Звёздный вечер в КЗЧ
Оригинал взят у cleofide в Звёздный вечер в КЗЧ
Вчера в КЗЧ состоялся феерический концерт.
Музыка "упоительного Россини", по большей части неизвестная или малоизвестная, звучала в исполнении оркестра Musica Viva, созданного и руководимого Александром Рудиным (маэстро на сей раз скромно сидел в зале) под управлением очень молодого, но уже весьма опытного Максима Емельянычева, который, как кажется, лишь недавно порхал по коридорам консерватории, а сейчас уверенно делает карьеру не только у нас, но и на придирчивом Западе.
Это музыкальное созвездие служило драгоценной оправой для бриллианта чистой воды - аргентинского контратенора Франко Фаджоли, имя которого уже хорошо знакомо поклонникам исторически ориентированного исполнительства, но пока ещё в диковинку для московских меломанов.
Рядом со мной оказались две милые интеллигентные дамы, часто посещающие филармонию - обе ранее вообще не слышали контратеноров и расспрашивали меня, что это за голос, почему так звучит и зачем нужен. Но обе были покорены мастерством и артистизмом певца.
Похоже, Фаджоли был вчера, как говорится, "в ударе", а энтузиазм публики вдохновил его на настоящие вокальные подвиги.
В первом отделении он спел две арии из совсем неизвестной очень ранней оперы "Деметрий и Полибий" (поставлена в 1812, но написана между 1806 и 1810).
В конце отделения прозвучала сцена (речитатив и каватина) Малькольма Грэма из "Девы озера" - отнюдь не ранней, 1820 года, но редко исполняемой.
Это было образцовое бельканто - лёгкое, воздушное, пленительное, сладостное и приятное даже в тех местах, где герой устами солиста пел о муках и даже о смерти.
Во втором отделении Фаджоли также выходил лишь дважды.
Исполнялась сцена 3 из второго акта "Танкреда" (1813), а под финал - большая сцена Арзаче из 1 акта"Семирамиды" (1823).
Интересно, что именно сцену Арзаче я помню едва ли не с детства благодаря виниловой пластинке с записями Зары Долухановой - она пела эту арию совершенно виртуозно, и мне не столько нравилась сама музыка, сколько чаровали феерические рулады её красивого и благородного меццо-сопрано.
Кстати, эта запись отыскалась на ЮТубе.
Долуханова не поёт аккомпанированный речитатив, начиная сразу с каватины.
Собственно, такие партии Россини и его современники писали уже обычно не для кастратов, а для певиц, меццо-сопрано или контральто.
И теперь с ними состязаются контратенора - в случае с Фаджоли, более чем успешно.
Я нашла кусочек клипа в исполнении Фаджоли - это ещё более краткий фрагмент, только кабалетта, но сравнить есть что.
Отнюдь не весь концерт состоял из арий Россини; было что поиграть и инструменталистам.
Всё началось увертюрой к "Итальянке в Алжире", которую Емельянычев преподнёс как некое связующее звено между характеристическими пьесами 18 века ("Ночная стража" в Мадриде Боккерини) и всякими экзотическими каприччио и фантазиями конца 19 - начала 20 века.
А затёртая донельзя увертюра к "Севильскому цирюльнику (предпослений номер второго отделения) прозвучала как отнюдь не бедная, а разве что несколько легкомысленная племянница Парижских симфоний Гайдна и двоюродная кузина... соль-минорной симфонии Моцарта - дирижёр подчеркнул в ней именно близость Россини к венским классикам и его прекрасную осведомленность о музыке великих предшественников.
В первом отделении в качестве изящного интермеццо была сыграна Серенада для маленького ансамбля (1823) - фактически вариации для септета (струнные, фейта, гобой, фагот).
Второе отделение открылось арией без слов - Интродукцией, темой и вариациями для кларнета с оркестром (солировал Валентин Урюпин).
Это соседство лишний раз демонстрировало, что итальянское бельканто роднит голос с инструментом, требуя от певца инструментальной поджвижности, а от инструменталиста - оперной выразительности.
Весь оркестр был на высоте, но особенно хочется отметить рыцарей валторны.
Я никогда ещё не слышала ТАКИХ валторн! Они начали удивлять уже в "Итальянке в Алжире" и продолжали приковывать к себе внимание до самого конца.
Ушам не верилось, что так бывает: валторны нигде ни разу не киксанули, нигде не "рявкнули", никого не заглушили...
Обычно в музыке 18 - начала 19 века вступление валторны бывает похоже на вторжение лося в светскую гостиную - рога крушат стекло венецианского окна, косматая морда озирает оторопевшее общество, дамы визжат, гобой надсадно кричит -"кыш!"...
