Бабуля
Бабуля
1
Сегодня она чувствовала себя очень хорошо. Да что там говорить, она чувствовала себя просто отлично. После инсульта около года назад, ей порядком отказывала память, та, что врачи называют короткой. Она прекрасно помнила далекие, как кадры фотохроники, события, но то, что после туалета надо надеть нижнее белье и штаны, она регулярно забывала. И в том маленьком запылившимся уголке сознания, где она осознавала все происходившее вокруг, она злилась на саму себя за эти слабости. Там, в этом уголке, она понимала, что давно является ходячей и пока живой обузой для близких, и мечтала уже о том дне, когда все прекратится, когда можно будет отдохнуть. Самое страшное для нее было то, что в последние дни она с трудом узнавала людей вокруг себя. Сегодня же она проснулась с кристально ясным сознанием. Тепло и уютно… как в детстве. За окном что-то ворковали голуби, утреннее солнце, заглядывая сквозь прикрытые шторы в ее спальню, подсвечивало каждую пылинку в воздухе, наполняя комнату волшебным туманом. Все вокруг виделось с какой-то чуждой и новой, почти болезненной четкостью. И ей отчаянно захотелось выйти сегодня на улицу, погулять, ощутить на лице солнечное тепло, ощутить легкий праздничный запах весны, ощутить себя.
Она гуляла, зажав в руке пакетик с двумя горбушками хлеба для голубей. Она помнила все. Память последних лет резко догнала ее, как будто кто-то повернул ключ закрытой до этого момента двери, и она читала с нее как с книги, пытаясь прожить это время, которое она пропустила, точнее допрожить. Ее зовут Светлана Никитична Хромова, ей 74 года, у нее двое уже взрослых сыновей, дочь, которая лет 8 назад вышла замуж во второй раз и уехала за границу, четверо внуков. Сейчас она живет у Сашки, своего младшего, с его женой Наташей и Ромкой, любимым внуком, ему в прошлом месяце исполнилось 12 лет и осенью он пойдет уже в шестой класс, чем безмерно гордится. Мгновение, и в памяти всплывает больничная палата, неудобная койка с растянутыми пружинами, невыносимый запах лекарств, нелепые светло-зеленые обои на стенах, тихий говор… они думают, что она спит
- …Вы понимаете, я, конечно же, ни в коем случае не настаиваю, но настоятельно рекомендую… Ей нужен стационарный уход, вам будет крайне тяжело, вы не…
- Нет, мы сами будем ухаживать за ней, это моя мама… - Сашка, он у нее такой, если что-то решит, его никто не переубедит сделать по-другому… она улыбается
Она знала, что будет лишней в доме Саши, что будет создавать неудобство, пыталась отговорить Сашку, убеждала, что ей будет лучше в своей старенькой, но родной квартирке на Ленинском, где они прожили с мужем почти 30 лет, что она справится, но Сашка сделал по-своему. Перевез часть ее вещей к себе домой, а старую квартиру сдал в аренду какой-то молодой паре. И она, честно говоря, была этому очень рада, она боялась остаться одной. Ее муж умер 5 лет назад, недожив до семидесяти нескольких месяцев. Она гордилась своими детьми.
Сделав пару кругов вокруг дома, она пошла в сторону детской площадки во дворе. В последнее время она гуляла только под присмотром и ей запрещали ходить дальше, Наташа сильно ругалась, мол, вы что, Светлана Никитична, хотите, чтобы я вас по всему району потом искала. Она даже не заметила, как прошла мимо площадки, ноги сами шли вперед, а куда, она об этом не задумывалась. По-летнему теплое майское солнце, дурманящий запах весны... Только вот было немножко жалко Ромку, ему всего 12. Слишком мало времени... сколько всего она бы хотела еще ему рассказать, сколькому научить. Но она была уверена, он поймет, быть может, единственный из всех. Воспоминания поглотили ее, накатывая то обрывками фраз, то целыми сценами, она погружалась все дальше и дальше, через годы ее долгой, слишком долгой на ее взгляд, жизни. Городской двор исчезал, и сквозь него проступало родное село на псковщине, где она родилась и выросла. Забор детского сада превратился в плетеную ограду, а рощица перед забором стала родным палисадом с вишнями и сливами. Еще только утро, а уже так жарко…
- Светка! Све…
2
- Светка! Светка! Пошли на речку купаться, Славка с Митькой тоже пойдут - соседский парень Мишка кричал с дороги за оградой казалось на весь поселок, ничуть не смущаясь
- Мам, можно?
