"Невский проспект" - повесть, впервые опубликованная в сборнике "Арабески" в 1835 году, относится к циклу так называемых петербургских повестей Н.В. Гоголя.
"Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере в Петербурге... Едва только взойдешь на Невский проспект, как уже пахнет одним гуляньем. Хотя бы имел какое-нибудь нужное, необходимое дело, но, взошедши на него, верно, позабудешь о всяком деле. Здесь единственное место, где показываются люди не по необходимости, куда не загнала их надобность и меркантильный интерес, объемлющий весь Петербург. Кажется, человек, встреченный на Невском проспекте, менее эгоист, нежели в Морской, Гороховой, Литейной, Мещанской и других улицах, где жадность и корысть, и надобность выражаются на идущих и летящих в каретах и на дрожках. Невский проспект есть всеобщая коммуникация Петербурга. Здесь житель Петербургской или Выборгской части, несколько лет не бывавший у своего приятеля на Песках или у Московской заставы, может быть уверен, что встретится с ним непременно. Никакой адрес-календарь и справочное место не доставят такого верного известия, как Невский проспект. Всемогущий Невский проспект! Единственное развлечение бедного на гулянье Петербурга! "
"В двенадцать часов на Невский проспект делают набеги гувернеры всех наций со своими питомцами в батистовых воротничках. Английские Джонсы и французские Коки идут под руку с вверенными их родительскому попечению питомцами и с приличной солидностью изъясняют им, что вывески над магазинами делаются для того, чтобы можно было посредством их узнать, что находится в самих магазинах".
"- Стой! - закричал в это время поручик Пирогов, дернув шедшего с ним молодого человека во фраке и плаще.
- "Видел?"
"С тайным трепетом спешил он за своим предметом, так сильно его поразившим, и, казалось, дивился сам своей дерзости".
Он даже не заметил, как вдруг возвысился перед ним четырехэтажный дом, все четыре ряда окон, светившие огнем, глянули на него разом, и перилы у подъезда противупоставили ему железный толчок свой. Он видел, как незнакомка летела по лестнице, оглянулась, положила на губы палец, и дала знак следовать за собой.
В темной вышине четвертого этажа незнакомка постучала в дверь...
"Он неподвижно стоял перед нею и уже готов был так же простодушно позабыться, как позабылся прежде. Но красавица наскучила таким долгим молчанием и значительно улыбнулась, глядя ему прямо в глаза".
"Дверь отворилась, и вошел лакей в богатой ливрее".
"Лакей в богатой ливрее высадил его из кареты и почтительно проводил в сени с мраморными колоннами, с облитым золотом швейцаром, с разбросанными плащами и шубами, с яркой лампою. Воздушная лестница с блестящими перилами, надушенная ароматами, неслась вверх".
"Сверкающие дамские плечи и черные фраки, люстры, лампы, воздушные летящие газы, эфирные ленты и толстый контрабас, выглядывавший из-за перил великолепных хоров, - все было для него блистательно".
"Пискарев употребил все усилия, чтобы раздвинуть толпу и рассмотреть ее; но к величайшей досаде, какая-то огромная голова с темными курчавыми волосами заслоняла все беспрестанно..."
"Так это он спал! Боже, какой сон! И зачем было просыпаться? зачем было одной минуты не подождать: она бы, наверное, опять явилась? Досадный свет неприятным своим тусклым светом глядел в его окна. Комната в таком сером, таком мутном беспорядке... О, как отвратительна действительность! Что она против мечты?"
"...Ему представилась его мастерская, он так был весел, с таким наслаждением сидел с палитрою в руках! И она тут же. Она была уже его женою. Она сидела возле него, облокотившись прелестным локотком своим на спинку его стула, и смотрела на его работу. В ее глазах, томных, усталых, написано было бремя блаженства; все в комнате его дышало раем; было так светло, так убрано. Создатель! Она склонила к нему на грудь прелестную свою головку".
"Он бросился вон, потерявши чувства и мысли".
"...Наконец выломали дверь и нашли бездыханный труп его с перерезанным горлом. Окровавленная бритва валялась на полу. По судорожно раскинутым рукам и по страшно искаженному виду можно было заключить, что рука его была неверна и что он долго еще мучился, прежде нежели грешная душа его оставила тело".
