(no subject)
Спокойный семимесячный малыш смотрит на меня и ротик смешно растягивается в улыбке - светлой, как солнышко. Он меня видит, значит, я существую. Улыбка появляется каждый раз, как его взгляд останавливается на моем лице. Малыш немного устал, мне дали это чудо на руки. Тяжеленький. Повертела - и что с ним делать? Не могу вспомнить. Малыш слегка скуксился, предпочла положить его на диван. Проверку на подлинность не прошла?
Его папа выразил твердую уверенность, что ничего они еще не соображают, тем более не помнят. Ничего себе - мы дружно принялись разуверять. Помню себя с нескольких месяцев. Не всё конечно - эпизод. Но ведь из "взрослой жизни" помню в итоге не более, чем несколько эпизодов. Если есть отчетливые картинки, они теряются в провалах темной неизвестности до и после. А большей частью воспоминания довольно смутные, при попытке вспомнить детали всё рассыпается совсем.
"Прошлое ушло и лежит у наших ног, как старая ненужная одежда. Пусть оно и лежит там, если мы попробуем его поднять, оно распадется на куски и мы потеряем его навеки", - с детства люблю эти строки Серой Совы.
Однако есть впечатления и воспоминания о моментах, которые для меня важны, к ним иногда возвращаюсь, как к камертону.
В основном такой важный для меня камертон - в детских воспоминаниях. Одно из них - зимнее, по ощущениям предновогоднее. Возможно, потому, что когда меня вели из садика, был теплый и яркий электрический свет, который уютно выхватывал из темноты улицу, сугробы и всё остальное. Оставляя рядом, но за кадром, звездное небо, которое начиналось сразу от угла сквера, улицы, домов и сугробов...
Меня водили в ясли на той стороне города с двух до четырех лет. Точнее, сначала были одни, к которым нужно было пройти через площадь до старого здания вокзала (там теперь почта), потом вдоль центральной улицы-шоссе, машин тогда по ней ездило немного. Потом были вторые, чуть дальше на том же шоссе, перед мостом через Кунаву. Про первые, поближе, помогла вспомнить мама, где располагались вторые ясли, помню хорошо.
Летом меня в садик не водили. ДР у меня в июне, с четырех лет меня отдали в другой, "взрослый" садик, который располагался за прудом.
Из ясель помню обратную дорогу, осеннюю - два препятствия, по которым я обязательно должна была пройти - большой камень и бетонный приступок у стены дома. Камень был интереснее, но за неимением лучшего годился и приступок. Что делал громадный, как мне казалось, гранит, на краю тротуара у стены дома - не знаю, потом его не видела.
После строительства нового кусочка трассы, продолжающего за город улицу, на которой располагались ясли, транзитные машины перестали сворачивать в центр и ехали по прямой. Площадь рядом с домом - просто широкое шоссе, по которому перестали ездить машины, и тротуар вдоль сквера. Спрашивала у мамы - откуда там были сугробы прямо посреди площади, ближе к скверу? Она объяснила - дорогу чистили, большие отвалы, тогда белые и чистые, превращались зимой в те самые небольшие горки, на которые я одно время обязательно заходила покататься перед тем, как подойти к дому. Там каталось много детей. Мои варежки становились обвешаны мокрыми оледеневшими комками снега, внутри рукам было почти тепло, а покрасневшие запястья горели от снега и мороза.
Обязательный "проход по препятствиям" помню скорее из первого ясельного сезона, когда мне было два, а катание на сугробах наверное было в следующем, в три года.
В какой из сезонов был момент, о котором вспоминаю, точно сказать не могу, скорее, все-таки в третью зиму от моего рождения. Возможно, он относится не к зиме, а к поздней осени, когда тоже темнело рано. На сугробах тогда не каталась, просто шла. Перед углом сквера, ближайшим к нашему дому, меня заставила остановится мысль. Она была необычайно сладостной, вместе с тем казалась необыкновенно важной. Остановилась как для того, чтобы принять послание, казалось, стоит только додумать, и я буду знать всё. Очень трудно передать то ощущение, тем более, осознать до конца эту сладостную мысль так и не удалось.
Итак - путь из садика, стена густого пышного кустарника, справа через дорогу наш дом, - и звездное небо. Мелкие звездочки на темном небе ворвались в мое сознание каким-то необычайно важным знанием. Это не значит, что я смотрела на небо, нет. Звездные миры возвались в сознание представлением, они двигались, уносились куда-то, больше всего напоминали вкладывающиеся друг в друга матрешки, я была частью этого мира. Что в этом было сладостного - не могу объяснить.
Потом я специально останавливалась на том же месте, вновь почувствовать сладость мысли, вспомнить, додумать то необыкновенно важное. Ощущение возвращалось, но не с той отчетливостью, осознать было еще трудней.
Повзрослев, думала - что это было, что мне хотелось понять? Казалось, еще немного, и мне была открыта вся тайна мироздания. Потому что единственное, что можно облечь в слова из того ощущения - как, как это возможно, что вообще существует мир, это невероятно, что он существует.
Однажды читала книгу, или статью, и наткнулась на фразу, принадлежащую, кажется, А. Эйнштейну. Не помню дословно, примерно так: это удивительно, что что-то вообще существует. Я узнала, это было ближе всего к той детской мысли - удивление перед тем, что существует мир.
