Точка входа

Apr 04, 2020 20:19





С автопортрета смотрит на меня мужчина, средних лет. Наверное, был он невысок и коренаст,  плотного телосложения. Широкое лицо и круглые, как у совы, карие глаза говорят о натуре добросердечной и податливой. Чуть опущенные уголки рта и высоко поднятые дуги бровей - о тяготах жизни и горестях, а кроткая улыбка другого его автопортрета, вопреки бледности лица и синим теням вокруг глаз, тихим сиянием озаряет все вокруг - в этом сиянии предвестие скорой кончины…



Автопортрет Андреа дель Сарто

Фразу «художник должен быть голодным» за многие века произнесли столь многие, что сегодня уже невозможно точно сказать, кому она принадлежит. И можно сколько угодно рассуждать на тему человеколюбия и про то, что «художника всякий обидеть норовит», но факт остается фактом - художник действительно должен быть голодным.

Я бы сказала по-другому - у художника должны быть «ворота боли». Должна быть точка, где боль мира будет входить в его душу, и переворачивать в нем всё, что он знал и умел до сих пор. Всё, что было им накоплено: знания и опыт, разлуки и встречи, мысли и чувства, случайные взгляды и мудрые речи, всё это будет переплавляться снова и снова, вплавляться в новую его суть и сущность, каждый раз выдавая «на гора» новый «эликсир».

«Ворота боли» у каждого свои. Глухая борьба портретов и пейзажей у Гейнсборо, нищета и гениальность Ван Гога, детские смерти в семье Иоганна Себастьяна Баха, глухота Бетховена, астма и вынужденное священство Вивальди, изобретавшего любой предлог, чтобы не служить мессы… список можно продолжать до бесконечности… Болезнь, голод, неизвестность, предательство друзей, отвергнутая любовь, насмешки толпы, равнодушие самых близких…

Точка «входа» не обязательно будет закреплена намертво, только в одной области. Она может менять свое местоположение в зависимости от обстоятельств жизни художника. Но иногда бывает так, что она одна - на всю жизни. Боль, вдохновенье и любовь - начало и конец всему. Как это случилось с Андреа дель Сарто, который, как говорят, встретил прекрасную Лукрецию дель Феде, когда она выходила из дома, и такой страстью и восхищением воспылало его сердце, что бросил он ей под ноги только что купленные им великолепные холсты, чтобы не испачкала она ног в грязной, вонючей луже…. Прекрасная вдова оценила его жест по достоинству, став его женой, его музой и  его казнью - в итоге.

Кинув ей под ноги холсты, он сам приговорил себя к этой «галере» и остался верен ей, как раб, до самой смерти…

Он поставил ее выше себя, выше своего призвания, своего искусства - по сути это мог иметь в виду Вазари, утверждая, что у дель Сарто было мало честолюбия…

У Андреа дель Сарто было мало честолюбия, мало сребролюбия, но много мягкосердечия, работоспособности и любви…

Удивительная красота этой женщины - не столько в чертах лица, сколько в ее безмятежности. Она как вещь в себе, погружена в свои заботы и радости, прислушивается и слышит лишь свое и себя. Это спокойствие, эта безмятежность, диктовавшиеся самовлюбленностью и безразличием ко всему что не она и не в ее интересах,  была именно той самой точкой «входа боли» для Андреа дель Сарто… Кажется, он видел это своим зорким глазом художника, но не умея возобладать над собой и не находя в себе сил отказаться, переплавлял это в своем творчестве из низкого в высокое.



Портрет Лукреции дель Феде, жены художника ( Андреа дель Сарто)

Себялюбивое, слегка презрительное выражение лица жены -  взгляните на ее верхнюю губу, чуть оттопыренную и  нависающую над нижней, на легкую тень брезгливости у крыльев носа - это придает Лукреции вид  чванный и надутый, но он смягчается  - правильностью и ровностью черт, молочной белизной кожи и бархатистой ночью глаз,  странной ночью цвета темного шоколада, ночью, что не подпускает вас к себе,  непроницаемой мягкой завесой отделяя себя от мира. В других картинах дель Сарто, где он неизменно пишет ее образ, это равнодушие претворяется в маску безупречной белизны, маску строгую и  отстраненную, вслушивающуюся в саму себя и словно в таинственный голос свыше, претворяется во все то, что присуще мадоннам и святым…

Непреодолимое очарование Лукреции  таилось в вызове, который она бросала мужчинам, не заботясь, впрочем, о том ни секунды. Не в силах поверить, что она и вправду равнодушна ко всему кроме своих собственных интересов, подхлестываемые страстью и мужским неуемным самолюбием, они снова и снова приходили к ней. Это было тайной, которую они не могли постичь, хозяйка тайны  - дичью, которую они не могли догнать и  крепостью, которую не умели покорить. И от того  стремление их было неутолимо.  Все мужчины - охотники и все они  в душе романтики и неравнодушны к подобным вызовам, но особенно подвержены им натуры поэтичные, склонные идеализировать этот наш грубый мир…



Мадонна с гарпиями ( Андреа дель Сарто)

Скульптурность картины «Мадонна с гарпиями» - это парафраз того  же мотива поклонения, преклонения верующего перед святыней, художника перед моделью, влюбленного  - перед идолом его души.

