(no subject)
После начала отслеживания совокупности внешних и внутренних обусловленностей, этих страстей и автоматизмамов бытия, после попыток манипулирования, работы с ними, возможно и достижение некоторых успехов. Это не то чтобы очень приятно, скорее наоборот. Это по ощущениям похоже на проваливание в пропасть.
Ранее страсти задавали направление постоянного механистичного производства энтропии жизни, пока не истощится энергия и человек не начнет угасать вплоть до конца дней своих. Этим процессом задавалась некая опора казуального сноподобного бытия. Более того, совокупность внешних и внутренних обусловленностей задавала в принципе всю совокупность того, что человек ассоциировал с собой, считал собой. На самом поверхностном уровне - работник на таком-то рабочем месте с помесячной зарплатой 65 тысяч рублей в месяц (а не каких-то там 55 тысяч!), отец двоих детей и читатель писателя Лукьяненко, с кое-какими (а не с нулевыми!) воспоминаниями о свершениях молодости на ниве покорения женских сердец. Понятно, что все подобные идентификации легко бьются тем коаном, когда у человеку монах (или рэпер Толмацкий) задает один и тот же вопрос: "Кто ты?" И на каждый ответ человека следует разбор ситуации, что это место работы или хобби или такое-то место в такой-то социальной или жизненной структуре, но не человек. И задавание вопроса "Кто ты?" продолжается до бесконечности, пока человек не замолкает, пока до него не начинает доходить, что он ничего не знает о том, кто же он такой на самом деле.
Но не стоит забывать, что все эти ложные самоидентификации, созданные под давлением машинерии совокупности внешних и внутренних обусловленностей, привязывают человека к некоей реальности, пусть и иллюзорной. У человека всегда остается почва иллюзии под ногами. И если подтаять этой почве, то будет не очень весело, но страшно. Почва уйдет из-под ног и будет падение в пропасть, опереться не на что. Вот ты уже и усмирил какие-то страсти, не на рывке или на фантазии, а долго, нудно, скучно, уже и не надеясь, и вдруг пошло, получаться что-то начало в этом деле. И тут оп-с - под ногами разверзается пропасть, в ней можно на самом полном серьезе сгинуть. Чтобы подчеркнуть серьезность момента, я напомню одну штуку, о которой порой забывают воннаби-аскеты и прочие герои мистического поиска.
Максимального усмирения страстей легче всего добиться, если пустить себе пулю в лоб. Как говорил один ученик Ивана Грозного: "Нет человека - нет проблемы". Это стоит помнить и некоторым рьяным подвижникам усмирения страстей и умерщвления собственной плоти (и, как ни парадоксально, и духа) в радикально-религионом духе. К счастью, таких в мире почти и нет, а уж в современных религиях - и подавно. И помнить нужно о том втором уровне знания, о котором помнит только один из десятка знающих первый уровень в понятии ЧСВ у Кастанеды. ЧСВ - это монета о двух сторонах. И если первая монета - те самые страсти, которые ткут иллюзию и несут по ней человека в экзоскелете внешних и внутренних обусловленностей, то у нее есть и вторая, мистическая сторона. А энергия (вот штука!) - это масса монеты, она одна на обе стороны. Поэтому так важно понимание важности так называемой позитивной программы, второй, более тайной программы, которая часто скрыта за первой, более явленной миру первой программо мистической и религиозной деятельности, поиску себя, пусть и в конечном ответе отсутствия себя или присутствия в некоем неудовлетворительном виде фокуса между "внешним" и "внутренним", границей между чем-то и чем-то. Помимо обнаружения отсутствия себя подлинного или себя в виде феномена соприкосновения чего-то и чего-то (зыбко, не более), нужно помнить о том, что тут-то настоящая мистика вот только и начинается. Что тут идет программа построения, если угодно, себя. Построения себя настоящего, обретения под ногами новой почвы, реальной, а не иллюзорной. Это тот лучик надежды, это легенда о Боге и о богоподобности человека, лучик, ведущий к Богу как к чему-то, выходящему за пределы любых схем и любой картины мира, в том числе той сложной, многоярусной, где даже само трансцендентное, куда надо идти - это все еще часть этого мира, в которой правит Демиург, эманирующий всю ее энергию, которая отражается бытием человека как он сам и мир вокруг него.
