поймешь, что почувствуешь за 10 дней? В голове сумбур, на сердце грусть, повидали полпроцента того, что хотели повидать, встретились только с самыми близкими друзьями и родственниками, да и то не со всеми. Коллегам, сокурсникам, одноклассникам даже не позвонили, понимая, что времени для встреч и сил для салата оливье не будет. Грустно, смятение какое-то, впечатления хаотические. Знакомый таксист Хафиз согласился проводить нас в Домодедово, мы ведь этот новый современнейший аэропорт и не видели практически, когда прилетели, а перед вылетом мне говорили, что в сравнении с ним... Шереметьево-2 - ларек «Голубой Дунай».
Знаете, в аэропортах, когда стоишь на регистрацию, собираются небольшие очереди к каждому окошку, и эти очереди разделены между собой такими ремешками, натянутыми на металлические столбики. Символическое разделение, но каждый знает, в какое окошко он стоит со своим паспортом. Иногда в странах, где "закон и порядок"... да ладно, забыть пора, стоять минут 10 приходится. «Вам - окошки с 32 по 41», - сказали нам в информации. То, что мы увидели ТАМ... Одесса, 1941 год, июнь, народ ломится в последний поезд, чтобы уехать из-под Гитлера. Или нет, нет, не так... 1918 год, аристократы в мехах, интеллигенты с рукописями, купцы, дворяне, белогвардейцы, владельцы огромных концернов типа «Золото Якутии» и небольших компаний типа «Рога и копыта», есаулы, бросившие коней в море, Рахманинов, короче, все два миллиона, покинувших Россию в тот год и чуть позже, пытаются втиснуться на последний пароход, уходящий в Константинополь, чтобы уплыть из-под Ленина... Ильича, который после 15 лет иммиграции, забыв чем вообще страна родная пахнет, приехал, заварил революционную кашу, пустил страну под откос на 75 лет и на Октябрьской площади стоит с кепкой по сей день... голубь.
У окошек с 32 по 41 стояли, плотно прижавшись друг к другу, человек 500, а может, 1000. Ни о каких разделительных ремешках речь не шла. Я пошла в конец толпы и задала народу идиотский вопрос: «А вы в какое окошко стоите?» Обернулось женщин 5 взмыленных, темпераментых, с горящими глазами: «Здесь нет окошек!!! Мы все в окошки с 32 по 41, куда попадем!» Тут в середине толпы заголосил мужчина и заругалась женщина, и все стали смотреть туда.
Я попыталась втиснуться, чтобы все-таки быть направленной лицом на конкретное окошко и спросила стоящего рядом высокого мужчину: «А вы в какое окошко стоите?», ну заклинило меня. Он взглянул на меня... О! Эти полные сострадания и любви большие голубые глаза! "Ой, думаю - душа-однофамилец Платоша Каратаев..." Он сказал: «Sorry, ma’am, I don’t speak Russian» и снова плотно прижался животом к спине впередистоящего узбека.
Клаустрофобия
Многоопытный Хафиз, на все вопросы отвечающий «Да-да-да», пристроил нас с тележками сбоку на один метр ближе к заветным окошкам, чем конец толпы. Толку от этого не было никакого, но за нами тут же образовалась новая толпа и было уже не вылезти, ни вперед, ни назад. Человеку с боязнью замкнутого пространства (клаустрофобией) были бы здесь белые тапочки.
На часах 7 утра. Самолет наш должен был улететь в 11.10. Пока стояли, сценки разные наблюдали: вот девушка энергичная протискивается поперек толпы (немыслимое дело, поскольку народ стоит плотной стеной, так что муха не пролетит, настроены на один клич: «Вас тут не стояло!»). Девушка пролезла мимо высокой, нервной, раскрасневшейся дамы, та ее пихнула, передернула плечами и подставила профиль, а девушка грозно двинулась обратно и подставила кулак к носу нервной. Подержав его с полминуты для убедительности и прошипев: «Чуешь, чем пахнет?», она двинулась дальше, а нервная стала смотреть на окружающих, всем своим видом демонстрируя, как некультурно с ней обошлись, и негодуя.
О, какой темперамент русских женщин, как радуга, да что там радуга, как северное сияние, переливался и зависал над толпой все пять часов нашего великого стояния.
"А мужикам понять пора бы,
напрасно рты не разевая,
что мирозданья стержень - бабы,
чья хрупкость - маска боевая".
Игорь Губерман
В 12 мы прошли регистрацию. Самолет, надо думать, задержали. Где туалет? Его на этаже не было, надо было куда-то спускаться по лестнице. С телегами, что ли, спускаться? Прибежали на таможню. «Раздевайтесь!», говорят. Сняли куртки, пиджаки, туфли. Стою в платье босиком с серебряным браслетом на руке. У женщины в форме перед просвечивающей штуковиной спрашиваю: «Снять браслет?» «Нет», - говорит. Делаю шаг в сторону, встаю на штуковину, раздается вой сирены. Другая дама в трех шагах от меня за перегородкой смотрит на меня и говорит грозно: «А что это у вас такой сигнал?!» Я мямлю: «У меня вот только браслет...» Думаю: всё, приехали. «Снимите браслет!!!», и пропускает молча, грозно, но пропускает. Пропускает! Милка, моя дорогая! Я прохожу, чувствуя, что удачно провезла в двенадцатиперстной кишке полкило кокаина, на душе становится весело и звучит прелестный голос Бориса Моисеева «Танго, танго, танго кокаин...» Один поклонник как-то раз давно пригласил меня в театр Эстрады на юбилейный концерт этого артиста, который тогда еще не был знаменитым «певцом» и не блистал дивным вокалом и кокаиново-воспитательными романсами собственного производства с голубого экрана, днем, когда дети уже из школы пришли и смотрят с интересом, а только танцевал. Поклонник, композитор-натурал все спрашивал: «Лена, скажите мне как женщина: а Моисеев женщинам нравится? А почему он женщинам-то нравится?»
Самолет задержала славная администрация фирмы «Трансаэро» или самого аэропорта Домодедово. Вот спасибо, благодетели! Нас загнали в самолет, предупредив, что не взлетим еще час, будем так сидеть в закрытом самолете на земле. Народу с вышеупомянутой клаустрофобией пришлось бы умереть вторично в этот день. Не взлетели еще полтора часа, сидели слушали песню, состоящую из двух строк: «Трансаэро, Трансаэро, летай всегда Трансаэро!» На одной ноте. Мы-то неприхотливые, нам-то что, мы - канадцы вежливые, все стерпим, а вот одна капризная тетя возопила: «Пожалуйста!!! Сделайте потише песню!» Стюардесса улыбнулась успокоительно, сказала: «Сейчас сделаем» и ушла, и песня зазвучала в два раза громче.