Причуды времени
Плод многолетней борьбы и одно из главных достижений пролетариата всех стран - восьмичасовой рабочий день. А за четыре года работы в библиотеке для слепых пришлось познать еще и относительность времени.
Самый первый рабочий день тянулся особенно медленно. Помнится, мои волосы, накрученные на бигуди, к концу первого дня приобрели совершенно прямой вид. Раскрутились они не от влажности, а он нервного напряжения. Я волновалась, стараясь все делать правильно.
Потом бывало, эти восемь часов таяли, как восемь минут. Дни, часы, минуты… Проносились они на работе примерно так.
На крыльце трехэтажного здания из белого кирпича по улице Курской к восьми утра собирались сотрудники. Снимали сигнализацию - звонили в пульт охраны, называя номер двухэтажного объекта. Человек пять-шесть. Остальные подтягивались в течение десяти минут. Все боялись, что их опоздание заметят другие.
Открылась специальная библиотека для слепых в 1958 году, а в это помещение, принадлежащее Областному Правлению Всероссийского Общества слепых, переехала в 1971 году. Под библиотеку выделили первые два этажа. Правление когда-то занимало весь третий этаж, теперь только пару кабинетов.
Еще на практике я узнала, что библиотека носит имя Василия Яковлевича Ерошенко - слепого музыканта, писателя-эсперантиста, просветителя. В 1990 году отмечали его столетний юбилей, и библиотеке было присвоено имя этого великого уроженца Белгородской области. Заодно и директору - звание Заслуженного работника культуры.
Сначала меня взяли в отдел внестационарного обслуживания. Заведующая Зинаида Николаевна, седеющая рыжеволосая дама с пучком на голове, вставляла зубы, поэтому дикция у нее пока хромала. В отделе я паковала бандероли для отправки в старооскольский филиал и передвижные отделы по области. Поливала цветы с разведенным куриным пометом.
- Как надоело поливать этой говнястой водой, - вздыхала Таня Волченко, уходящая в декретный отпуск на пятом месяце.
Мы с ней виделись в училище, Таня училась на курс старше меня. Эта худая темноволосая девушка отличалась тем, что носила тонкий золотой браслетик на ноге.
В читальном зале хозяйничала розовощекая блондинка Марина с длинными волосами, которая собиралась увольняться. Практику я отрабатывала исключительно в отделе обслуживания, и уже проводила здесь вечер, посвященный 175-летию со дня рождения русского поэта Н. Некрасова. В октябре я была переведена на должность библиотекаря-чтеца вместо Марины.
- Я чуть жива, - с такими словами входила обычно Нина Васильевна.
Ей было очень тяжко носить свое огромное грушевидное тело. Короткие грязные волосы, немного косметики на землистом сморщенном лице. Одевалась Нина Васильевна почти всегда в одно широкое трикотажное коричневое платье. Она родилась в Прохоровке, знаменитой танковым сражением Великой Отечественной войны. Лет двадцать назад Нина Васильевна - симпатичная и чернобровая, смахивающая на грузинку, теперь ей было сорок четыре года.
Сахарный диабет начался у нее от переживаний, когда мужа-прапорщика чуть не забрали в Афганистан, а дочь-подросток Яна руку сломала так, что кисть висела на одной коже. Нина Васильевна колола себе инсулин. А года два назад ей еще и удалили щитовидку.
В связи с болезнью она постоянно хотела есть. Сожалела, что не пошла учиться на повара, сейчас была бы завпроизводством. А здесь она была завотделом обслуживания. Производила впечатление открытого и добрейшей души человека.
- Посиди пять минут, а то сейчас как читатели пойдут, - говорила мне с улыбкой.
Весь первый этаж занимал абонемент. Правое крыло непосредственно, где выдавали книги, с фондом обычной и «говорящей» литературы. Левое - обширное «брайлевское» хранилище, бесконечные мрачные коридоры стеллажей с пухлыми желтыми книгами большого размера. Я так и не научилась разбираться в этих многоэтажных громадах.
Должна отметить, что фонд специализированной библиотеки состоит из литературы нескольких видов. Это обычная, укрупненным шрифтом для слабовидящих, рельефно-точечная, написанная шрифтом Брайля. А также «говорящие» или озвученные книги на кассетах, магнитофонных лентах и на других электронных носителях. Имелся большой архив грампластинок и диафильмов.
Работницы абонемента опытные корифеи - Тамара Фирсовна сорока пяти лет и тридцативосьмилетняя «ходячая энциклопедия» Ольга Станиславовна.
