Рю Мураками - Пирсинг
Всё-таки плохо читать книгу в два приёма, особенно когда перерыв составляет больше месяца. Тут речь идёт, кажется, о 6 месяцах.
Прочла. В шоке от сравнений. В остальном немного... не то, чтобы противно, а как-то странно, непонятно.
У меня о многих книгах такое впечатление: "Ничего не поняла. Надо перечитать, тогда, возможно, пойму."
Ну это ли не отговорка? Самообман? Прикрытие для собственной лени и нежелания напрягать мозги?
Ближе в третьей четверти повествования книга стала читаться как детектив: убъёт/не убъёт, удастся/не удастся. Особенно если учесть, что я прочла аннотацию, в которую врубилась гораздо позже: "...история несостоявшегося убийства..." До этого даже не знала, чего ожидать. Вроде ничего подобного ещё не читала.
Кавасима - явно шизофреник с навязчивой идеей, Тиаки ничуть не лучше.
А вот рассуждения о детях мне понравились. Цитирую.
"Сейчас Кавасима пытался представить себе мальчиков, с которыми он общался в приюте, старался увидеть их своими нынешними глазами - глазами двадцатидевятилетнего человека. Их комната для игр, песочница, заполненная белым песком, разнообразные куклы, плюшевые звери, пупсики, танки, машинки, игрушечные телефоны, кубики, маленький трамплин, карандаши, кисточки, краски, сами дети. Кавасима силился вспомнить все происходившее: как если бы он, уже взрослый, находился там, глядя на детей другими глазами. Любая из черт, которая вызывает у старших отвращение к ребенку, могла быть обнаружена у любого в этом приюте. Тысячи тысяч взрослых, тесно пообщавшись с любым из этих детей, сказали бы одно и то же: "Какое невыносимое маленькое чудовище!"
Эти дети не говорили "здравствуй" и не отвечали, когда с ними заговаривали. Несколько раз окликни такого ребенка - и он повернется, посмотрит на тебя и скажет что-нибудь вроде: "Закрой пасть, говнюк! Я тебя с первого раза расслышал." Сделай другому замечание - и он придет в ярость, разбросает вещи, сломает игрушки и попытается укусить тебя за руку. Поведение многих из них напоминало повадки животных, даже пищу изо рта друг у друга вырывали. Были такие, кто лежал, свернувшись, в уголке и смотрел, не видя, в одну точку, только чтобы залиться слезами, когда кто-нибудь подойдет ближе. Были и другие, послушные, как собаки или рабы, которые преданно всматривались в лицо собеседника, ожидая приказа. Были девочки, которые льнули ко всякому взрослому мужчине и пытались направить его руку к себе под одежду, и были дети, которые импульсивно лупили себя по рукам. Дети, которые бились головой о стену, не останавливались даже тогда, когда кровь заливали их лица. При взгляде на этих детей становилось понятно, почему родители колотили их. Это же естественно - ненавидеть таких детей, не обращать на них внимания и изливать свою нежность только на других своих детей.
На самом деле, конечно, всё обстояло ровно наоборот. Такое поведение являлось не причиной дурного обращения родителей с детьми, а результатом. "Дети бессильны", - бормотал себе под нос Кавасима. Слезы, текшие по его щекам, стали для него самого полной неожиданностью, и он допил свой стакан виски за один глоток. Как бы страшно их ни избивали, дети не могут ответить тем же. Даже если мать охаживает их рожком для обуви, шлангом пылесоса, рукояткой кухонного ножа, душит их, обваривает кипятком, они не пытаются от нее убежать, не смеют по-настоящему ненавидеть. Дети страстно стремяться любить своих родителей. Скорее они станут ненавидеть не родственников, а самих себя. Любовь и ярость так переплетаются в них, что, когда они становятся взрослыми и вступают в какие-то отношения с другими людьми, только истеричное поведение может избавить их от сердечных мук. Доброта, ласковость - но в любой момент что-либо может вызвать возбуждение, и потому невозможно предсказать, когда нежные чувства перейдут в открытую враждебность. А жопа в галстуке-бабочке описывает этих несчастных как извращенцев, как ненормальных..."
Два года назад произошел у меня один незначительный разговор, который добавил мне навязчивую идею, которых у меня и так немало.
Всё-таки есть во мне что-то от шизофреника. Только прячется очень хорошо.
ЗЫ. Издание, кстати, не очень понравилось. Не, полиграфия на высшем уровне, а вот ошибок/опечаток много. Чувствуется халтурная работа корректора и даже редактора. Я могу еще понять переводчика, но редактор должен тоже "переводить", только с русского на русский. А тут, кажется, как перевели с японского, так и оставили. Надо же делать скидку на среднестатистическое российское быдло! ^__^
Прочла. В шоке от сравнений. В остальном немного... не то, чтобы противно, а как-то странно, непонятно.