- Можно, Свет, только не забудь после зайти к бабушке, забрать у нее молоко
Лето, ей 12 лет. Она помогает матери по хозяйству, гуляет с ребятами, по вечерам навещает бабушку, которая живет через два дома. Бабушка как никто умеет рассказывать всякие интересные истории, особенно ей нравится, когда бабушка рассказывает о своем детстве и еще про революцию. Один момент врезался в память на всю жизнь. В тот год бабушка много болела, и однажды попросила внучку подойти по ближе и присесть к ней на краешек кровати, было почему-то страшно
- Одно только жалко, - сказала она тогда. - Столько всего еще рассказать хотела, но ничего… ты поймешь… и еще на жениха твоего посмотреть бы хотела, вон хоть на Мишку, парень-то ладный выйдет…
- Да, ну тебя бабуль, скажешь тоже… Мишка, расскажи лучше, как ты с белыми сражалась…
К осени бабушка умерла. Три дня ей страшные сны снились, как будто птица черная над домом летает и ее с собой забрать хочет, но потом приснилось, как ее бабушка гуляет по полю, что за деревней. Бабушка гуляла медленно, никуда не торопясь. Раскинув руки и касаясь ладонями кончиков зреющих колосьев овса, бабушка уходила в сторону холма, из-за которого вставало рассветное солнце. Дойдя до гребня холма, бабушка обернулась и посмотрела, как Свете показалось, прямо на нее, бабушка улыбалась счастливо и мирно... и стало почему-то легко… как будто, так и должно быть. А на следующее лето началась война
Те годы лучше и не вспоминать, она сама их из памяти вычеркнула, туда им и дорога. Миша с войны вернулся, Митька со Славкой нет.
Ей 19. Поле, что за деревней, овсом засеянное, колосится на ветру. На ней белое платье, мамкой расшитое. Дорога проселочная убегает через поле и на холм забирается, а на холме стоит Мишка. Она бежит к нему по дороге, развевается подол платья.
- Здравствуй, моя Светлая… Светка
- Здравствуй…
Они кружатся вместе, обнимаясь, потом падают в овес, смеются… запах нагретой солнцем земли, такие родные, такие любимые руки… теплое счастье, уютное…
Через полгода свадьба, и вот уже у них трое детей, Вовка, Иришка и Сашка - младшенький. Она учительница начальных классов в деревенской школе. Годы мелькают уже безудержно, дети подрастают, всего лишь миг, а они уже разъехались. Ирка вышла замуж первой, за Витьку из соседней деревни… Ей 40…
- Ирка, Ирка, это ты?… Очень плохо слышно, поднеси трубку поближе... А, Витя, ты, ну, как вы там, как Ира? Что? Мальчик? Ну, слава богу…
- Миш, ты слышал, мальчик родился, мы теперь бабушка и дедушка… Мишкой назвали, в честь тебя…
Еще полгода - похороны. Витя в поле работал на тракторе, что-то недосмотрел, что-то забыл то ли выключить, то ли включить, из трактора вышел, а тот на склоне стоял, и его собственным трактором и переехало. Глупо до невозможности… говорят, пьяным был, любил в последнее время. Ирка рядом с гробом, без слез, но с застывшем на лице выражением непонимания, маленький Мишка на руках.
Вовка старший в Москву учиться уехал, а младший Сашка - в Ленинград. Через пару лет уговорил Ирку к нему в Ленинград перебраться, а еще через год и они с мужем туда же переехали, и Ирке с ребенком помогать надо, да и к Сашке поближе. Тот уже институт заканчивал. Жили поначалу все в месте, в двух комнатах в коммуналке у Лиговского проспекта, позже с мужем, Иркой и малым Мишаней переехали на Ленинский, в отдельную двухкомнатную.