Ранее страсти задавали направление постоянного механистичного производства энтропии жизни, пока не истощится энергия и человек не начнет угасать вплоть до конца дней своих. Этим процессом задавалась некая опора казуального сноподобного бытия. Более того, совокупность внешних и внутренних обусловленностей задавала в принципе всю совокупность того, что человек ассоциировал с собой, считал собой. На самом поверхностном уровне - работник на таком-то рабочем месте с помесячной зарплатой 65 тысяч рублей в месяц (а не каких-то там 55 тысяч!), отец двоих детей и читатель писателя Лукьяненко, с кое-какими (а не с нулевыми!) воспоминаниями о свершениях молодости на ниве покорения женских сердец. Понятно, что все подобные идентификации легко бьются тем коаном, когда у человеку монах (или рэпер Толмацкий) задает один и тот же вопрос: "Кто ты?" И на каждый ответ человека следует разбор ситуации, что это место работы или хобби или такое-то место в такой-то социальной или жизненной структуре, но не человек. И задавание вопроса "Кто ты?" продолжается до бесконечности, пока человек не замолкает, пока до него не начинает доходить, что он ничего не знает о том, кто же он такой на самом деле.
Но не стоит забывать, что все эти ложные самоидентификации, созданные под давлением машинерии совокупности внешних и внутренних обусловленностей, привязывают человека к некоей реальности, пусть и иллюзорной. У человека всегда остается почва иллюзии под ногами. И если подтаять этой почве, то будет не очень весело, но страшно. Почва уйдет из-под ног и будет падение в пропасть, опереться не на что. Вот ты уже и усмирил какие-то страсти, не на рывке или на фантазии, а долго, нудно, скучно, уже и не надеясь, и вдруг пошло, получаться что-то начало в этом деле. И тут оп-с - под ногами разверзается пропасть, в ней можно на самом полном серьезе сгинуть. Чтобы подчеркнуть серьезность момента, я напомню одну штуку, о которой порой забывают воннаби-аскеты и прочие герои мистического поиска.
Максимального усмирения страстей легче всего добиться, если пустить себе пулю в лоб. Как говорил один ученик Ивана Грозного: "Нет человека - нет проблемы". Это стоит помнить и некоторым рьяным подвижникам усмирения страстей и умерщвления собственной плоти (и, как ни парадоксально, и духа) в радикально-религионом духе. К счастью, таких в мире почти и нет, а уж в современных религиях - и подавно. И помнить нужно о том втором уровне знания, о котором помнит только один из десятка знающих первый уровень в понятии ЧСВ у Кастанеды. ЧСВ - это монета о двух сторонах. И если первая монета - те самые страсти, которые ткут иллюзию и несут по ней человека в экзоскелете внешних и внутренних обусловленностей, то у нее есть и вторая, мистическая сторона. А энергия (вот штука!) - это масса монеты, она одна на обе стороны. Поэтому так важно понимание важности так называемой позитивной программы, второй, более тайной программы, которая часто скрыта за первой, более явленной миру первой программо мистической и религиозной деятельности, поиску себя, пусть и в конечном ответе отсутствия себя или присутствия в некоем неудовлетворительном виде фокуса между "внешним" и "внутренним", границей между чем-то и чем-то. Помимо обнаружения отсутствия себя подлинного или себя в виде феномена соприкосновения чего-то и чего-то (зыбко, не более), нужно помнить о том, что тут-то настоящая мистика вот только и начинается. Что тут идет программа построения, если угодно, себя. Построения себя настоящего, обретения под ногами новой почвы, реальной, а не иллюзорной. Это тот лучик надежды, это легенда о Боге и о богоподобности человека, лучик, ведущий к Богу как к чему-то, выходящему за пределы любых схем и любой картины мира, в том числе той сложной, многоярусной, где даже само трансцендентное, куда надо идти - это все еще часть этого мира, в которой правит Демиург, эманирующий всю ее энергию, которая отражается бытием человека как он сам и мир вокруг него.