Мой Паустовский
Константин Георгиевич Паустовский умер за восемь лет до моего рождения, но мы встречались дважды. Первый раз это было давно, в Морской библиотеке Севастополя. «Мне пришлось видеть много городов, но лучшего города, чем Севастополь - я не знаю», - писал Константин Георгиевич в своей «Повести о жизни».
Оказавшись в этом сказочном городе на Черном море, который полюбился с первого взгляда, я задалась целью посетить единственную уникальную библиотеку на проспекте Нахимова, которая специализируется по морской тематике. К тому времени «Золотую розу» уже осознанно перечитывала несколько раз как учебник писательского мастерства. Я сама работала в библиотеке, но хотела только писать. «Неужели возможно всей душой тянуться к любимому делу и знать, что это бесплодно», - так спрашивал себя молодой Паустовский в начале своей литературной деятельности.
Также было и у меня. Талант это или просто желание выразить себя? Нужно ли кому-то то, что я пишу? С такими мыслями поднималась по ступенькам старинного здания Морской библиотеки на второй этаж. Когда-то Константин Георгиевич ходил по этой самой лестнице, писал, сидя за столом в этом читальном зале, брал с полок кожаные фолианты, пользовался книгами из редкого фонда. С особым трепетом представляла, как писатель работал здесь над своими произведениями.
Перед входом в читальный зал под стеклянной витриной была развернута книжная выставка. Взгляд сразу упал на пожелтевшие страницы одной из книг с надписью знакомым почерком: «Севастопольской Морской библиотеке от одного из её читателей и почитателей. 15 июля 1956 г. К.Паустовский». Это была первая часть его автобиографического труда «Далекие годы». Счастье мое не имело границ. Книга с автографом самого Паустовского, изданная в прошлом столетии!Не помню, сколько простояла у бесценного экспоната. Вдруг послышалось легкое дуновение морского бриза и слабый шорох. Буквы надписи словно блеснули золотистым светом. И волна невероятной радости и легкости накрыла меня почти физически. Казалось, пространство вокруг наполнилось свежестью, как после электрического разряда. «Надо писать, только не гордиться этим. Писатель должен работать как вол и не гнаться за славой», - услышала я будто бы чей-то голос. Что это было? Игра воображения или страстные юношеские фантазии, вызванные запахом моря и диковинных южных растений?
Нас объединяло все: любовь к литературе, путешествиям и взгляды на жизнь. После возвращения из Севастополя, не переводя дыхание, прочла «Черное море», «Блистающие облака» и «Романтики». Чтобы достичь такой гармонии прозы и поэзии, ясности и образности стиля, нужен колоссальный жизненный и писательский опыт, чего мне как раз очень не хватало. Знакомство с художником слова, как и всякий творческий процесс, не подчиняется законам логики. Кажется, Паустовский сопровождал меня всегда, с самого раннего возраста, как только научилась читать. В школьные годы это рассказы, добрые сказки, тексты о природе - образцы русского литературного языка почти на каждой странице учебников.
Его лирическая проза всегда была неотъемлемой частью мой профессии библиотекаря. В последующие годы старалась брать уроки от самой жизни и всегда держала в памяти то духовное напутствие в Севастополе. Во время странствий я побывала в Киеве, где прошло детство любимого писателя. В Москве жила совсем близко от Котельнической набережной, где в высотке находилась квартира Паустовского в 1950-е годы. Можно ли считать это совпадением? «Писать, читать, жить очень спокойной, продуманной жизнью, не торопиться», - снова звучали в памяти слова моего педагога.
Константин Георгиевич для меня не только учитель и вдохновитель, но и утешитель. Это самые близкие личные отношения, не требующие возобновления. В любой момент можно открыть «Повесть о жизни» или любой том из Собрания сочинений и беседовать с Мастером. Паустовский ненавязчиво прививает любовь к родному языку, к родной стране, к русской природе. И даже внушает ее на уровне подсознания. «Жизнь необыкновенно хороша, если ее не бояться и принимать с открытой душой… А писателя учит только опыт собственной жизни».
Судьба распорядилась так, что поселилась я в Калужской области, и можно представить, как стремилась побывать в Тарусе - тихом городке, где находится последнее место жительства и упокоения дорогого наставника. В середине ХХ века дороги в этих краях были в ужасающем состоянии, из Калуги в Тарусу ездили через Серпухов. Воду носили из родника или покупали у водовоза, читали только при свечах. Константин Георгиевич добился строительства дорог, водопровода, подстанции. Его усилиями Таруса получила статус природно-архитектурного заповедника, позднее была внесена в перечень исторических городов России.
