Советское детство.
Для меня детский сад был чем-то вроде нелюбимой работы: хочешь - не хочешь, а идти надо. И воспитателей я своих не любила. Хотя до сих пор помню, как их звали: Ольга Борисовна и Галина Ивановна.
Ольга Борисовна, очень полная дама лет сорока в жутких советских очках в черной пластмассовой оправе, тоже относилась к детям, как к работе: нравится - не нравится, а работать надо. Впрочем, она была неплохим педагогом: я довольно бегло читала, когда шла в первый класс.
А вот Галина Ивановна была просто типичной «совдеповской» теткой: ограниченной, бесцеремонной и громкой. Лет тридцати, с бесформенной фигурой, во рту блестел золотой зуб, а на голове был начес из обесцвеченных волос, который покрывала косынка из красной вуали с люрексом. Она очень любила на детей вешать ярлыки. Одну девочку называла «лысой латышкой». Почему «латышкой» - не знаю, наверное, семья девочки приехала из Прибалтики. У ребенка были очень светлые тонкие волосы, поэтому эта мымра называла ее лысой. Мне досталась кличка «дубленка».
Советский дефицит прошел мимо нашей семьи: в детстве у меня было все. Мама купила мне роскошную импортную дубленку, о которой в те времена даже не все взрослые смели мечтать. А тут это чудо на 5-летнем ребенке - такой вопиющей социальной несправедливости Галина Ивановна стерпеть не смогла. Она и так не утруждала себя запоминать имена детей, ограничиваясь лишь фамилиями, а ко мне она и вовсе стала обращаться исключительно как к Дубленке. Она и другим воспитателям предлагала последовать ее примеру, громко возмущаясь несправедливостью бытия в виде моей зимней одежды, но тщетно: в отличие от нее, у ее коллег имелись какие-то представления о нравственности и совести. Этой тупой корове надо было не с детьми работать, а водку за стойкой в дешевой пивнушке наливать.
Но даже Галина Ивановна не могла отравить счастье моего детства. У меня были любящие, заботливые родители, куча друзей, страна ежедневно обещала светлое будущее и, как бы то ни было, воспитатели тоже с нами постоянно занимались: готовили к школе, организовывали утренники и даже, как ни странно, играли - чаще всего на прогулках. Поэтому фотографии тех лет вызывают у меня слезы умиления. Даже на чужих фото, найденных в Интернете, я вижу себя и своих «однокашников» - так все типично было в СССР.
Мячик был у меня такой же - желтенький с оранжевым. Стрижки детям делали одинаковые. Какой-то умник назвал эту стрижку «под горшок» - так стригли девочек. И меня тоже. Мама категорически не хотела плести мне косички по утрам, и я с воем, размазывая слезы, шла в парикмахерскую. Стрижка, кстати, была вполне практичной. Оценив эту практичность, я и с возрастом длинными волосами так и не обзавелась.
До чего же неудобная была у детей зимняя одежда. Моя дубленка была хоть и модной, но тоже очень неудобной и тяжелой для ребенка.
Все новогодние платья шились родителями. До сих пор помню, как мама с моей старшей сестрой сшили мне новогоднее платье «снежинки» за два вечера. Накрахмаленная марля служила нижней юбкой для пышности, а мамина фата и мишура использовались в качестве украшения. А еще была рукотворная корона на голове из проволоки и мишуры.
Школа…
С первой учительницей мне тоже не повезло. Оказалось, что хуже Галины Ивановны может быть Нина Митрофановна. Галина Ивановна, надо отдать ей должное, при всей своей грубости никогда не распускала руки. Ее методы воспитательного воздействия ограничивались тем, что она ставила провинившегося ребенка в угол, отлучая от игры. Нина Митрофановна же драла детей за уши: боль адская, а синяков нет. Пойди потом, докажи, что экзекуция - не плод детского воображения и наговора на учителя.
