Rush (из архива Classic Rock)
Текст: Пол Эллиот
Перевод: Антон Вильгоцкий
Нил Перт редко дает интервью. Барабанщик Rush провел 39 лет из своих 60-ти в составе одной из крупнейших рок-групп мира, и, как автор текстов этой группы, он не в меньшей степени является ее голосом, чем человек, который поет его слова, Гедди Ли. Но Перт, прозванный Профессором, никогда не чувствовал себя комфортно в роли публичного персонажа. За пределами Rush он очень скрытный человек. А в конце 90-х он еще глубже отступил в тень, после того, как его дочь Селена погибла в автокатастрофе, а жена Жаклин умерла от рака. В то время он сообщил Ли и гитаристу Rush Алексу Лайфсону, что уходит.
Но с тех пор Перт заново выстроил свою жизнь и карьеру. В 2000-м он женился на фотографе Кэрри Наттелл, и у них есть дочь Оливия. А после того, как Перт вернулся в Rush в 2001-м, группа снова стала представлять из себя серьезную силу.
Когда Перт разговаривает с Classic Rock, сразу становится ясно, что его не стоит спрашивать о личной жизни. Но он говорит открыто и обстоятельно о своей работе, о своих убеждениях и о своем жизненном кодексе. Он общается без лишних условностей, но имеет странноватое чувство юмора, понятное, в основном, лишь ему самому. Очень интеллектуальный и честный до грани фола, Нил Перт - один из самых необычных рок-музыкантов. «Это было для меня очень интересным путешествием», - говорит он.
Ваше детство прошло в сельской местности Канады, где вы начали играть на барабанах с подросткового возраста. Насколько сильно музыка изменила вас как личность?
Я был настоящим ботаником до тех пор, пока не открыл для себя барабаны. А потом я просто зациклился на них. Физически я был очень неуклюжим. Мои лодыжки были слабыми, так что я не мог заниматься никаким спортом. Я не мог кататься на коньках и не мог играть в хоккей, который для канадцев - как футбол для британцев. Такие вещи делают мальчиков париями.
Вы написали об этих аспектах подростковой жизни в песне Rush Subdivisions - о социальном давлении в духе «будь крутым или будь изгоем». Была ли эта песня автобиографической?
Чрезвычайно! То, какими мы становимся в зрелом возрасте, очень сильно зависит от того, как к нам относятся окружающие в школе. Вспомните себя подростком - были ли вы «задротом» или умником, спортсменом или классным заводилой, неважно. То, как другие обращаются с вами, очень сильно предопределяет то, кем вы станете.
Вы считаете себя интровертом?
Да. И экстраверты никогда не поймут интровертов. Это все идет из школьных времен. На скромных ребят смотрят как на отсталых. Или как на высокомерных, поскольку они погружены в себя.
В песне 1981-го года Limelight есть такие строчки: «Я не могу делать вид, будто незнакомец - это долгожданный друг». Вы все еще тот же самый человек, который написал этот текст?
В основном да. И, честно сказать, мне никогда не приходилось пересматривать это отношение. Моя способность выражать себя с годами росла и развивалась. Сегодня, когда я слушаю свои старые песни, то могу поморщиться от того, как это было реализовано технически - но не психологически. Я все еще согласен с каждым словом в Limelight, как бы грубо это ни было выражено.
Какого рода встречи заставляют вас испытывать дискомфорт?
Когда я встречаю кого-нибудь в прачечной самообслуживания, и мне говорят: «О, это величайший момент в моей жизни!». Мне нравится девиз: «Не жалуйся, не объясняй». Но я не возражаю, если кто-то пытается объяснить.
В Limelight слышны отголоски пинк-флойдовского The Wall. Этот альбом совпадает с вашим настроением?
Очень сильно. Я полностью его понимаю. Много лет назад ди-джей ставил трек с альбома Pink Floyd Wish You Were Here, одну из песен об отчуждении, предшествовавших The Wall. И он сказал: «Если вы пишете песни о том, что вам близко, и вас отторгают, то вы должны писать о том, каково это - жить в отчуждении».
Слава значит для вас это - отчуждение?
Еще одна строчка из Limelight, которая с годами становится все более актуальной: «Нужно поставить барьеры, не позволять к себе прикасаться». Но есть одна особенность, которую я попытаюсь объяснить. Каждый день, когда я, находясь в туре, путешествую из города в город на своем мотоцикле, случается полдюжины приятных встреч с различными людьми. Я провожу много времени на парковках для грузовиков, обедаю в придорожных кафе, в разных случайных, низкосортных местах, и там происходят эти встречи - и мы с этими людьми не знаем друг друга. Мне нравится оставаться анонимным во время этих путешествий.