Читатели действительно шли непрерывным потоком с самого утра. Ведь библиотека служит реабилитационным учреждением. В режим дня незрячих пенсионеров, и не только, входило неукоснительное ее посещение. Стуча тонкой длинной тростью по перилам и по дороге, они размеренно двигались в направлении нашего здания. В своем районе эти люди ориентировались превосходно.
Район так и называли «у слепых», мама с завода сюда бегала в магазин. Заводские переулки, названные из-за близости завода «Энергомаш», пересекали улицу Курскую. Здесь находились пятиэтажки и несколько двухэтажек по четной стороне, а по нечетной одни частные дома. Относительно библиотеки справа предприятие, где работали инвалиды, общежитие, клуб. Магазин слева, рядом еще высотный дом более поздней постройки, примыкающий к парку.
Район населяли самые разные жители: слепые с семьями, работники «Энергомаша», преподаватели педуниверситета. Одинокие и приезжие из области проживали в двухэтажном общежитии. Микрорайон выглядел скромно, по-деревенски даже. Тогда не было тротуарной плитки, сюда еще не дошли реформы благоустройства города. Вдоль пешеходных асфальтированных дорожек повсюду специальные поручни для незрячих. А в основном кусты, трава и протоптанные тропинки.
Минуя абонемент, читатели поднимались на второй этаж в читальный зал.
- Слепые - люди с нарушенной психикой. Они такие любопытные, будут все расспрашивать про личную жизнь, не рассказывай им ничего, - предостерегала меня Нина Васильевна, - И не разговаривай с ними много.
Но как же не разговаривать, если люди обращаются?
Читальный зал светлый из-за солнечной стороны, больших окон и бежевых обоев на стенах. Всего шесть столов - железные ножки, деревянные крышки. Стулья громоздкие на металлической основе, обитые кожзаменителем. Телевизор, пианино, два мягких кресла, журнальный столик. Цветы в белых плетеных кашпо повсюду. Поливать цветы, само собой, входило в мои обязанности.
На стене возле пианино большой портрет Василия Ярошенко. На противоположной - три картины белгородского художника Николая Зеркального. Его пейзажи приобретали не очень разбирающиеся в живописи покупатели. Эти виды берега реки Северский Донец в сине-зеленых тонах автор сам подарил библиотеке. Выставочные стеллажи вдоль одной стены напротив окон. Книгохранилище зала небольшое, тысячи три словарей, справочников, альбомов по искусству, немного художественной литературы.
- Остроухов к тебе во сколько придет? - ежедневно интересовалась Нина Васильевна.
Остроухову нужно было читать по полтора часа каждый день. Она меня не только стращала, но и поучала байками из своего опыта:
- Когда я только пришла, смотрю, Зина сидит, читает Герману и лифчик поправляет. Я спрашиваю:«Ты чего творишь?», а она мне: «Так он же не видит!»
Инвалиды по зрению подразделялись на полностью незрячих и слабовидящих. В библиотеке обслуживались еще глухонемые, инвалиды с другими заболеваниями и члены их семей.
Один из самых активных читателей - седой высокий статный старик Остроухов Валерий Николаевич интересовался всем, что существует на свете. Детективы и военные приключения, кулинарные рецепты и высказывания Ларошфуко, биографии знаменитостей и огород, пчелы и астрология, и это далеко не весь список. Кроме того он был еще глуховат, читать нужно было очень громко.
- Шахматы он хорошо слышит, - предупредила меня Марина.
Остроухов - победитель областных соревнований по шахматам среди членов ВОС. Чтобы диктовать ему шахматные партии и этюды, мне пришлось выучить термины: рапид, гамбит, миттельшпиль и многие другие. От времени его прихода зависел график библиотекаря-чтеца.
А работали мы с глубоким осознанием важности цели, ведь библиотека - культурное учреждение. По плану каждый месяц литературно-поэтические вечера, книжные выставки, обзоры литературы. Помимо обычных годовых мероприятий у нас добавлялись День пожилого человека в октябре, Декада инвалидов в декабре. Из пальцев высасывать не приходилось, все готовое - только пиши сценарии и твори.
- Садись на телефон, обзванивай читателей, - слышалось очередное указание начальницы.
Нужно было обзвонить как минимум пятьдесят человек. Желающих читальный зал вмещал с трудом. Случалось, устраивали и на улице, на площадке перед зданием. Ведь библиотека - досуговое учреждение.
Итак, Марину проводили, в начале октября Нина Васильевна ушла в отпуск. Одной мне было спокойнее справляться со всем. Но спокойствие - штука относительная.