Думаю, Лукреция жила в уверенности, что все устроится - ведь устраивалось же как-то до сих пор, так, наверное, говорила она себе, каждый раз, когда начинались сложности, или не говорила, а улыбаясь  ждала когда «все устроится», и эта ее уверенность как раз все и устраивала к ее благу, или к тому, что она считала таковым… Влюбленность Андреа и портила ее, и придавала ей неотразимое очарование….

Когда с вас - и только с вас!  - рисуют величайшую женщину мира, мать Спасителя, невольно начинаете жить в убеждении, что вам все позволено и все образуется, что бы ни случилось….

Гарпии в знаменитой картине дель Сарто,  мне кажется,  были именно гарпиями - порождениями зла - молвой и хулой, которые стремились опорочить его любимую, но она умела дать им отпор, и Вазари, думаю, вовсе не случайно и не «походя» назвал их именно так…

Говорят, она была недальновидной и разрушила благополучие семьи своим бездумным мотовством. Да не было мотовства, было только то, что положено самой любимой и прекрасной; не было семьи, была только она - мадонна, раздававшая драгоценности, как хлебы голодным, снисходившая до бедного живописца и привечавшая его учеников, как царствующая королева - своих подданных….

Недаром у них не было общих детей, только дочь самой Лукреции от первого брака…Та, что изображена с томиком Петрарки, с пальчиком, воткнутым в строку…

Я смотрю на картины дель Сарто. Эти перистые кроны деревьев, мягкие линии, удивительная мягкость и гладкость тканей, их цвета, создающие впечатление первозданности, они выглядят так, словно их только что сняли с полки мануфактурной лавки, и потянули за кончик толстого, туго свернутого отреза и вот кусок его разостлался на прилавке, сияя и переливаясь под лучами света. Эта двусмысленность, которая сквозит в его картинах - ангелы, похожие на бесенят, гладкое лицо мадонны, за которым прячутся тайные мысли; у Исаака, приносимого в жертву и молодого Иоанна Крестителя - лицо самого художника, а на картине, где святые ведут диспут о Троице, измученный Распятый обреченно свесился с креста, ему нужна вера, равная той, которой горел когда-то он сам, а они все рассуждают…. Что тут обсуждать? Для чего? Миру важна только деятельная любовь, остальные - только пшик….

И мучает меня вопрос, когда я любуюсь «Пьетой» - где я уже видела схожий образ… этот скальный разлом, этот белый город, там, вдали, весь залитый светом, и вот это яркое белое пятно в центре….



Пьета Андреа дель Сарто

«Произведения Сарто отличаются ясностью и торжественностью композиции, построенной на гармоничном равновесии сложных и крупных пространственно-ритмичных форм.

Поэтическая одухотворенность его живописи («Мадонна с гарпиями», 1517, Уффици; «Мадонна с младенцем и святыми», 1519, Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург; «Портрет скульптора», Национальная галерея, Лондон) во многом рождена мягкой светотенью, обволакивающей форму и объединяющей яркие, сочные цвета. … Усложненные ритмы, экспрессивное звучание колорита, введение жанровых мотивов в традиционные религиозные композиции характеризуют росписи Сарто 1520-х годов («Тайная вечеря» в трапезной монастыря Сан-Сальви во Флоренции, 1526-1527). Свободная динамика композиции, бурное движение, острая выразительность резких ракурсов, тревожный, как бы горящий колорит его последних станковых работ («Жертвоприношение Авраама», 1529, Картинная галерея, Дрезден) предвосхищают искусство барокко….»

Где же я уже недавно читала нечто похожее?

Колорит дель Сарто (читаю в другом месте) «обладает необычайной звучностью, и в некотором смысле, иррациональностью….» Как музыка?

Музыка, отлитая в линиях и красках, музыка, выражающая то, для чего не нужно слов, или их нужно слишком много…. Музыка плюс живопись = кино….

image Click to view



А есть ли кино про Андреа дель Сарто ? Если бы я была режиссером - я бы сняла такой фильм... наверное он был бы похож на «Визит к Минотавру»...

Как мог он, рисуя фрески - высекать в них скульптуры?

Как можно было нарисовать так, что рука невольно круглится и тянется погладить?

Каждый ищет вдохновения там, где оно ему дается, но - «долго я искал покоя, и наконец, нашел его - в углу, с книгою….».... Многознание уму не научает, жажда впечатлений свойственна неуемной юности, мудрость видит многое в малом,  а истинная любовь способна обрести  всю красоту мира в капле росы....

Дель Сарто обрел весь мир в чертах Лукреции дель Феде, она была для художника  воплощением его и его отражением, она была безмятежным, себялюбивым зеркалом, в которое он всматривался до рези в глазах,  желая увидеть то, что было ему так необходимо - но не находил и смотрел вновь и вновь….

И от этого напряженного всматривания в ее лицо,  и на мир он тоже смотрел по-другому - глубже, вдумчивей, словно желая увидеть и оборотную его сторону, весь его объем и тот открывался ему во всей своей полноте….

Все уравновешено в этом мире, есть в нем и тьма и свет, есть в нем великая радость, но ворота души в мир открываются только через боль….



Андреа дель Сарто. Спор о Троице.

Previous post Next post
Up