Ей 50. Скромная свадьба. Вся семья наконец-то собралась вместе. Вовка старший, глаз не отвести, на отца похож, как будто срисовывали, со своей женой Ларисой, Ирка, как помолодевшая, смеется взахлеб, по столу хлопочет, за ней Мишаня хвостом вьется. Сашка счастливый, улыбка до ушей, казалось бы, и хочет уже не улыбаться, да не может, рядом с ним молодая Наташа, его невеста, Ромкой беременная. Она училась в том же институте, что и Сашка, но на младших курсах, а Сашка - аспирант, молодой преподаватель. Как Наташа институт закончила, так сразу и решили свадьбу сыграть. Веселье рекой, вон в уголке братья стоят, руки друг другу на плечи положив, вон девчонки стайкой, Лариса с Наташей у Ирки что-то расспрашивают, а та по-деловому им отвечает, уверенно так, со знанием дела, а Наташа правой рукой себе живот поглаживает, даже не замечая этого
- Мам, пап, пойдем танцевать, что вы в уголок забились как не родные, - Ирка неугомонная, а за ней Мишаня вторит, - Бабуль, дедуль, ну пошли, - и за руки тянет…
- Сейчас, сейчас, Миш, сейчас пойдем, дай только передохнуть не много…
Вся семья в сборе, тепло... тепло и уютно. Она гордится своими детьми.
3
Годы, годы как страницы, переворачиваются одна за одной, какие-то интересные, какие-то нет, а некоторые вообще лучше вычеркнуть, вырвать, но уже написано, уже вышло в печать, уже пылится на полке, давно прочитанное. На тех страницах, что поинтереснее, загнуты уголки, как закладки, и на каждой внизу отпечаток чьего-то пальца, который слюнявили и которым переворачивали страницы. Но чем ближе к концу книги, тем страницы становятся короче, не заметнее, а шрифт мельчает, уже и не разберешь, что там написано, но ничего, финал уже близко, еще страница и другая, и все. Никогда в жизни не испытывала она соблазна пропустить последние страницы и прочитать сразу конец, и никогда не понимала людей, которые так делают. Нет, она дочитает каждую страничку до конца, как и положено, как и задумал Автор
Родился Ромка. Они с мужем часто помогали Сашке с Наташей, присматривая за маленьким внуком, пока молодые родители работали, гуляли с ним, бывало, что и на ночь оставались, когда молодых кто-нибудь в гости приглашал, или на свадьбу какую. Она читала ему на ночь разные книжки, про Айболита была любимая, а когда Ромка немножко подрос, стала ему истории всякие рассказывать, о детстве своем, о том, как они войну пережили.
Из Москвы часто звонил Вовка, у них с Ларисой тоже сын родился. Ирка наконец-то нашла себе хорошего мужа, он искренне полюбил Мишку как родного сына, и еще через год они все вместе переехали в Германию, где у новоиспеченного мужа объявились родственники. В скором времени у них родилась дочка, назвали Хелен… Ленкой, в общем.
Когда ей было 69, от нее ушел Миша, родной, любимый до последнего дня, самый близкий на свете человек. На похоронах она плакала, но не сильно, всему и всем свое время, она понимала. Но пустая квартира, долгие ночи без сна, Мишины вещи, уже никому не нужные, но хранящие родной запах мужа. Казалось, Миша еще не ушел, а просто повернул за угол, где ждет ее, а по ночам она слышит его голос.
- Где ты, моя Светлая?
- Иду, Миш, иду, еще немного подожди меня, не уходи
Она думает, оглядываясь назад, все ли она успела в своей жизни, все ли сделала... наверняка не все, можно было бы... но нет, уже написано, уже не исправить. Есть одно главное - она гордится своими детьми.
Солнце садилось, город, так и не ставший до конца родным, погружался в ночь, неизвестные улицы… чужие, не знакомые собаки то ли лают, то ли смеются из подворотни… не важно, ничего не важно. Только вот было немножко жалко Ромку, ему всего 12. Слишком мало времени... сколько всего она бы хотела еще ему рассказать, сколькому научить. Но она была уверена, он поймет, быть может, единственный из всех.