Примерно к полудню, а часто и раньше, на работе появлялась директор Тая Семеновна. Полностью ее звали, конечно, Таисия, просто ей так больше нравилось. Если приходила «в духе», то ее зычный голос слышался по всему этажу, в коридоре царила суматоха словно перед приездом ревизора. Двойные двери директорского кабинета хлопали ежеминутно. Она действительно пугала сотрудников ревизорами, как детей пугают милицией.
Расположение духа Таи Семеновны зависело от встречи с начальником Управления культуры, которому мы подчинялись.
- Все, дали добро! Мне бальзам на сердце! - выдыхала она.
Бесцветные глаза выражали радость. Это означало, что начальник одобрил очередное предложение или просьбу по благоустройству ее любимого детища - библиотеки. Деньги на литературу и всякие нужды выделяли регулярно. С особой ретивостью директор периодически затевала перестановки и ремонты. Через каждые два года меняли обои, светильники, мебель.
Тая Семеновна в свои шестьдесят лет носила брюки, подходящие ее крепкой, сухопарой, немного мужской фигуре. В особых случаях надевала строгий серый костюм, делавший ее не такой сутулой. На прием к начальнику непременно парик. Она была человеком старой закалки, использовала в работе коммунистические методы, но при этом периодически охала:
- Надо в церковь сходить.
Собирала она как общие планерки, так и узкий круг заведующих отделами. Идеи приходили к ней часто, обсуждалось все очень долго. Кабинет был обставлен классически: стол, сейф, шкаф, штук пятнадцать стульев в ряд.
Если же приходила «не в духе», то ее молчание повергало всех в страх ожидания чего-то плохого. Часто слышались разговоры о грядущем сокращении, урезании зарплаты и премий. И даже слухи об угрозе закрытия библиотеки.
Нина Васильевна как-то быстро вернулась из отпуска. Уверяла, что директор ее отозвала по особо важным делам. Она была вездесущей и всеведущей:
- Остроухов женился! Я как узнала, обомлела!
Переваливаясь с ноги на ногу, Нина Васильевна срочно бежала обсуждать новость в отдел комплектования, находящийся справа по коридору от читального зала.
Здесь круглолицая пухленькая Настя в модных очках с высоким шиньоном черных волос неторопливо описывала новые книги витиеватым почерком. Их столы с завотделом Татьяной Васильевной стояли напротив, примыкая друг ко другу.
Через шкаф от них сидел за компьютером программист Павел. Составление электронного каталога тогда было еще только в проектах. Он старался.
Хозяйство Алексея Львовича размещалось в тесной комнатке, смежной с отделом комплектования. Ее наполняли магнитофоны, проигрыватели и множество разной техники. Алексей Львович - мужчина лет пятидесяти невзрачной внешности, левую руку державший, как на перевязи. Он занимался изданием «говорящих» книг: прослушивал все, что начитывали дикторы, регулировал звук, подтирал ошибки. Копировал на кассеты или на магнитную ленту. Книги выходили в виде бобин в серых пластмассовых футлярах или маленьких коробочек с кассетами.
Татьяна Васильевна говорила, прикрыв глаза, не глядя на собеседника. В ее облике сочеталось повелительное и бульдожье - лицо и хватка. Прирожденный начальник и очень эмоциональная женщина.
Нина Васильевна к Тае Семеновне бегала чаще, чем в отдел комплектования. Возвращалась она из кабинета директора с решительным заявлением:
- Сейчас сажусь за отчет.
Садиться она могла еще за план или разработку. Разработками называла сценарии мероприятий. Повсюду в хранилище на ее столе, на подоконниках, стеллажах лежали папки с написанными от руки листами тонкой серой бумаги.
Как правило, причесавшись и рассмотрев в зеркальце свое лицо, она снова выдвигалась в отдел комплектования. Оттуда раздавался хохот Татьяны Васильевны переменно с шепотом.
- Сходи за почтой, я на перерыве посмотрю, - снова обращалась ко мне.
Когда я распаковывала сверток газет, журналов и подносила ей, Нина Васильевна отвечала:
- Дай Бог тебе хорошего жениха.
Письма я фиксировала в тетради учета входящей корреспонденции. За почтой охотились многие сотрудники. Деньги на подписные издания выделялись регулярно и немалые. Тая Семеновна брала «Труд» или «Советскую Россию» и опускалась в кресло читального зала, приговаривая:
- Хоть заголовки посмотрю.
