Почему Евгению Шварцу было стыдно убивать своих героев
Сложно сказать, в какую именно дату это произошло ровно 100 лет назад, но то, что это произошло именно 100 лет назад, то есть в 1924 году, этот факт остаётся фактом. А именно - ровно 100 лет назад всем известный прозаик, драматург, сценарист и поэт Евгений Шварц стал собственно, тем, кем мы его все и знаем: то есть, прозаиком, драматургом, сценаристом и поэтом :) Дело в том, что в 1924 году вышло первое детское произведение Шварца - «Рассказ старой балалайки», которое было опубликовано в июльском номере детского альманаха «Воробей». Так что, раз речь идёт об июле, можно уверенно сказать, что сегодняшняя история имеет самое прямое отношение к лету, правда, с юбилейной датой я забегаю немного вперёд.
В 1924 году Евгений Шварц вернулся в Ленинград («вернулся», так как до этого работал журналистом различных изданий Донецка) и стал трудиться в детской редакции Госиздата под руководством Самуила Маршака. Одной из главных его обязанностей была помощь дебютантам, многие из которых потом вспоминали, как Шварц всегда отличался редкой способностью развивать и дополнять чужие замыслы и поэтому очень многим новичкам помог определить свой литературный путь. И вот, в том же 1924 году, сам опубликовал в альманахе «Воробей» своё произведение для детей о большом наводнении в Петербурге столетней давности. А спустя год, Евгений Львович уже вовсю сотрудничал на постоянной основе со знаменитыми детскими изданиями «Ёж» и «Чиж», а его дебютный рассказ вышел отдельной книжкой. Автор и далее выпускал детские книги, в том числе «Лагерь», «Шарики», «Война Петрушки и Стёпки-растрёпки» и другие.
У Евгения Шварца есть мемуары с весьма оригинальным названием «Живу беспокойно... (из дневников)». А в них - множество тёплых и душевных воспоминаний из детства. Особенно о своей маме. Нужно сказать, что матушка будущего литератора, Мария Фёдоровна, была натурой творческой и, как считал писатель, даже талантливой. В том, что её сын Евгений в итоге стал видным драматургом, есть, пожалуй, и её прямая заслуга. Именно она привила своему ребёнку любовь к чтению: как с самостоятельному поглощению книг и журналов, так и к их прослушиванию (мудрым и добрым сказочником Шварц стал потому, что мама и няньки постоянно рассказывали маленькому Жене сказки).
И очень интересный фрагмент об этом содержится в упомянутых мемуарах писателя. Он относится примерно к его 8-9-летнему возрасту:
«В это же время обнаружился мой ужас перед историями с плохим концом. Помню, как я отказался решительно дослушать сказку о Дюймовочке. Печальный тон, с которого начинается сказка, внушил мне непобедимую уверенность, что Дюймовочка обречена на гибель. Я заткнул уши и принудил маму замолчать, не желая верить, что всё кончится хорошо... Пользуясь этой слабостью моей, мама стала из меня, мальчика и без того послушного ей, совсем уже верёвки вить. Она терроризировала меня плохими концами. Если я, к примеру, отказывался есть котлету, мама начинала рассказывать сказку, все герои которой попадали в безвыходное положение. "Доедай, а то все утонут". И я доедал…»
Маленький Женя Шварц с родителями и старшим братом
Вот так. Самая обычная котлета. Возможно, с какой-нибудь кашей. Но от того, съедены они или нет, зависела судьба героев сказки - они ведь и погибнуть могут… Как же после такой драмы не стать видным драматургом? Кстати, обратите внимание: во всех своих произведениях Шварц старательно избегает безысходности и даже в драме «Одна ночь» (1942) о блокадном Ленинграде даёт читателям/зрителям надежду. А в «Обыкновенном чуде» устами Эмилии вообще озвучена позиция автора: «Стыдно убивать героев для того, чтобы растрогать холодных и расшевелить равнодушных. Терпеть я этого не могу».
В 1924 году Евгений Шварц вернулся в Ленинград («вернулся», так как до этого работал журналистом различных изданий Донецка) и стал трудиться в детской редакции Госиздата под руководством Самуила Маршака. Одной из главных его обязанностей была помощь дебютантам, многие из которых потом вспоминали, как Шварц всегда отличался редкой способностью развивать и дополнять чужие замыслы и поэтому очень многим новичкам помог определить свой литературный путь. И вот, в том же 1924 году, сам опубликовал в альманахе «Воробей» своё произведение для детей о большом наводнении в Петербурге столетней давности. А спустя год, Евгений Львович уже вовсю сотрудничал на постоянной основе со знаменитыми детскими изданиями «Ёж» и «Чиж», а его дебютный рассказ вышел отдельной книжкой. Автор и далее выпускал детские книги, в том числе «Лагерь», «Шарики», «Война Петрушки и Стёпки-растрёпки» и другие.
У Евгения Шварца есть мемуары с весьма оригинальным названием «Живу беспокойно... (из дневников)». А в них - множество тёплых и душевных воспоминаний из детства. Особенно о своей маме. Нужно сказать, что матушка будущего литератора, Мария Фёдоровна, была натурой творческой и, как считал писатель, даже талантливой. В том, что её сын Евгений в итоге стал видным драматургом, есть, пожалуй, и её прямая заслуга. Именно она привила своему ребёнку любовь к чтению: как с самостоятельному поглощению книг и журналов, так и к их прослушиванию (мудрым и добрым сказочником Шварц стал потому, что мама и няньки постоянно рассказывали маленькому Жене сказки).
И очень интересный фрагмент об этом содержится в упомянутых мемуарах писателя. Он относится примерно к его 8-9-летнему возрасту:
«В это же время обнаружился мой ужас перед историями с плохим концом. Помню, как я отказался решительно дослушать сказку о Дюймовочке. Печальный тон, с которого начинается сказка, внушил мне непобедимую уверенность, что Дюймовочка обречена на гибель. Я заткнул уши и принудил маму замолчать, не желая верить, что всё кончится хорошо... Пользуясь этой слабостью моей, мама стала из меня, мальчика и без того послушного ей, совсем уже верёвки вить. Она терроризировала меня плохими концами. Если я, к примеру, отказывался есть котлету, мама начинала рассказывать сказку, все герои которой попадали в безвыходное положение. "Доедай, а то все утонут". И я доедал…»
Маленький Женя Шварц с родителями и старшим братом
Вот так. Самая обычная котлета. Возможно, с какой-нибудь кашей. Но от того, съедены они или нет, зависела судьба героев сказки - они ведь и погибнуть могут… Как же после такой драмы не стать видным драматургом? Кстати, обратите внимание: во всех своих произведениях Шварц старательно избегает безысходности и даже в драме «Одна ночь» (1942) о блокадном Ленинграде даёт читателям/зрителям надежду. А в «Обыкновенном чуде» устами Эмилии вообще озвучена позиция автора: «Стыдно убивать героев для того, чтобы растрогать холодных и расшевелить равнодушных. Терпеть я этого не могу».