Феруза
Я спускаюсь по лестнице из бассейна в раздевалку. Лестницу каждые пятнадцать минут вытирает насухо молодая женщина с бейджиком "Феруза". Я цепляюсь взглядом за имя. В детстве мне казалось , что Ферузой может быть только принцесса. Мы встречаемся глазами. "Здравствуйте",- выдыхает узбечка и отводит взгляд от меня - в мокром купальнике, с полотенцем на плечах - смущаясь вероятно несоразмерности одежд. Феруза сильным жестом поднимает ведро и меня накрывает. Я знаю этот жест.
... Утром, когда на круглых листьях айвы еще роса, но уже остыли от вчерашнего зноя камни, подпирающие уличный топчан, когда вода в арыке прозрачна и жжет ладони, когда спит махаля, и только петухи кричат с окраины как муэдзины, силясь дотянуться голосом к шумному центру Бухары, молодые узбечки сильным красивым жестом поднимают ведра и выходят во двор.
Я представляю, как Феруза заправляет узкой смуглой ладонью тяжелую прямую челку под синий с пурпурными загогулинами платок, как приятным мелким стуком пробегут деревянные расписные бусы, как опустится в холодную воду туго связанный веник и оставляя узоры пойдет плясать по серому, всегда чистому асфальту в утреннем ритуале. Феруза будет выметать идеально чистый двор не меньше четверти часа. А потом, когда белые дувалы зарозовеют под нежным еще солнцем, молодые узбечки махали откроют тяжелые ворота и почти одновременно станут брызгать водой у дома, пока вся улица - от ворот до ворот - не задышит утренним паром наступающей жары.
Феруза вернется во двор, расправит хан-атласные курпачи и подушки вокруг по-европейски высокого стола под виноградным навесом, уйдет в прохладный, еще спящий дом, вернется с закипевшим электрическим чайником и стопкой пиал в левой руке. Пиалы- пахта - синие, с белыми коробочками хлопка по густому как июньские ирисы полю. Заварит в таком же синем чайнике чай, развернет полотенце со вчерашней лепешкой, расколет тяжелыми дедушкиными щипцами хрустальный, цвета верблюжьего молока, кусковой сахар, нальет чаю на самое дно пиалушки... Это будут ее минуты. Умной, красивой узбекской, юной еще женщины из достойного рода.
... В душевой вспоминаю, что забыла ключ от кабинки на лежаке. Девушка с бейджиком все еще вытирает лестницу, до сухого скрипучего блеска. Я нечаянно и дольше приличного рассматриваю ее лицо- породистой, невероятной красоты узбечки. "Здравствуйте", - снова выдыхает Феруза
... Утром, когда на круглых листьях айвы еще роса, но уже остыли от вчерашнего зноя камни, подпирающие уличный топчан, когда вода в арыке прозрачна и жжет ладони, когда спит махаля, и только петухи кричат с окраины как муэдзины, силясь дотянуться голосом к шумному центру Бухары, молодые узбечки сильным красивым жестом поднимают ведра и выходят во двор.
Я представляю, как Феруза заправляет узкой смуглой ладонью тяжелую прямую челку под синий с пурпурными загогулинами платок, как приятным мелким стуком пробегут деревянные расписные бусы, как опустится в холодную воду туго связанный веник и оставляя узоры пойдет плясать по серому, всегда чистому асфальту в утреннем ритуале. Феруза будет выметать идеально чистый двор не меньше четверти часа. А потом, когда белые дувалы зарозовеют под нежным еще солнцем, молодые узбечки махали откроют тяжелые ворота и почти одновременно станут брызгать водой у дома, пока вся улица - от ворот до ворот - не задышит утренним паром наступающей жары.
Феруза вернется во двор, расправит хан-атласные курпачи и подушки вокруг по-европейски высокого стола под виноградным навесом, уйдет в прохладный, еще спящий дом, вернется с закипевшим электрическим чайником и стопкой пиал в левой руке. Пиалы- пахта - синие, с белыми коробочками хлопка по густому как июньские ирисы полю. Заварит в таком же синем чайнике чай, развернет полотенце со вчерашней лепешкой, расколет тяжелыми дедушкиными щипцами хрустальный, цвета верблюжьего молока, кусковой сахар, нальет чаю на самое дно пиалушки... Это будут ее минуты. Умной, красивой узбекской, юной еще женщины из достойного рода.
... В душевой вспоминаю, что забыла ключ от кабинки на лежаке. Девушка с бейджиком все еще вытирает лестницу, до сухого скрипучего блеска. Я нечаянно и дольше приличного рассматриваю ее лицо- породистой, невероятной красоты узбечки. "Здравствуйте", - снова выдыхает Феруза