Долго внимательно читала какую-нибудь передовую статью. Потом возмущалась:
- Россия - страна дураков!
Иногда просила принести ей почту в кабинет. Изучала меня, молча глядя поверх очков.
В 11.55 диктор Наташа Кондрашова дефилировала по коридору и напоминала всем, что в 12 часов перерыв. Стройная, подтянутая, стрижка «под мальчика». Большие серые глаза играли озорным блеском, узкие губы плотно сжаты. В хранилище внестационарного отдела, комнатке размером с телефонную будку, она начитывала на пленку книги, необходимые для библиотеки.
Настя торжественно несла электрический чайник, чтобы набрать в туалете из раковины воды и, вернувшись обратно, включала его в «пенале».
«Пенал» в торце здания - длинное узкое хранилище газет и журналов и еще одно рабочее место. Оттуда выскакивала Алла Ивановна - бухгалтер, кадровик и завхоз, не умевшая ходить спокойно или медленно. Она могла или сидя писать свои бумаги или бегать вприпрыжку. Ее крупное туловище двигалось с наклоном вперед верхней части.
- Лена, идешь? - спрашивали меня Настя с Наташей, заглядывая в зал.
Я ходила с ними не всегда. Наташа тоже курила, Настя за компанию. Пока дорабатывала и передавала мне фонд Марина, тоже ходила с нами. А потом мы остались втроем.
Наташе двадцать семь, Насте тридцать один, я - самая молодая. Наташа закончила хоровое отделение Музыкального училища, по специальности работать не хотела. Хотя ее муж и преподавал, и играл на балалайке в оркестре русских народных инструментов. Родив одного ребенка, Наташа тщательно следила за фигурой. Она иногда голодала, весь день на одном чае с вареньем. «Что я съела не видно, а во что одета - видно. Поэтому одежда важнее», - рассуждала она.
Настя вышла замуж в девятнадцать лет по любви, хотя перед этим был у нее другой жених, который ей изменил. Муж работал на таможне, единственный сын учился в пятом классе.
Татьяна Васильевна неспешно двигалась плывущей походкой. После перерыва она отправлялась в книжный коллектор или в магазин «Школьник». По пути успевала купить свежие куриные окорочка или дешевое шитье на платья для своих дочерей-близнецов, зайти домой и вернуться на работу.
Кто решил, что «у слепых» нельзя найти женихов? Некоторые мои сотрудницы не терялись. Татьяна Васильевна еще лет пятнадцать назад вышла за Колю - веселого рыжего слесаря-сборщика с предприятия ВОС.
- И не побоялась от него рожать, - глубокомысленно заметила Наташа.
У девчонок была врожденная миопия. Но ничего, носили очки с толстыми линзами и учились в обычной школе. Это еще не самое худшее.
Зинаида Николаевна с недавнего времени жила с высоким интеллигентным в черных очках Василием Михайловичем. Он квартиру получил от Общества слепых. Почти в пятьдесят впервые выйти замуж! И не смутилась, что он, по выражению Нины Васильевны, «тотально слепой».
Алексей Львович жил в высотном доме у парка, обедать уходил домой. Павел набрасывал на плечо большую дорожную сумку. В двух шагах от библиотеки в старом здании института «Гипроруда» он снимал офис. Первое, ставшее мне известным, что его жена-врач занимается продажей пищевых добавок. Она советует пациентам, договаривается, они приходят сюда к нему забирать товар.
Курить мы направлялись, переходя широкую улицу Богдана Хмельницкого по подземному переходу. Там стояли два больших здания «ВИОГЕМа», соединенные переходом. Работал еще в городе такой научно-исследовательский и проектный институт в области горного дела.
Не знаю, кто выбрал это жуткое место, никакого уединенного уголка, ни скамейки. Мы стояли прямо под переходом между колонами среди канализационных труб, обмотанных стекловатой. Возвращаясь обратно, встречали Павла. Он покупал пирожок и съедал на ходу. Иногда курил с нами.
С противоположного конца улицы Курской приближалась Ольга Станиславовна, тоже жившая рядом. Она шла, руки крест-накрест, хитро прищуривалась, заметив компанию молодежи. Ей хотелось с нами, но ее не звали, потому что ей не полезно было знать о наших перекурах.
После обеда Нина Васильевна звонила на абонемент, телефоны были параллельные читального зала с директором и абонемента с отделом комплектования.
- У вас есть читатели? Пусть Ольга поднимется.
Или велела подняться обеим.
