Из "Граждан ночи"...
И опять - из "Граждан ночи"...
Марина Вирта
ХУДОЖНИК
Г. Гордону.
1
Фигурка в солнечных лучах,
Такая легкая фигурка...
Прабабушкина чернобурка
Лежит на худеньких плечах.
В толпе отбившись от подружек,
Летит на крылышках слепых:
"Ах, мы наделаем игрушек -
Медведей, зайцев, кошек, хрюшек,
И выпустим на волю их".
Меж двух стихий, на рубеже,
Безвольно головой качает.
Но взгляд художника уже
Ее средь прочих примечает.
Морозно, давка, суета,
Но представляется иное:
Художник знает, как с холста
Ее глазами высота
Окинет взглядом все земное.
И льется день, и бьется сердце,
И освещается земля
Настырным солнцем февраля,
В котором не дано согреться.
2
Себе оставив тлен и прах,
Всё, чем владели, раздарили.
Не удержаться легкой пыли
На зимних северных ветрах.
Но те, кто нас зимой согрели,
Опять утешат и простят,
Когда на страшных скоростях
Зима приблизится к апрелю.
И встретит нас наперебой
Земля весенней перекличкой.
Но мы не впишемся с тобой
В пейзаж с подснежником и птичкой.
Нет, мы нахмуримся опять
На фоне елки обнищалой,
Что ничего не обещала
И ничего не может дать.
Лишь нежный запах теплой хвои
Набьется в нос и рукава.
И всё вернется к нам с лихвою,
Всё, что смололи жернова
Судьбы, что закрывала вьюга
Слепящим, бережным крылом -
Высокий, жесткий профиль друга
И хвоя над его челом.
3
За чужой, за сиротский порог
Откатилась пора ликованья.
Лишь когда подводился итог,
Благодарность пришла и признанье.
Этот облик не сгинет впотьмах,
Этот голос не канет в столетья...
Пройден путь. На недвижных чертах
Обозначилось четко бессмертье.
И невольно примеришь к себе
Наподобие новой сорочки
Комментарий к великой судьбе
И две-три поминальные строчки...
Да минует нас эта напасть -
Примеряться к чужому величью!
Мы с тобой наиграемся всласть
В нашу малую, легкую, птичью, -
Городского масштаба судьбу,
Век отмерив строкою нечеткой
И закрыв канонической челкой
Заурядности мету на лбу.
Марина Вирта
ХУДОЖНИК
Г. Гордону.
1
Фигурка в солнечных лучах,
Такая легкая фигурка...
Прабабушкина чернобурка
Лежит на худеньких плечах.
В толпе отбившись от подружек,
Летит на крылышках слепых:
"Ах, мы наделаем игрушек -
Медведей, зайцев, кошек, хрюшек,
И выпустим на волю их".
Меж двух стихий, на рубеже,
Безвольно головой качает.
Но взгляд художника уже
Ее средь прочих примечает.
Морозно, давка, суета,
Но представляется иное:
Художник знает, как с холста
Ее глазами высота
Окинет взглядом все земное.
И льется день, и бьется сердце,
И освещается земля
Настырным солнцем февраля,
В котором не дано согреться.
2
Себе оставив тлен и прах,
Всё, чем владели, раздарили.
Не удержаться легкой пыли
На зимних северных ветрах.
Но те, кто нас зимой согрели,
Опять утешат и простят,
Когда на страшных скоростях
Зима приблизится к апрелю.
И встретит нас наперебой
Земля весенней перекличкой.
Но мы не впишемся с тобой
В пейзаж с подснежником и птичкой.
Нет, мы нахмуримся опять
На фоне елки обнищалой,
Что ничего не обещала
И ничего не может дать.
Лишь нежный запах теплой хвои
Набьется в нос и рукава.
И всё вернется к нам с лихвою,
Всё, что смололи жернова
Судьбы, что закрывала вьюга
Слепящим, бережным крылом -
Высокий, жесткий профиль друга
И хвоя над его челом.
3
За чужой, за сиротский порог
Откатилась пора ликованья.
Лишь когда подводился итог,
Благодарность пришла и признанье.
Этот облик не сгинет впотьмах,
Этот голос не канет в столетья...
Пройден путь. На недвижных чертах
Обозначилось четко бессмертье.
И невольно примеришь к себе
Наподобие новой сорочки
Комментарий к великой судьбе
И две-три поминальные строчки...
Да минует нас эта напасть -
Примеряться к чужому величью!
Мы с тобой наиграемся всласть
В нашу малую, легкую, птичью, -
Городского масштаба судьбу,
Век отмерив строкою нечеткой
И закрыв канонической челкой
Заурядности мету на лбу.