The subtle art of not giving a f*ck
Яндекс говорит, что книжку с одноименным названием еще не перевели на русский. А зря.
Автор, Марк Мэнсон, - это мегаблоггер, которого я читаю несколько лет, а потому была рада, когда он издал целую книжку. Если коротко, то основная тема всех его писаний - это что нужно перестать думать, что ты какой-то особенный, и что хорошая жизнь не свалится тебе на голову только потому, что ты когда-то почему-то решил, что достоин лучшего.
Я даже не знаю, как правильно перевести название «The subtle art of not giving a f*ck». Google Translate выдает:
Эмм. Нет. Неправильный перевод. Скорее, это «Тонкое искусство пофигизма».
Суть книжки сводится к простым и известным истинам:
- ты не особенный - большинство из нас проживут обычную жизнь, и это нормально;
- твои проблемы тоже не особенные - через них что-то проходил, проходит и будет проходит;
- ты всегда сам выбираешь свою жизнь - обстоятельства могут свалиться тебе на голову, но свою реакцию на них ты выбираешь сам;
- собственно, life’s a bitch and then you die.
Учитывая мое все еще подавленное состояние и два дня отгула с работы, мне нужно было что-то отрезвляющее, и книжка оказалась в моих руках вовремя. Не то, чтобы она изобрела для меня велосипед, но мне нужно было, чтобы кто-то мне сказал, что, возможно, моя нынешняя ситуация случилась не потому, что мир несправедливый и кругом враги, а потому, что я переоценила свои возможности. Я, правда, все еще верю, что мир несправедлив и кругом враги, но я хотя бы допускаю второй сценарий.
Но речь не об этом. В книжке был интересный момент про как Марк провел какое-то время в России и каким открытием для него стала русская прямолинейность (стр. 166). Далее следует свободный перевод:
В 2011 я отправился в Россию, в Санкт-Петербург. Еда была отвратительная. Погода была еще хуже (снег в мае? вы серьезно?). Мой отель был вшивым. Ничего не работало. Все стоило как чугунный мост. Люди были грубыми и странно пахли. Никто не улыбался, и все много пили. Тем не менее, я влюбился в это место. Это было одно из лучших путешествий.
В русской культуре есть какая-то особая прямолинейность, которая иностранцам кажется ужасной. В ней нет фальшивых приветливостей и вежливости. Русские не улыбаются незнакомцам и не делают вид, что им что-то нравится, когда им это совершенно не нравится. В России, если что-то глупо, люди так и говорят: «Это глупо». Если кто-то ведет себя как засранец, ему так и говорят, что он засранец. Если им кто-то нравится, они говорят, что этот кто-то им нравится. И неважно, что это твой закадычный друг, незнакомец, или кто-то, кого ты встретил на улице пять минут назад.
В первую неделю в Питере мне было неловко. Я пошел пить кофе с русской подругой, и она на третьей минуте выдала мне, что что я только что сказал было чушью. Я чуть не поперхнулся своим кофе. В том, как она это сказала, не было никакого наезда; это было сказано, как будто речь шла об обычном факте - как, например, погоде в тот день или размере ее обуви - но я все равно был шокирован. В западной культуре такая честность воспринимается как крайне обидчивое дело. Но в русской культуре я видел это практически в каждом встречном. Все казались грубыми каждую минуту, и в результате мое западное мировозрение чувствовало, что подвергается атакам со всех сторон. Мои слабости начали вылезать в ситуациях, когда они спали спокойно в прошлом.
Но со временем я привык к русской прямолинейности так же, как я привык к белым ночам и стаканам водки. И вдруг я начал видеть эту прямолинейность тем, чем она на самом деле являлась: чистейшей экспрессией. Честностью в прямом смысле этого слова. Общение без условностей и закавырок, без скрытых мотивов, без ярых попыток понравиться.