This entry was originally posted at http://elenalev.dreamwidth.org/7508.html. Please comment there using OpenID.
Его папа выразил твердую уверенность, что ничего они еще не соображают, тем более не помнят. Ничего себе - мы дружно принялись разуверять. Помню себя с нескольких месяцев. Не всё конечно - эпизод. Но ведь из "взрослой жизни" помню в итоге не более, чем несколько эпизодов. Если есть отчетливые картинки, они теряются в провалах темной неизвестности до и после. А большей частью воспоминания довольно смутные, при попытке вспомнить детали всё рассыпается совсем.
"Прошлое ушло и лежит у наших ног, как старая ненужная одежда. Пусть оно и лежит там, если мы попробуем его поднять, оно распадется на куски и мы потеряем его навеки", - с детства люблю эти строки Серой Совы.
Однако есть впечатления и воспоминания о моментах, которые для меня важны, к ним иногда возвращаюсь, как к камертону.
В основном такой важный для меня камертон - в детских воспоминаниях. Одно из них - зимнее, по ощущениям предновогоднее. Возможно, потому, что когда меня вели из садика, был теплый и яркий электрический свет, который уютно выхватывал из темноты улицу, сугробы и всё остальное. Оставляя рядом, но за кадром, звездное небо, которое начиналось сразу от угла сквера, улицы, домов и сугробов...
Меня водили в ясли на той стороне города с двух до четырех лет. Точнее, сначала были одни, к которым нужно было пройти через площадь до старого здания вокзала (там теперь почта), потом вдоль центральной улицы-шоссе, машин тогда по ней ездило немного. Потом были вторые, чуть дальше на том же шоссе, перед мостом через Кунаву. Про первые, поближе, помогла вспомнить мама, где располагались вторые ясли, помню хорошо.
Летом меня в садик не водили. ДР у меня в июне, с четырех лет меня отдали в другой, "взрослый" садик, который располагался за прудом.
Из ясель помню обратную дорогу, осеннюю - два препятствия, по которым я обязательно должна была пройти - большой камень и бетонный приступок у стены дома. Камень был интереснее, но за неимением лучшего годился и приступок. Что делал громадный, как мне казалось, гранит, на краю тротуара у стены дома - не знаю, потом его не видела.
После строительства нового кусочка трассы, продолжающего за город улицу, на которой располагались ясли, транзитные машины перестали сворачивать в центр и ехали по прямой. Площадь рядом с домом - просто широкое шоссе, по которому перестали ездить машины, и тротуар вдоль сквера. Спрашивала у мамы - откуда там были сугробы прямо посреди площади, ближе к скверу? Она объяснила - дорогу чистили, большие отвалы, тогда белые и чистые, превращались зимой в те самые небольшие горки, на которые я одно время обязательно заходила покататься перед тем, как подойти к дому. Там каталось много детей. Мои варежки становились обвешаны мокрыми оледеневшими комками снега, внутри рукам было почти тепло, а покрасневшие запястья горели от снега и мороза.
Обязательный "проход по препятствиям" помню скорее из первого ясельного сезона, когда мне было два, а катание на сугробах наверное было в следующем, в три года.
В какой из сезонов был момент, о котором вспоминаю, точно сказать не могу, скорее, все-таки в третью зиму от моего рождения. Возможно, он относится не к зиме, а к поздней осени, когда тоже темнело рано. На сугробах тогда не каталась, просто шла. Перед углом сквера, ближайшим к нашему дому, меня заставила остановится мысль. Она была необычайно сладостной, вместе с тем казалась необыкновенно важной. Остановилась как для того, чтобы принять послание, казалось, стоит только додумать, и я буду знать всё. Очень трудно передать то ощущение, тем более, осознать до конца эту сладостную мысль так и не удалось.
Итак - путь из садика, стена густого пышного кустарника, справа через дорогу наш дом, - и звездное небо. Мелкие звездочки на темном небе ворвались в мое сознание каким-то необычайно важным знанием. Это не значит, что я смотрела на небо, нет. Звездные миры возвались в сознание представлением, они двигались, уносились куда-то, больше всего напоминали вкладывающиеся друг в друга матрешки, я была частью этого мира. Что в этом было сладостного - не могу объяснить.
Потом я специально останавливалась на том же месте, вновь почувствовать сладость мысли, вспомнить, додумать то необыкновенно важное. Ощущение возвращалось, но не с той отчетливостью, осознать было еще трудней.
Повзрослев, думала - что это было, что мне хотелось понять? Казалось, еще немного, и мне была открыта вся тайна мироздания. Потому что единственное, что можно облечь в слова из того ощущения - как, как это возможно, что вообще существует мир, это невероятно, что он существует.
Однажды читала книгу, или статью, и наткнулась на фразу, принадлежащую, кажется, А. Эйнштейну. Не помню дословно, примерно так: это удивительно, что что-то вообще существует. Я узнала, это было ближе всего к той детской мысли - удивление перед тем, что существует мир.
This entry was originally posted at http://elenalev.dreamwidth.org/7508.html. Please comment there using OpenID.