А тут - сама мягкость, нежность и деликатность.
Звук валторн придавал каждой фразе, в которой они появлялись, пленэрную объёмность, насыщая её ароматами летнего дня или вечера, зовя в какие-то романтические дали, но в то же время напоминая о том, что медь - атрибут героики...
Похоже, певец также был доволен, что нашёл общий язык с оркестром. Были места, где они составляли единое целое, и это, конечно, общая заслуга музыкантов.
Хотя строгим голосом из динамиков съёмка была запрещена, на поклонах я всё-таки снимала, а в конце, видя, что расчехлили свои девайся все, кому не лень, тоже рискнула записать последний из бисов.
Первый бис был тоже из Россини - что-то совсем мне незнакомое.
Второй же знают даже малые дети, но на всякий случай напомню, что это каватина Керубино из "Свадьбы Фигаро".
Мне показалось, что ею Фаджоли сделал изысканный комплимент московской публике.
Ролик, понятное дело, ущербный - я сидела в начале третьего амфитеатра.
Но он даёт понятие об атмосфере концерта.
P.S. Вдогонку подумалось вот что...
Как сказано в буклете, Франко Фаджоли родился на севере Аргентины, в городе Сан-Мигель-де-Тукуман. Естественно, никаких контратеноров там никогда не водилось, и учиться было не у кого. Город отнюдь не маленький, но до Буэнос-Айреса - больше 1300 км. Тем не менее, талант преодолел все преграды.
Максим Емельянычев родился в Нижнем Новгороде. Это вроде ихнего Тукумана по нашим меркам. Не захолустье, но, чтобы стать дирижёром и исполнителем старинной музыки (в частности, клавесинистом), пришлось ехать в Москву.
Земной шарик на самом деле маленький - самородок из Аргентины и чудо-юноша из Нижнего встретились в Европе, а потом поехали выступать в Москве.
Все прекрасно и восхитительно.
А теперь представим себе, что у нас где-нибудь в Ростове, Иркутске или хоть легендарном Когалыме появится юноша, желающий стать контратенором...
Где ему учиться?
Похоже, негде, кроме как ехать за границу.
Это я к тому, что ФИСИИ наш родной не гробить нужно, чем потихоньку занимается начальство, урезая часы и приравнивая уникальных специалистов в обычным оркестрантам, а наоборот, расширять, в том числе и добавляя вокальное отделение.
Вчера в КЗЧ состоялся феерический концерт.
Музыка "упоительного Россини", по большей части неизвестная или малоизвестная, звучала в исполнении оркестра Musica Viva, созданного и руководимого Александром Рудиным (маэстро на сей раз скромно сидел в зале) под управлением очень молодого, но уже весьма опытного Максима Емельянычева, который, как кажется, лишь недавно порхал по коридорам консерватории, а сейчас уверенно делает карьеру не только у нас, но и на придирчивом Западе.
Это музыкальное созвездие служило драгоценной оправой для бриллианта чистой воды - аргентинского контратенора Франко Фаджоли, имя которого уже хорошо знакомо поклонникам исторически ориентированного исполнительства, но пока ещё в диковинку для московских меломанов.
Рядом со мной оказались две милые интеллигентные дамы, часто посещающие филармонию - обе ранее вообще не слышали контратеноров и расспрашивали меня, что это за голос, почему так звучит и зачем нужен. Но обе были покорены мастерством и артистизмом певца.
Похоже, Фаджоли был вчера, как говорится, "в ударе", а энтузиазм публики вдохновил его на настоящие вокальные подвиги.
В первом отделении он спел две арии из совсем неизвестной очень ранней оперы "Деметрий и Полибий" (поставлена в 1812, но написана между 1806 и 1810).
В конце отделения прозвучала сцена (речитатив и каватина) Малькольма Грэма из "Девы озера" - отнюдь не ранней, 1820 года, но редко исполняемой.
Это было образцовое бельканто - лёгкое, воздушное, пленительное, сладостное и приятное даже в тех местах, где герой устами солиста пел о муках и даже о смерти.
Во втором отделении Фаджоли также выходил лишь дважды.
Исполнялась сцена 3 из второго акта "Танкреда" (1813), а под финал - большая сцена Арзаче из 1 акта"Семирамиды" (1823).
Интересно, что именно сцену Арзаче я помню едва ли не с детства благодаря виниловой пластинке с записями Зары Долухановой - она пела эту арию совершенно виртуозно, и мне не столько нравилась сама музыка, сколько чаровали феерические рулады её красивого и благородного меццо-сопрано.
Кстати, эта запись отыскалась на ЮТубе.
Долуханова не поёт аккомпанированный речитатив, начиная сразу с каватины.
