«Мысль его покидала землю...»
«Его принесли изувеченным в Консьержери в одиннадцатом часу утра. Неподвижно лежал он на носилках, глотая кровь из раны во рту. Рана причиняла сверлящую, нестерпимую боль. Но душевные страдания Робеспьера были еще ужасней.
Весь остаток ночи, после падения Ратуши, над ним издевались, его оскорбляли. К глумлению врагов он был почти равнодушен. Но он ( Read more... )
- а в эти дни в голове - хорошо вам знакомые стихи Павла Антокольского...
Историки вправе гордиться бесполым
Законным и хладным забвеньем легенд.
Но я человек. Я отчаянья полон.
Итак, в Тюильри заседает Конвент.
Но дальше от их передряги торговой!
Идем в средоточие уличной тьмы.
Присмотримся к лицам. Послушаем говор.
Статисты. Толпа. Человечество. Мы.
Жаргон красноглазых, небритых, отважных.
Тут сразу почувствуешь, только свяжись:
Пора начинать. Остальное - неважно.
За порох, за песню, за равенство - жизнь.
У секций нет связи со штабом восстанья,
У секция бессонница. Главное - тут,
В той группе, которая бронзою станет,
Чьи клятвы как тучи над веком растут.
Язык их растрепан, но все еще крепок.
Эпоха кончается, как началась.
Узнаешь ее по чеканке свирепых,
Затравленных жестов, по впадинам глаз.
И вот они гибнут. Но тут же, сейчас же,
Добыты из пепла природы навек -
В загадочных ссадинах, в дыме и в саже, -
Сен-Жюст. Робеспьер… Человек. Человек…
Светает. Вот подлая пушка, бабахнув,
Разбила кольцо инсургентов. Отбой.
Распахнута настежь История. Пахнут
Часы эти славой, бессудьем, судьбой.
Я занавес дал. Я не вправе помочь им.
А ночь между тем продолжает лететь.
Историки знают конец этой ночи.
А мне комментарии некуда деть.
Павел Антокольский.
из поэмы "Робеспьер и Горгона"
1928
Reply
Reply
Reply
Leave a comment