4
Ее искали, обзвонили сначала больницы, потом морги, звонили в милицию
- Да, бабушка, да-да, пожилая… Светлана Никитична Хромова… 74… Я ее сын, Александр Михайлович Хромов… но она не помнит, у нее потеря памяти после этого… после инсульта… да… Одета? Наташ, в чем мама ушла?... На ней легкое платье, такое черное в крупный белый горошек… да… да, спасибо… будем ждать...
- Черт знает, что происходит, - Наташа нервничала. - Еще и Ромка… Саш, надо врача, наверное, вызывать, позвони, пожалуйста
Саша знал, что когда Наташа ругается, значит, что она почти на грани, в таком состоянии, с ней лучше не спорить, может сорваться по любому пустяку, а только ссоры им сейчас и не хватало. Саша молча кивнул и набрал телефон неотложки.
Не прошло и двух часов после того, как бабушка ушла в неизвестном направлении, как у Ромки разболелась голова и резко поднялась температура. Сейчас у него было 40, к тому моменту, как приехал врач, столбик ртутного термометра показывал уже 41. Осмотрев Ромку, он порекомендовал его госпитализировать, сказав, что это всего скорее грипп, Наташа отказалась наотрез, в ответ врач, не сказав ничего нового, наказал ставить компрессы, давать много воды и прописал какое-то жаропонижающее. Самое страшное для Саши с Наташей началось после того, как врач уехал. Ромка начал бредить. Наташа не отходила от постели сына, раз за разом меняя горячие полотенца с Ромкиного лба на свежие, холодные. Выглядела она при этом, как показалось Саше, крайне растерянно, как в воду опущенная, сказала бы бабушка. К вечеру температура опустилась до отметки 40, и больше не росла, но родителям от этого легче не стало. Если, по началу, Ромка просто еле слышно что-то шептал, то под вечер он стал произносить какие-то обрывки фраз в полный голос. Он то рассказывал что-то невидимому для Саши с Наташей собеседнику, то кого-то звал. Когда Саша в очередной раз принес заново смоченное полотенце, Ромка открыл глаза, посмотрел абсолютно ясными глазами на Сашу, и вполне членораздельно спросил:
- Где ты, моя Светлая?
После чего тут же снова провалился в беспамятство. Наташа обернулась на Сашу, по правой щеке у нее стекала одинокая слеза, но когда она увидела Сашкино лицо, то чуть сама не упала в обморок. Саша был бел, как привидение, застыв посреди комнаты с зажатым в правой руке полотенцем. С кончика полотенца на пол капала вода
- Сашка! Сашка, что с тобой, блин, с тобой-то что, черт возьми!
- Пошли… на кухню
Отобрав у Сашки полотенце, Наташа положила его на Ромкин лоб и пошла за Сашей на кухню. Тот уже сидел за столом, покручивая в пальцах левой руки только что прикуренную сигарету, бледность с него сошла, он задумчиво смотрел в окно. Окно выходило ровно на детскую площадку во дворе.
- Сашка, ё-мое, что случилось?
- Ты слышала, что он сказал?
- Он? Ромка? Ну… что-то про светлого… не знаю, у него бред, может все-таки, в больницу на…
- Наташ, - Саша наконец-то отвернулся от окна и посмотрел ей в глаза. - Он сказал не про светлого, он сказал: «Где ты, моя Светлая». Ты знаешь, что так мой отец называл мою мать?
- Ну и что? Сашка, у Ромки температура 40, у него бред, мало ли что он… ты о чем, вообще, говоришь, я не понимаю, что ты застыл посреди комнаты как вкопанный, блин, только тебя мне и не хватало…
- Наташ, послушай, - Саша отвечал спокойно, не много растягивая слова, что случалось с ним всегда, когда он пытался оформить мысль, которую хотел сказать. - Ромка абсолютно внятно произнес: «Где ты, моя Светлая», Светлой мой отец называл мою маму, причем никогда на людях, только наедине, Ромка просто не мог этого знать, ну, или, в крайнем, случае, помнить, если ты помнишь, мой папа умер, когда Ромке было всего 8, понимаешь? Может он…
- Сашок, ну может, тебе показалось, может он, ну не знаю… кого-нибудь еще звал, ну Саш, правда, я не хочу еще и тебе врачей вызывать.