Click to viewСобственно, такие партии Россини и его современники писали уже обычно не для кастратов, а для певиц, меццо-сопрано или контральто.
И теперь с ними состязаются контратенора - в случае с Фаджоли, более чем успешно.
Я нашла кусочек клипа в исполнении Фаджоли - это ещё более краткий фрагмент, только кабалетта, но сравнить есть что.
Отнюдь не весь концерт состоял из арий Россини; было что поиграть и инструменталистам.
Всё началось увертюрой к "Итальянке в Алжире", которую Емельянычев преподнёс как некое связующее звено между характеристическими пьесами 18 века ("Ночная стража" в Мадриде Боккерини) и всякими экзотическими каприччио и фантазиями конца 19 - начала 20 века.
А затёртая донельзя увертюра к "Севильскому цирюльнику (предпослений номер второго отделения) прозвучала как отнюдь не бедная, а разве что несколько легкомысленная племянница Парижских симфоний Гайдна и двоюродная кузина... соль-минорной симфонии Моцарта - дирижёр подчеркнул в ней именно близость Россини к венским классикам и его прекрасную осведомленность о музыке великих предшественников.
В первом отделении в качестве изящного интермеццо была сыграна Серенада для маленького ансамбля (1823) - фактически вариации для септета (струнные, фейта, гобой, фагот).
Второе отделение открылось арией без слов - Интродукцией, темой и вариациями для кларнета с оркестром (солировал Валентин Урюпин).
Это соседство лишний раз демонстрировало, что итальянское бельканто роднит голос с инструментом, требуя от певца инструментальной поджвижности, а от инструменталиста - оперной выразительности.
Весь оркестр был на высоте, но особенно хочется отметить рыцарей валторны.
Я никогда ещё не слышала ТАКИХ валторн! Они начали удивлять уже в "Итальянке в Алжире" и продолжали приковывать к себе внимание до самого конца.
Ушам не верилось, что так бывает: валторны нигде ни разу не киксанули, нигде не "рявкнули", никого не заглушили...
Обычно в музыке 18 - начала 19 века вступление валторны бывает похоже на вторжение лося в светскую гостиную - рога крушат стекло венецианского окна, косматая морда озирает оторопевшее общество, дамы визжат, гобой надсадно кричит -"кыш!"...
А тут - сама мягкость, нежность и деликатность.
Звук валторн придавал каждой фразе, в которой они появлялись, пленэрную объёмность, насыщая её ароматами летнего дня или вечера, зовя в какие-то романтические дали, но в то же время напоминая о том, что медь - атрибут героики...
Похоже, певец также был доволен, что нашёл общий язык с оркестром. Были места, где они составляли единое целое, и это, конечно, общая заслуга музыкантов.
Хотя строгим голосом из динамиков съёмка была запрещена, на поклонах я всё-таки снимала, а в конце, видя, что расчехлили свои девайся все, кому не лень, тоже рискнула записать последний из бисов.
Первый бис был тоже из Россини - что-то совсем мне незнакомое.
Второй же знают даже малые дети, но на всякий случай напомню, что это каватина Керубино из "Свадьбы Фигаро".
Мне показалось, что ею Фаджоли сделал изысканный комплимент московской публике.
Ролик, понятное дело, ущербный - я сидела в начале третьего амфитеатра.
Но он даёт понятие об атмосфере концерта.
P.S. Вдогонку подумалось вот что...
Как сказано в буклете, Франко Фаджоли родился на севере Аргентины, в городе Сан-Мигель-де-Тукуман. Естественно, никаких контратеноров там никогда не водилось, и учиться было не у кого. Город отнюдь не маленький, но до Буэнос-Айреса - больше 1300 км. Тем не менее, талант преодолел все преграды.
Максим Емельянычев родился в Нижнем Новгороде. Это вроде ихнего Тукумана по нашим меркам. Не захолустье, но, чтобы стать дирижёром и исполнителем старинной музыки (в частности, клавесинистом), пришлось ехать в Москву.
Земной шарик на самом деле маленький - самородок из Аргентины и чудо-юноша из Нижнего встретились в Европе, а потом поехали выступать в Москве.
Все прекрасно и восхитительно.
А теперь представим себе, что у нас где-нибудь в Ростове, Иркутске или хоть легендарном Когалыме появится юноша, желающий стать контратенором...
Где ему учиться?
Похоже, негде, кроме как ехать за границу.
Это я к тому, что ФИСИИ наш родной не гробить нужно, чем потихоньку занимается начальство, урезая часы и приравнивая уникальных специалистов в обычным оркестрантам, а наоборот, расширять, в том числе и добавляя вокальное отделение.