Тогда советский учитель был в большом почете, и его слово было весомее, нежели слово родителя и уж тем более ученика, во всяком случае, для администрации школы. А уж как Нина Митрофановна умела издеваться психологически… Но нет ни смысла, ни желания это вспоминать. Апофеозом было то, что она стравливала детей между собой: неугодный ученик с ее активной подачи становился объектом насмешек всего класса. Драки в классе были обычным делом, причем дрались не только мальчики между собой, но и мальчики с девочками. И это при существующем в то время низком уровне агрессии советских детей! Однако Нина Митрофановна была у администрации школы на хорошем счету: у нее были самые высокие показатели успеваемости, которые она из детей буквально выбивала. По счастью, мне пришлось терпеть эту наследницу царя Ирода только два года: из 3 лет начальной школы один год она была в декретном отпуске.
Зато потом в наш класс пришла благословенная Алла Николаевна - учительница французского языка и наш классный руководитель. Настоящая классная дама: интеллигентная, утонченная, выдержанная и элегантная, с осанкой королевы и изумительной фигурой, которую подчеркивали ее скромные трикотажные кофточки и удлиненные юбки «годе». Она как-то сразу сплотила весь класс: дети, как по мановению волшебной палочки, стали сдержаннее, уважительнее и благожелательнее друг к другу. «Аллочка», - немного фамильярно, но с большой нежностью и любовью, называли мы ее между собой. Вероятно, лимит моих школьных страданий был полностью исчерпан Ниной Митрофановной в начальных классах, поэтому в последующие годы, вплоть до окончания школы, у меня были прекрасные учителя, которых я всегда очень тепло вспоминаю.
Странно, но тогда школьная форма мне казалась некрасивой.
Помню, как нас принимали в пионеры в третьем классе. Сие мероприятие осуществлялось строго по датам: первая смена (самые лучшие ученики) - в феврале, ко дню Советской Армии, вторая смена (лучшие) - 22 апреля, в день рождения Ленина, третья смена (остальные) - 19 мая, в день рождения пионерской организации. Я попала во вторую смену. Торжество было проведено в доме-музее В.И. Ленина. Сколько было радости: мы так гордо вышагивали в тот солнечный день по улицам Москвы в галстуках.
Счастье детства...
Ольга Борисовна, очень полная дама лет сорока в жутких советских очках в черной пластмассовой оправе, тоже относилась к детям, как к работе: нравится - не нравится, а работать надо. Впрочем, она была неплохим педагогом: я довольно бегло читала, когда шла в первый класс.
А вот Галина Ивановна была просто типичной «совдеповской» теткой: ограниченной, бесцеремонной и громкой. Лет тридцати, с бесформенной фигурой, во рту блестел золотой зуб, а на голове был начес из обесцвеченных волос, который покрывала косынка из красной вуали с люрексом. Она очень любила на детей вешать ярлыки. Одну девочку называла «лысой латышкой». Почему «латышкой» - не знаю, наверное, семья девочки приехала из Прибалтики. У ребенка были очень светлые тонкие волосы, поэтому эта мымра называла ее лысой. Мне досталась кличка «дубленка».
Советский дефицит прошел мимо нашей семьи: в детстве у меня было все. Мама купила мне роскошную импортную дубленку, о которой в те времена даже не все взрослые смели мечтать. А тут это чудо на 5-летнем ребенке - такой вопиющей социальной несправедливости Галина Ивановна стерпеть не смогла. Она и так не утруждала себя запоминать имена детей, ограничиваясь лишь фамилиями, а ко мне она и вовсе стала обращаться исключительно как к Дубленке. Она и другим воспитателям предлагала последовать ее примеру, громко возмущаясь несправедливостью бытия в виде моей зимней одежды, но тщетно: в отличие от нее, у ее коллег имелись какие-то представления о нравственности и совести. Этой тупой корове надо было не с детьми работать, а водку за стойкой в дешевой пивнушке наливать.