- Может… - Сашка улыбнулся, задумчиво посмотрел в окно. - Ладно, иди к Ромке, я сейчас приду…
Ночь прошла относительно спокойно, Ромка по-прежнему находился в бреду, но ничего внятного уже не произносил, на следующий день температура стала спадать сама собой, и к вечеру Ромка почти полностью оклемался. Первый осознанный вопрос, который он задал, был:
- А где бабуля?
К концу дня им позвонили, сказали, что в приемном покое Куйбышевки лежит похожая по описанию старушка, живая, даже ходит, но на вопросы не отвечает, и вообще на внешние раздражители никак не реагирует... только улыбается все время, приглашали на опознание
5
Это действительно оказалась она, Светлана Никитична Хромова, и, как и сказали по телефону, она никак не реагировала на то, что происходит вокруг, даже когда Наташа с Сашей приехали к ней в больницу на следующее утро, она их не узнала. Сашкина мама, пережившая войну, родившая трех детей, прожившая с мужем 50 лет, пронеся любовь к нему через всю жизнь до последнего дня, лежала на кровати, смотрела то в потолок, то на стены, то на рядом проходящих людей, и улыбалась. Улыбалась по доброму, немножко глупо и как будто бы счастливо. В ее голубых, глубоких и мудрых глазах был покой и ничего больше.
Проведя какое-то время и поговорив с врачом, Наташа с Сашей поехали домой. Наташа Ромку в больницу к бабушке не пустила, сказав, что тот еще болен, и попросила соседку с верхнего этажа присмотреть за ним пару часов, пока они не вернуться. На полдороги до дома у Наташи зазвонил мобильник. Глянув на экран, Наташа заволновалась
- Ромка звонит, - сказала она Саше. - Как бы чего не стряслось… Алло, Ром? Что случилось? У тебя все в порядке?
В этот момент дома соседка, Людмила Ивановна, женщина уже достаточно пожилая, схватилась за сердце, то ли от испуга, то ли от неожиданности. Резко хлопнула форточка, а Ромка, до этого момента мирно спящий, вдруг резко открыл глаза и подскочил с кровати.
- Ром, что случилось, ты куда, постой, погоди ты, тебе нельзя вставать…
- Ба… ба… телефон!!! - Рома почти кричал. - Ба… бабу… Алло, мам!! Бабушка!! Не уезжайте! Обратно, езжайте обратно, к бабушке! Бабушке… бабушке страшно!
Когда Саша с Наташей, удивляясь сами себе, вернулись в больницу, Светлана Никитична уже не улыбалась, она была без сознания. Через несколько часов она умерла.
***
В ту ночь Ромке снился кошмар. Над их домом летала большая черная птица, Ромка почему-то знал, что она прилетела не за ним, но было очень страшно. Он отмахивался от нее, просил не забирать, выбежал на улицу, обежал два раза вокруг дома, но птица не отставала, преследуя его. Тогда он побежал в сторону детской площадки, где они с ребятами играли в футбол. Он пробежал мимо площадки и, не останавливаясь, побежал дальше. В какой-то момент он понял, что вокруг не город, а не знакомый поселок, он шел по дороге, узнавая места, которые никогда в жизни не видел. Вот последний дом, за ним начинается поле, засеянное овсом, через которое бежит проселочная дорога и уходит за холм. Лето, полдень. Пряный запах нагретой земли, родной, любимый. Еще недозрелые колосья слегка клонятся на бок, приветствуют, так приятно идти, и, раскинув руки, касаться их ладонями. Легкий ветерок с холма, напоенный ароматом тысяч трав, освежает и зовет дальше, посмотреть, что там за холмом. Далеко на горизонте зреет гроза, наливаются серыми боками пушистые тучи. Через поле по дороге бежит девушка, на ней простое белое платье, подхваченное пояском, подол платья и рукава развеваются на ветру. На вершине холма девушку уже ждет юноша, высокий, статный. Они бросаются к друг другу в объятия, смеются, потом дружно падают в овес. Тепло… тепло и уютно.
Всю ночь в комнате хлопала форточка, под утро, когда Ромка проснулся, форточка хлопнула в последний раз и затихла, успокоившись
- Бабуля дома, - еле слышно произнес Ромка залитой утренним солнцем комнате. - Бабуле хорошо… тепло.