Когда вы путешествуете на мотоцикле, вы, должно быть, получше узнаете мир?
Я стараюсь не ездить по специальным мототрассам, стараюсь избегать их, когда есть такая возможность. Дороги, которые я предпочитаю - это те, по которым люди не ездят, если они не живут на них.
Вы ездите в одиночестве?
В Америке я обычно отправляюсь в дорогу сам, но в Европе у меня есть напарник, который проводит месяцы, гоняя вместе со мной. Мы тщательно планируем поездки, чтобы повидать все, что хотим.
Существует ли духовное родство между путешественниками?
Люди улыбчивы и дружелюбны, потому что мы одной крови: автостопщики, лыжники, велосипедисты, мотоциклисты. А когда тебя заносит куда-нибудь далеко, другие путешественники сразу понимают, что ты один из них - что ты крут, потому что ты здесь. У меня был такой опыт в Арктике, в Африке…
А в Великобритании?
Я давно заметил, насколько британцы любят находиться на открытом пространстве. Я жил в Британии несколько лет, когда был подростком, и вот что я понял: от погоды ничего не зависит. И я пронес это с собой через всю свою жизнь. Я ездил по йоркширским болотам, когда там было холодно и дождливо. Я чувствовал себя очень неуютно. Но там было полно людей, потому что они просто решили это сделать.
Гастроли и путешествия также отдаляют вас от семьи…
На самом деле люди не осознают той жертвы, которую ты приносишь, будучи гастролирующим музыкантом. Быть где-то далеко, покуда твои дети растут, и твоя женщина нуждается в тебе - это мучительно. Твоя семья и твои друзья продолжают жить своей жизнью, а ты не являешься частью этого. Люди недостаточно ценят семейную жизнь. Это ведь так просто - застрять, замылить глаза в утомительных повседневных вещах, и разучиться видеть за всем этим то чудо, которое открывается перед тобой.
Вы воспринимаете туры, как неизбежное зло?
Несколько лет назад я встретил мудрого человека, Эллиота Минца, который был пиарщиком у Боба Дилана и Джона Леннона. Я сказал ему, что мне на самом деле не нравятся туры, и я еду в них как из-под палки. А он сказал: «Ты должен делать это, потому что ты можешь». Я думал над этими словами очень долго. Я однажды рассказал об этом Гедди, а он был вместе со своим другом, и его друг сказал: «Ну, похоже у тебя довольно неплохая жизнь». Я сказал: «Да, жизнь неплоха, но за нее приходится платить». Это - реальность. Я люблю свою работу и люблю людей, с которыми работаю. Я очень благодарен за это. Но я также люблю свой дом и свою семью.
Вы не чувствуете себя непонятым?
Я не люблю развенчивать иллюзии. Я знаю, что для множества людей являю собой какую-то фантазию. Но нет никакой фантазии. Есть цитата, которую я использую: «Быть добрым к каждому, кого ты встретишь - это очень тяжелый бой». Большая часть человеческой жизни пресдтавляет собой своеобразную смесь из счастья и горестей.
Наверное, вы никогда не были поняты более неправильно, чем в 1977-м, когда New Musical Express изобразил вас чуть ли не фашистом, из-за того, что в основу песни 2112 были положены идеи философа правого крыла Айн Рэнд. Какое воздействие этот случай оказал на вас?
Я помню это интервью для NME, поскольку беседа была очень классной. А после мы почувствовали себя жертвами предательства, потому что мы неплохо провели время с тем парнем. Я помню, что он был очень обходительным. У нас был интеллектуальный разговор. Но все эти вещи легко неверно истолковать, и то был классический случай.
На каких политических позициях вы стоите - левых или правых?
Я знаю, куда я двигался в политическом плане, и сегодня мне проще это определить. Я либертарианец - но в глубине души.
Что конкретно вы имеете в виду?
Я верю в то, что налогообложение и система здравоохранения необходимы - что находится за пределами традиционной либертарианской установки. Я не хочу, чтобы люди страдали. Это же очень просто. Если люди страдают, а я могу помочь - то я хочу это сделать. Но есть разница между тем, чтобы быть идеалистом и тем, чтобы быть реалистом. Идеалистически я верю, что нужно помогать людям. Но если посмотреть на вещи с позиций реализма - верю ли я, что правительство им поможет? Нет.
Каково ваше определение «либертарианства»?
