«Снова бьется наше сердце...»
Продолжаю читать книгу «Великая Французская Революция и Россия». Тут прошлый раз коммунистам не понравился мой акцент на словосочетании «народные массы» и некорректное упоминание Октябрьской революции в России. О, есть еще и другие термины типа «классовое сознание». Честное слово, я сожалею, что не учила в институте марксизм-ленинизм. Как философское учение он мне интересен.
Граждане, поймите, я не владею темой, а только заново изучаю ее. Как раз пытаюсь в этом разобраться, к своему стыду, в истории России для меня больше неизвестного. Прочитанный когда-то материал без применения забывается.
Поэтому язвительный тон написавшего мне человека очень понимаю. Его негодование вызвали мои слова в комментарии о том, что Александр II освободил крестьян.
Везде одни противоречия. Освобождение крестьян принесло новые проблемы. Народ всегда недоволен любой властью, какая бы она ни была. И любым режимом. «Народ освобожден, но счастлив ли народ», - писал Н.Некрасов в 1874 году.
Взятие Бастилии
Статья В.А. Гавриличева «Великая Французская революция в публицистике революционных демократов А.И.Герцена, В.П.Попова, Д.И.Писарева»:
«Неудивительно, что в период, когда в России стала назревать буржуазная революция, (глубокий кризис крепостного строя, революционная ситуация 1859-1861 гг.), обращение к историческому опыту буржуазной революции во Франции XVIII века усилилось.
Это обращение органически вписывалось в те острые споры о путях буржуазного преобразования России (демократическая революция или либеральная реформа?), которые вели между собой в конце 60-х годов XIX века русские либералы и революционные демократы.
Либералы (Чичерин, Кавелин) отражая интересы буржуазии предпочитали «разумный» путь Англии XVIII-первой половины XIX века (конституция, умеренные, компромиссные реформы), отчасти буржуазные реформы 1789-1791 гг. во Франции «пагубному» якобинскому пути борьбы с феодализмом 1793 года…
Революционные демократы (они называли себя так, поскольку сочетали веру в народную революцию с верой в утопический социализм), возглавляемые Н.Г.Чернышевским и Н.А. Добролюбовым, защищали интересы угнетенных крестьян. Демократы довольно скептически относились к конституционному реформистскому пути Англии и Франции, предпочитая ему (более или мене четко) якобинский опыт решительного разрушения феодализма (1793 г), поэтому они критиковали либеральную реформу 19 февраля 1861 года, как грабительскую и вели мужественную борьбу за создание в России революционной организации с целью поднять массы на свержение самодержавия и дворянского ига…
Интерес к истории Французской революции у Герцена проявился рано, еще в детстве. Этому способствовал обучавший его французскому языку учитель Бушо - бывший якобинец, эмигрировавший из Франции после 9 термидора II г., то есть, после контрреволюционного переворота 27 июля 1794 года, когда, по словам Бушо, «развратные и плуты» [крупные буржуа] взяли верх.
Как вспоминал Герцен, Бушо был «человек суровый и угрюмый», он не любил лишних разговоров. Но заметив симпатию 14-летнего сына помещика Саши Герцена к «цареубийственным идеям», Бушо подобрел, стал рассказывать эпизоды из истории грозного 1793 года…»
Дальше Герцен нашел единомышленника в лице Николая Огарева, много читал по истории ВФР. Затем сблизился с В.Белинским.
«Поддерживая мнение Белинского, Герцен в 40-х годах осуждал поведение жиронды на процессе Людовика XVI как «слабое, половинчатое» («или бежит, или лжет, не подает голоса, или подает без веры»), считал Робеспьера «одним истинно великим человеком революции…»
В эмиграции 1847-1852 годы Герцен пережил мучительные волнения. «Разочарованный в революциях 1848 года, он пишет в письмах из Франции: «Характер первой революции романтический, юношеский, героический. Романтизм значит несовершеннолетие, героизм - отрочество, но они прекрасны в своей горячей вере в будущее, в народ…».
В 1850 году он писал: «Пусть мы хоть в двадцатый раз читаем о событиях первой Французской революции, снова и снова бьется наше сердце, снова и снова взволнована наша душа, мы находимся во власти этого мрачного, мужественного и деятельного величия. Поэтому в памяти каждого навсегда запечатлеваются имена этих исполинских личностей… взятие Бастилии, 10 августа, Дантон, Робеспьер, 21 января и все эти гиганты гражданского и воинского духа…
«Страшной низости» контрреволюционного террора 1848 года, тайным расстрелам рабочих буржуа, мещанами, лавочниками Герцен противопоставляет «величие 1793 года», справедливость и открытость революционного террора 1793 года. «Террор 93 года был величественен в своей мрачной беспощадности, вся Европа ломилась во Францию наказать революцию…
Конвент завесил на время статую свободы и поставил гильотину стражей: Европа с ужасом смотрела на этот вулкан и отступала перед дикой, всемощной энергией, террор хотел спасти Францию - и вместо этого победил Европу», - писал русский публицист в 1848 году. Здесь подчеркнута важность террора как военной меры».
И снова у меня те же мысли. Дворяне, буржуазия, лучшие умы, исполинские личности переживали за народ, боролись, отдавали свои жизни... А народу все равно плохо.