Вот он, этот милый синий бревенчатый домик за деревянным забором. Самое сокровенное - кабинет, где творил писатель. Здесь и теперь много света и воздуха! Стол, покрытый голубой бумагой, два плетеных кресла по бокам. Писал Константин Георгиевич от руки с одной стороны стола. Бывало, что сам не мог разобрать написанное. Потом печатал на машинке с другой стороны. Из этой тесной комнаты он говорил со всем миром в своих бессмертных творениях. Здесь были созданы и главы «Повести о жизни», и дописана «Золотая роза». Присутствие ощущалось особенно. В кабинете, и вообще в доме, сохранились вещи: бинокль, штурвал, карты, принадлежавшие Паустовскому еще в юности. Книги, которые он читал. Лампы, самодельные абажуры, картины, цветы на окнах. Как уютно и радостно в гостях у Константина Георгиевича! Он совершенно живой смотрел со всех фотографий на стенах.
В углу кабинета возле круглой печки-«голландки» большой каменный крест. Паустовский когда-то во время поездок по России подобрал этот крест на дороге. Мы не знаем, какая вера в Бога была в душе у него. Но во многих рассказах и повестях обязательно промелькнет маленькая сельская церковь, или образ смирного старика-священника, или эпизод, как мать перекрестит солдата в дорогу, или ярмарка перед праздником Пасхи. Как он писал подобное, не боясь атеистической цензуры? Рожденный в семье, где верующие предки и воспитанник дореволюционной гимназии, Паустовский по-другому просто не мог, а угождать безбожному строю не собирался. Я уверена: великий прозаик в советскую эпоху оставался православным христианином.
Никогда не вступал в партию, за что и был отклонен от вручения Нобелевской премии. В тарусский период Константин Георгиевич вел семинар в Литературном институте, ведь Москва совсем рядом. К нему постоянно приезжали молодые литераторы. Как бы я хотела оказаться среди них! Вот здесь они сидели, беседовали в кабинете или на диване в гостиной. Казалось, было слышно его спокойный, тихий, хрипловатый голос, призывающий не искать новых форм, а сохранить великую русскую литературу.
Окна кабинета и гостиной выходят в сад. Яблони, туи, ели, кустарники, посаженные более 50-ти лет назад. В ноябре месяце цветы уже отцвели, но все равно сад был великолепен. Константин Георгиевич и супруга Татьяна Алексеевна очень любили и всегда поддерживали сад в красоте и порядке. Здесь же беседка, куда писатель уходил по утрам во время приступов астмы, выпивал чашку чая и начинал работать. Воздух в Тарусе удивительно чистый, благоприятный для больных астмой. Сад огорожен забором из сетки-рабицы, а за ним обрыв. Хорошо слышно, как журчит река, протекая по камням. Чуть дальше место, где Таруска впадает в Оку. Теплый и приветливый дом с благоприятной атмосферой. Кажется, что сейчас бесшумно выйдет, потрется о ноги с мурлыканьем кошка Пушуня или котофей, который любил ходить с хозяином на рыбалку. И памятник в городском сквере на набережной очень душевный, где писатель со своей собакой по кличке Грозный.
Любовь ко всему живому, к миру, как творению Божию великий мастер слова запечатлел в своем творчестве. Интерес к его гению и в наше время притягивает огромное количество поклонников со всего мира. Паустовский сам выбрал себе место на городском кладбище, любил сидеть на этом камне у обрыва над рекой, созерцая прекрасную в любое время года природу. Деревянный крест установлен на могиле позже, по ходатайству Татьяны Алексеевны. В мире ничего случайного не бывает. Наша первая романтическая встреча была в южном краю, а вторая произошла осенью, когда созревает урожай человеческих дум. Это встреча с Константином Георгиевичем навсегда оставила в моем сердце самую светлую радость. Как я могу благодарить Вас? Неужели белые хризантемы, положенные у подножия креста это все, что могу принести Вам? Мы всегда вместе, нашу душевную близость не прерывает ни время, ни расстояние.
Писатель бессмертен, потому что живет вне времени. Паустовский сам приводит цитату М. Салтыкова-Щедрина: «Литература изъята из законов тления. Она одна не признает смерти». Хотелось написать искренне, без пафоса. Но и здесь Константин Георгиевич сам находит нужные слова. Будто бы снова отвечает моим мыслям. Вот отрывок из письма своей читательнице, написанного в Тарусе в 1960 г. «Есть вещи, о которых очень трудно говорить и писать. Они лежат где-то на границе сознания, в той области, где живет поэзия, и где рождаются чудеса (хотя в них принято не верить). Одна из этих вещей - чувство родственности у людей, совершенно не знающих друг друга. Я совсем не знаю Вас, но между тем часто испытываю тревогу за Вас и ловлю себя на том, что Ваша жизнь непонятным образом связалась с тем, что я пишу. Когда я работаю, я всегда думаю о людях, ради которых пишу. И теперь среди этих людей - Вы... До сих пор я еще не написал ни одной своей книги в полную силу. Мне кажется, что я смогу написать еще несколько хороших книг. И сознание даже отдаленного Вашего присутствия в этой жизни мне очень поможет».