"Но прежде нежели мы скажим, кто таков был поручик Пирогов, не мешает кое-что рассказать о том обществе, к которому принадлежал Пирогов. Есть офицеры, составляющие в Петербурге какой-то средний класс общества. На вечере, на обеде у статского советника или у действительного статского, который выслужил этот чин сорокалетними трудами, вы всегда найдете одного из них".
"Итак, Пирогов не переставал преследовать незнакомку, от времени до времени занимая ее вопросами..."
"Она вбежала по узенькой темной лестнице и вошла в дверь, в которую тоже смело пробрался Пирогов".
"В это время блондинка вошла в мастерскую и начала рыться на столе, уставленном кофейниками. Поручик воспользовался задумчивостью Шиллера, подступил к ней и пожал ей ручку, обнаженную до самого плеча".
"В один день прохаживался он по Мещанской, поглядывая на дом, на котором красовалась вывеска Шиллера с кофейниками и самоварами; к величайшей радости своей увидел он головку блондинки, свесившуюся в окошко и разглядывавшую прохожих. Он остановился, сделал ей ручкой и сказал: "Гутен морген!"
"Он начал какой-то гавот... Хорошенькая немка выступила на середину комнаты и подняла прекрасную ножку".
"- О, я не хочу иметь роги! Бери его, мой друг Гофман, за воротник, я не хочу, - продолжал он, сильно размахивая руками... И немцы схватили за руки и ноги Пирогова".
"...он отправился на вечер к одному правителю контрольной коллегии, где было очень приятное собрание чиновников и офицеров. Там с удовольствием провел вечер и так отличился в мазурке, что привел в восторг не только дам, на даже и кавалеров".
"О, не верьте этому Невскому проспекту! Я всегда закутываюсь покрепче плащом своим, когда иду по нем и стараюсь вовсе не глядеть на встречающиеся предметы. Все обман, все мечта, все не то, что кажется! ...Он лжет во всякое время, этот Невский проспект, но более всего тогда, когда ночь сгущенною массой наляжет на него и отделит белые и палевые стены домов, когда весь город превратиться в гром и блеск, мириады карет валятся с мостов, форейторы кричат и прыгают на лошадях и когда сам демон зажигает лампы для того только, чтобы показать все в ненастоящем виде"
Кардовский Дмитрий Николаевич (1866-1943) - мастер рисунка, книжной иллюстрации, блестящий педагог, учениками которого были такие замечательные художники-иллюстраторы, как Н. Радлов, К. Рудаков, Б. Дехтерев, Д. Шмаринов. Способность проникнуть в атмосферу художественного произведения, постичь характеры действующих лиц сделали его иллюстрации во многих случаях непревзойденными. Работы Кардовского украсили книги Чехова ("Каштанка"), Грибоедова ("Горе от ума"), Дефо ("Робинзон Крузо"), Толстого, Тургенев, Л.Леонова.
"Прикосновение к таланту - всегда открытие, помогающее понять дотоле незамеченное, непонятое или увидеть его новый аспект. Именно таким открытием явилось издание "Невского проспекта" Н.В. Гоголя с иллюстрациями Д.Н. Кардовского, выпущенное Кружком любителей русских изящных изданий в 1905 г.
...Кроме нескольких отдельных работ на темы литературных произведений, к 1903 г. относится отличная серия рисунков художника к "Каштанке" А.П.Чехова, тонко и верно понятых и трактованных, но все еще "станковых", скорее живописных, мало соответствующих современному пониманию книжной графики. Кардовский - истинно книжный иллюстратор - начался с "Невского проспекта" Гоголя.
Художник изучал и достиг исключительных знаний, точного проникновения в характер архитектуры, обстановки, деталей быта, костюма, интерьеров разных исторических эпох. События русской истории начала XIX века и русская литература, посвященная им, были ему особенно близки.
...Иллюстрации к "Невскому проспекту" (1904 г.) решены новым для Кардовского художественным приемом - линейно-графическим, с характерной сильной штриховкой параллельными линиями в эмоционально насыщенных эпизодах". (О. Враская)
Варианты