Это просвещенный эгоизм. Свободная воля. Последние десять лет я прожил в США, и я хотел, чтобы здесь была хорошая система здравоохранения. То немногое, что уже есть - замечательная вещь. Так что, это - пример того, что я называю просвещенным эгоизмом. Вот почему я либертарианец в глубине души. Писатель Пол Теру сказал: «Циник - это разочаровавшийся идеалист. Но я не циник. И я не разочарован. Я просто слегка расширил рамки своего идеализма.
Многие люди с возрастом становятся циниками.
Должен сказать, что я борюсь с этим. В мире вполне достаточно хороших людей, хороших книг, хорошей музыки. И - опять-таки - нужно учиться чему-то у людей. В своей книге Traveling Music я написал обо всей музыке, которая имела для меня особенное значение. Говоря словами Боба Дилана: «Что музыка должна делать - так это вдохновлять вас». Хотя, конечно, я там слегка и желчью побрызгал, ругая то, что я ненавижу. Но мой редактор сказал: «Не отвлекайся на это. Концентрируйся на лучшем». Так что я вырезал это. И он был прав. Мне было нужно написать про эти плохие вещи, но не нужно было с кем-то этим делиться.
В песне Afterimage из альбома 1984-го года Grace Under Pressure вы трогательно написали о смерти друга.
Afterimage основана на идее о том, что когда кто-то умирает, остается множество жизней, на которых он оставил свою отметину. Смерть Фрэнка Заппы была очень грустным событием для меня, поскольку мир нуждается в таких людях как Фрэнк Заппа. И то же самое верно в отношении парня по имени Берни, которого я встретил, когда он был экскурсоводом, показывавшим птиц в национальном парке. Он очень много знал, но прожил в этом мире совсем недолго, и его знания были утрачены. Это трагедия. Когда какие-то люди умирают, я чувствую это особое щемящее чувство. Вот почему я написал в этой песне: «Я пытаюсь верить…». Но невозможно верить в вещи такого рода…
Вы имеете в виду - невозможно верить в Бога?
Нет. Мое отношение к этой теме хорошо задокументировано во всех моих песнях и в моей прозе. Меня недавно назвали «убийцей веры», и это резануло меня по сердцу. Я не хочу быть убийцей чего бы то ни было. Я не хочу приобретать врагов.
Что приносит вам наибольшее удовлетворение как артисту?
Когда я узнал, что Джефф Бакли знает о нашем творчестве… это прекрасно - быть частью вдохновения для такого таланта! Возвращаясь к той цитате Боба Дилана - как артист, что еще ты можешь делать для людей, кроме как вдохновлять их? Это абсолютно наивысшая цель.
Вы вдохновили целое поколение рок-барабанщиков - конечно же, не в последнюю очередь Дэйва Грола и Тэйлора Хоукинса из Foo Fighters, которые не так давно вводили Rush в Зал Славы рок-н-ролла.
Лучший из возможных комплиментов - это когда кто-то, кем ты восхищаешься, уважает твою работу. Первой вещью, которую я скажу тем, кого я, возможно, вдохновил на то, чтобы сесть за барабаны, будет следующее: «Прошу прощения у ваших родителей». Но это прекрасно - быть частью чьей-то жизни в таком ключе.
Дэйв Грол сказал, что вы - величайших из ныне живущих рок-барабанщиков. Но в середине 90-х вы брали уроки у джазового барабанщика Фредди Грубера. Зачем?
После 40, 45 лет игры мне захотелось продвинуться вперед и открыться новым идеям, расширить свои горизонты. Я был способен сделать это как поэт и прозаик, а теперь и как барабанщик. Нужно бросать вызов собственным ограничениям и своему мнению о себе самом.
Это и есть секрет долгожительства Rush - желание продвигаться вперед?
Это - то, как мы всегда действовали в качестве группы. Всегда делали то, во что верили, и верили в то, что делали. Пишем песни так, как будто нам все еще по тридцать лет, и все еще можем играть убедительно.
Может быть, самое важное из всего - вы, Гедди и Алекс остаетесь друзьями. Это более всего заметно в документальном фильме Rush: Beyond The Lighted Stage, в сцене, когда вы ужинаете в ресторане и все пьяно хихикаете.
Я не смотрел этот фильм, но я знаю, что в этой сцене я давился и плакал от хохота, слушая то, что Алекс мне рассказывал. Один знакомый сказал мне: «Ты - лучший слушатель Алекса». А я ответил: «Да, перед ним я беспомощен. Он самый смешной человек в мире».
И после всех этих лет, способность смеяться друг над другом и над самими собой, является тем, что позволяет вам оставаться здравомыслящими?
Да. Мы трое по-настоящему уравновешиваем друг друга. Мы все те же деревенские лохи, которыми всегда были. И нам очень повезло, что в группе сложились такие отношения.