Как-то так получилось что после нескольких лет путешествий я оказался в самом неамериканском месте, где я почувствовал вкус настоящей свободы: возможности сказать что я думаю без страха получить сдачи. Это было странной формой свободы через приятие отказа. И как человек, который почти всю жизнь был лишен этой чистой экспрессивностью - сначала будучи ребенком в очень сдержанной семье, потом будучи взрослым в обществе, где все должны излучать уверенность - я упивался этим чувством. Месяц в Санкт-Петербурге пролетел как один миг, и я не хотел уезжать.
Путешествия - это фантастический свобод саморазвития, потому что они отрывают тебя от суждений, привычных твоей культуре, и открывают глаза на то, как другое общество может жить с совершенно другими установками и прекрасно себя чувствовать. Открытость другим культурным устоям и нравам заставляет тебя пересмотреть твои собственные жизненные установки и подумать, что, возможно, они не такие прекрасные и незыблимые, как тебе верилось. В случае с Россией, я пересмотрел свои взгляды на бредовое, поверхностно-вежливое общение, распространенное в англо-саксонской культуре, и задумался, что оно делает нас куда более неуверенными в себе.
Я помню один разговор с русским профессором, и он выдал интересную гипотезу. Когда несколько поколений вырасли в коммунизме, где не было никаких интрументов для личного обогащения, но было много инструментов для устрашения общества, российское общество нашло для себя самую ценную валюту - доверие. А чтобы построить доверие, нужно быть честным. И это значит, что если что-то идет наперекосяк, ты об этом говоришь прямо и без извинений. Неприятная правда принималась проще, потому что она была необходима для выживания - ты должен был понимать, кому ты можешь доверять, а кому нет, и ты должен быть уметь понять это очень быстро.
Но в «свободном» Западе, продолжил профессор, такой необходимости не было. Наоборот, у каждого было множество возможностей для собственного обогащения. Их было так много, что важнее было представить себя в хорошем свете, даже если это было не совсем честно, чем быть по-настоящему хорошим. Доверие утратило свою ценность. Видимость стала более премлимой формой самовыражения. Поверхностно знать много людей было важнее, чем знать нескольких очень близко.
Именно поэтому в западной культуре считается нормальным улыбаться и быть вежливым, даже если тебе это поперек горла, привирать и соглашаться, даже ты другого мнения. Именно поэтому люди учатся изображать из себя друзей и покупать ненужные вещи. Экономическая система активно продвигает этот самообман.
Обратная сторона этой медали заключается в том, что на Западе мы никогда не знаем, можем ли мы 100%-но доверять человеку. Иногда это касается хороших друзей и членов семьи. Мы настолько подавлены этой необходимостью всегда всем нравиться, что многие зачастую переделывают себя под людей, с которыми вынуждены иметь дело.
Лично я была готова подписаться под каждым словом. На своей работе я известная именно что своей прямолинейностью, когда я могу четко поставить задачу, объяснить план со всеми этапами и сроками и дать конструктивную обратную связь. Периодически местный народ округляет на меня глаза, что фигась она строгая. Благо, что все знают, что моя строгость - это культурное явление и что я на самом деле обычно добрая.
Но ради интереса я дала прочитать отрывок мужу и спросила, что он думает. Он в целом согласился, что да, у русских за границей есть такая репутация, хотя отрывок несколько преувеличивает, что нормально для книжки. Но он добавил, что русские тоже часто не понимают, например, английскую манеру общения. На поверхности иностранцам может показаться, что англичане часто недоговаривают и что в английском очень много скрытого смысла, но на самом деле англичане прекрасно друг друга понимают и никакой скрытости и двусмысленности в их общении нет. Это просто другая манера общения.
Я за собой замечаю, что спустя четыре года я использую обе модели. Но русской во мне все равно больше. И обычно я объясняю это так - чем быстрее мы с тобой друг друга поймем, тем быстрее мы доделаем это дело и сможем пойти домой пить чай.
Но тут есть одна подковырка, которая выдает мою английскость, - все прекрасно знают, что пить мы будем не чай.