Но даже Галина Ивановна не могла отравить счастье моего детства. У меня были любящие, заботливые родители, куча друзей, страна ежедневно обещала светлое будущее и, как бы то ни было, воспитатели тоже с нами постоянно занимались: готовили к школе, организовывали утренники и даже, как ни странно, играли - чаще всего на прогулках. Поэтому фотографии тех лет вызывают у меня слезы умиления. Даже на чужих фото, найденных в Интернете, я вижу себя и своих «однокашников» - так все типично было в СССР.
Мячик был у меня такой же - желтенький с оранжевым. Стрижки детям делали одинаковые. Какой-то умник назвал эту стрижку «под горшок» - так стригли девочек. И меня тоже. Мама категорически не хотела плести мне косички по утрам, и я с воем, размазывая слезы, шла в парикмахерскую. Стрижка, кстати, была вполне практичной. Оценив эту практичность, я и с возрастом длинными волосами так и не обзавелась.
До чего же неудобная была у детей зимняя одежда. Моя дубленка была хоть и модной, но тоже очень неудобной и тяжелой для ребенка.
Все новогодние платья шились родителями. До сих пор помню, как мама с моей старшей сестрой сшили мне новогоднее платье «снежинки» за два вечера. Накрахмаленная марля служила нижней юбкой для пышности, а мамина фата и мишура использовались в качестве украшения. А еще была рукотворная корона на голове из проволоки и мишуры.
Школа…
С первой учительницей мне тоже не повезло. Оказалось, что хуже Галины Ивановны может быть Нина Митрофановна. Галина Ивановна, надо отдать ей должное, при всей своей грубости никогда не распускала руки. Ее методы воспитательного воздействия ограничивались тем, что она ставила провинившегося ребенка в угол, отлучая от игры. Нина Митрофановна же драла детей за уши: боль адская, а синяков нет. Пойди потом, докажи, что экзекуция - не плод детского воображения и наговора на учителя.
Тогда советский учитель был в большом почете, и его слово было весомее, нежели слово родителя и уж тем более ученика, во всяком случае, для администрации школы. А уж как Нина Митрофановна умела издеваться психологически… Но нет ни смысла, ни желания это вспоминать. Апофеозом было то, что она стравливала детей между собой: неугодный ученик с ее активной подачи становился объектом насмешек всего класса. Драки в классе были обычным делом, причем дрались не только мальчики между собой, но и мальчики с девочками. И это при существующем в то время низком уровне агрессии советских детей! Однако Нина Митрофановна была у администрации школы на хорошем счету: у нее были самые высокие показатели успеваемости, которые она из детей буквально выбивала. По счастью, мне пришлось терпеть эту наследницу царя Ирода только два года: из 3 лет начальной школы один год она была в декретном отпуске.
Зато потом в наш класс пришла благословенная Алла Николаевна - учительница французского языка и наш классный руководитель. Настоящая классная дама: интеллигентная, утонченная, выдержанная и элегантная, с осанкой королевы и изумительной фигурой, которую подчеркивали ее скромные трикотажные кофточки и удлиненные юбки «годе». Она как-то сразу сплотила весь класс: дети, как по мановению волшебной палочки, стали сдержаннее, уважительнее и благожелательнее друг к другу. «Аллочка», - немного фамильярно, но с большой нежностью и любовью, называли мы ее между собой. Вероятно, лимит моих школьных страданий был полностью исчерпан Ниной Митрофановной в начальных классах, поэтому в последующие годы, вплоть до окончания школы, у меня были прекрасные учителя, которых я всегда очень тепло вспоминаю.
Странно, но тогда школьная форма мне казалась некрасивой.
Помню, как нас принимали в пионеры в третьем классе. Сие мероприятие осуществлялось строго по датам: первая смена (самые лучшие ученики) - в феврале, ко дню Советской Армии, вторая смена (лучшие) - 22 апреля, в день рождения Ленина, третья смена (остальные) - 19 мая, в день рождения пионерской организации. Я попала во вторую смену. Торжество было проведено в доме-музее В.И. Ленина. Сколько было радости: мы так гордо вышагивали в тот солнечный день по улицам Москвы в галстуках.
Счастье детства...