- Шеф вызывает. В Париж, по делу, срочно, - шутила мнительная и застенчивая Тамара Фирсовна.
Каждый раз она боялась, неизвестно, чего ожидать от начальника. Ольга Станиславовна надувала свои большие губы, показывая безразличие. Они проходили в хранилище и беседовали с Ниной Васильевной, через некоторое время закрывали дверь, чтоб до моего слуха не долетела лишняя информация.
Часа в два шеф звонила домой своей дочке:
- Ты пришла? Суп разогрей, поджарь яичко себе. Газ выключай. Отец во сколько ушел? Пойдешь, одевай шарф. Сапоги не мокрые?
После обеда всех охватывала меньшая жажда деятельности, чем до обеда. Алла Ивановна так планировала свои дела: «до обед», «после обед». Через дорогу она переносилась, игнорируя все переходы и гаишников. Могла махнуть рукой машинам, те тормозили, пропуская бегущую крупную колоритную женщину.
Голова Павла неизменно повернута под прямым углом в сторону открытой двери читального зала. Только так он проходил курить на крыльцо. Он показался мне вначале слегка хипповского вида - отросшие волосы, скорее шатен, чем блондин. Длинные ногти на правой руке, он играл на гитаре. Изредка делал порывистые движения, будто поправлял рукой брюки. А может, проверял, на месте ли они.
Да, расслаблялись больше и вели разговоры не только о детях-мужьях-женах. Наташа заходила к нам в зал чаще. Когда она упоминала свою собаку породы бедлингтон-терьер, Нина Васильевна тут же вставляла:
- У нас опять кот пеноплен в прихожей дерет.
А проходившая мимо Настя начинала живописно рассказывать, как ее черный желтоглазый кот залазит на антресоли и оттуда наблюдает за ней, мужем или сыном.
Активно обсуждалось что-то крупное: всемирный заговор жидо-масонов или всероссийский конкурс красоты. Регулярно занимались диетами для похудения и очищения, выращиванием рассады. Наташа не могла не говорить о тряпках, каждый раз поясняя, почему она носит длинные юбки или расклешенные брюки. Она считала свои ноги не идеально ровными.
Во второй половине дня заявлялись книгоноши и другие торговцы разными товарами. Женский коллектив для них - богатый улов. Все шло нарасхват: бижутерия, духи, губные помады, колготки, нижнее белье, соковыжималки. На всех нападала эйфория, какой книги не вызывали. С азартом выбирали, обсуждали, одалживали друг другу деньги.
- Оля, бери дезодорант другой, а то будем пахнуть одинаково, - спешила с советом Нина Васильевна, вытирая пот со лба.
Если бы подсчитать, сколько времени мы проводим в бесполезных разговорах и делах. Общение составляло большую часть жизни. Весело отмечали дни рождения, уходы в отпуск. А как было здорово в санитарный день в конце месяца! Пару часов протирали полки стеллажей, все остальное время готовили праздничный обед, накрывали в читальном зале и уходили домой на час раньше. Еще давали отгулы в честь дня рождения или за переработки.
Новые сотрудницы принимались каждый год, штат расширялся благодаря заискиваниям перед начальником Таи Семеновны. Директор толковала ему, какой у нас колоссальный объем работы. Выходили из декретных отпусков, вскоре вышла Лида во внестационарный отдел, а потом и Таня Волченко. За время моей работы уволилась только Марина и один человек, которому будут посвящены еще многие страницы.
Все были в основном близки по возрасту, кому под сорок, кому под пятьдесят, самая старшая Тая Семеновна.
- У нас коллектив молодой и стабильный. И такой распорядок, как ни в одной библиотеке. Где это видано, до пяти часов рабочий день! - хвалила мне Нина Васильевна.
Бывали небольшие задержки зарплаты, а обычно все исправно платили дважды в месяц. Но насыщенность дня, распределение обязанностей, реальные потребности читателей и отношение к ним, моральная обстановка в коллективе пребывали в полном диссонансе. Доверчивая и неискушенная, я не понимала, как это возможно в жизни вообще.
Ох уж эти причуды времени! В течение задушевной беседы с читателем хотелось задержать мгновения, а моменты движения жизненного пресса хотелось ускорить. Я страдала, если не успевала сделать важную работу, отвлекаясь на разговоры. Поэтому за свой восьмичасовой рабочий день испытывала к мировому пролетариату самые разносторонние чувства.
Тая Семеновна неоднократно упоминала о поступлении в Орловский институт культуры, а я не верила, что учиться заочно для меня возможно. Все случилось как-то слишком внезапно.