У меня о многих книгах такое впечатление: "Ничего не поняла. Надо перечитать, тогда, возможно, пойму."
Ну это ли не отговорка? Самообман? Прикрытие для собственной лени и нежелания напрягать мозги?
Ближе в третьей четверти повествования книга стала читаться как детектив: убъёт/не убъёт, удастся/не удастся. Особенно если учесть, что я прочла аннотацию, в которую врубилась гораздо позже: "...история несостоявшегося убийства..." До этого даже не знала, чего ожидать. Вроде ничего подобного ещё не читала.
Кавасима - явно шизофреник с навязчивой идеей, Тиаки ничуть не лучше.
А вот рассуждения о детях мне понравились. Цитирую.
"Сейчас Кавасима пытался представить себе мальчиков, с которыми он общался в приюте, старался увидеть их своими нынешними глазами - глазами двадцатидевятилетнего человека. Их комната для игр, песочница, заполненная белым песком, разнообразные куклы, плюшевые звери, пупсики, танки, машинки, игрушечные телефоны, кубики, маленький трамплин, карандаши, кисточки, краски, сами дети. Кавасима силился вспомнить все происходившее: как если бы он, уже взрослый, находился там, глядя на детей другими глазами. Любая из черт, которая вызывает у старших отвращение к ребенку, могла быть обнаружена у любого в этом приюте. Тысячи тысяч взрослых, тесно пообщавшись с любым из этих детей, сказали бы одно и то же: "Какое невыносимое маленькое чудовище!"
Эти дети не говорили "здравствуй" и не отвечали, когда с ними заговаривали. Несколько раз окликни такого ребенка - и он повернется, посмотрит на тебя и скажет что-нибудь вроде: "Закрой пасть, говнюк! Я тебя с первого раза расслышал." Сделай другому замечание - и он придет в ярость, разбросает вещи, сломает игрушки и попытается укусить тебя за руку. Поведение многих из них напоминало повадки животных, даже пищу изо рта друг у друга вырывали. Были такие, кто лежал, свернувшись, в уголке и смотрел, не видя, в одну точку, только чтобы залиться слезами, когда кто-нибудь подойдет ближе. Были и другие, послушные, как собаки или рабы, которые преданно всматривались в лицо собеседника, ожидая приказа. Были девочки, которые льнули ко всякому взрослому мужчине и пытались направить его руку к себе под одежду, и были дети, которые импульсивно лупили себя по рукам. Дети, которые бились головой о стену, не останавливались даже тогда, когда кровь заливали их лица. При взгляде на этих детей становилось понятно, почему родители колотили их. Это же естественно - ненавидеть таких детей, не обращать на них внимания и изливать свою нежность только на других своих детей.
На самом деле, конечно, всё обстояло ровно наоборот. Такое поведение являлось не причиной дурного обращения родителей с детьми, а результатом. "Дети бессильны", - бормотал себе под нос Кавасима. Слезы, текшие по его щекам, стали для него самого полной неожиданностью, и он допил свой стакан виски за один глоток. Как бы страшно их ни избивали, дети не могут ответить тем же. Даже если мать охаживает их рожком для обуви, шлангом пылесоса, рукояткой кухонного ножа, душит их, обваривает кипятком, они не пытаются от нее убежать, не смеют по-настоящему ненавидеть. Дети страстно стремяться любить своих родителей. Скорее они станут ненавидеть не родственников, а самих себя. Любовь и ярость так переплетаются в них, что, когда они становятся взрослыми и вступают в какие-то отношения с другими людьми, только истеричное поведение может избавить их от сердечных мук. Доброта, ласковость - но в любой момент что-либо может вызвать возбуждение, и потому невозможно предсказать, когда нежные чувства перейдут в открытую враждебность. А жопа в галстуке-бабочке описывает этих несчастных как извращенцев, как ненормальных..."
Два года назад произошел у меня один незначительный разговор, который добавил мне навязчивую идею, которых у меня и так немало.
Всё-таки есть во мне что-то от шизофреника. Только прячется очень хорошо.
ЗЫ. Издание, кстати, не очень понравилось. Не, полиграфия на высшем уровне, а вот ошибок/опечаток много. Чувствуется халтурная работа корректора и даже редактора. Я могу еще понять переводчика, но редактор должен тоже "переводить", только с русского на русский. А тут, кажется, как перевели с японского, так и оставили. Надо же делать скидку на среднестатистическое российское быдло! ^__^