Быстрее! Пока я его держу!!!
Еле поймала! У самой калитки уже перехватила! Кого, кого… кефир, конечно)) Главное, чуть-чуть только холодильник приоткрыла, кааак он сквозанёт!))) А это значит что? А это значит, что пора стряпать пышки!))
Вот интересно получается, журнальчик этот задумывался, как литературный, о чём собственно и было заявлено в верхнем, прибитом намертво посте… посту… ну, в общем, вы поняли)) А на деле что получается? Какая-то кулинарная книга. Вот так заглянет ко мне в жжешечку какой-нибудь серьёзный литератор (ша) а у меня тут сплошные курицы, плюшки и салатики - тьфу! Плюнет, развернётся и уйдёт, громко хлопнув дверью. Так дело не пойдёт. И сегодня мы с вами поступим вот как: сначала идём ко мне на кухню, а потом все дружно читаем рассказ, вот так))
Причём лица не достигшие 21 года, а также те, которым уже перевалило за двадцать один, и они на старости лет ударились в здоровый образ жизни, могут сразу идти читать рассказ, им вход на кухню сегодня строго запрещается. Все остальные за мной! Будем учиться, как можно быстро и с наибольшим удовольствием испортить себе фигуру и угробить печень;))
Вот они, собственно, эти самые пышки. Больше чем уверена, что рецепт их приготовления вы и сами хорошо знаете.
На 1 стакан кефира - яйцо 1шт., соль ½ ч.л., сахар 3ч.л., сода 1/3 - 1/2ч.л. и полтора стакана муки, ванилин по желанию.
Но! Есть пара фишек!
Фишка №1 - чем старше кефир, тем пышнее получаются пышки. ))
Фишка №2 - для жарки наливаем в сковороду любое растительное масло на полтора - два сантиметра, т.е. мы их не жарим, а варим в масле, иначе у вас получатся обыкновенные тонкие оладьи - тоже вкусно, но в этом нет никакого прикола.
А можно ещё сделать и с начинкой, но у меня не получились фотки самого процесса приготовления, увы))
Вооот. А теперь по заявкам некоторых радиослушателей домашнее вино вишнёвое)))
Спелую вишню перебираем, моем (без фанатизма!) засыпаем в бутыль, туда же высыпаем сахар и льём воду (можно из под крана, можно кипячёную, бутылированную, только не минералку). На 1 кг вишни - 1 кг сахара и 3 литра воды. Бутыль должна быть заполнена не больше чем на ¾ объёма.
Мотаем бутыль, желательно до полного растворения сахара, завязываем горлышко тряпочкой и оставляем стоять при комнатной температуре. С того момента, как вы поставили вино, и до завершения процесса брожения бутыль надо несколько раз в день крутить, перемешивая таким образом содержимое. Т.е., идёшь мимо - помотай бутыль!))
Как только из бутыли пойдёт винный запах нужно долить туда водки (на 10 литров вина добавляю 50 - 100 граммов водки) и опять же хорошо поболтать. Не переживайте, если процесс брожения долго не начинается или долго не заканчивается, рано или поздно он всё равно начнётся и обязательно закончится)) Вот это вино, которое вы видите на фотографии, я поставила в августе, а полностью готово оно было только в конце ноября.
Определить готово ли вино, можно конечно только попробовав его. Если вино готово, то его аккуратно (не баламутя гущу со дна) сливаем в бутыли поменьше и ставим на холод, не закрывая герметично. Когда вино отстоится, разливаем его по бутылкам, опять же аккуратно, не баламутя осевшую на дно гущу.
Всё. Ваше здоровье!))
А теперь, что касается рассказа. Не так давно его читали и разбирали в литературном клубе. Разнесли в пух и прах, надо сказать!))
Основные претензии:
1)не понравилась главная героиня;
2)не понятно, почему именно ей досталось наследство;
3)только к концу рассказа становится ясно, о каком наследстве идёт речь;
4)не прописан заявленный в начале конфликт.
Поскольку критика исходила от очень уважаемых мною людей, я честно попыталась исправить рассказ, но мне удалось только прописать конфликт, остальное исправляться не хочет) Поэтому сами понимаете, насколько мне важно ваше мнение.
Копеечное наследство
Слух о том, что баба Шура слегла, распространился по деревне в одно мгновенье, будто осенним порывистым ветром разнесло его по избам. Бабы заохали, запричитали, мужики, кряхтя, зачесали затылки. Понятно, рано или поздно это должно было случиться, но уж больно как-то неожиданно всё. Вчера только видели её на улице, здоровались, кто-то даже словом успел перекинуться, а сегодня - на тебе. Конечно, как ни крути, девятый десяток доживала старушка, но с другой стороны ведь и не хворала ни разу. Как ни посмотришь, всё бодрячком, всё куда-то бежит.
Весь день односельчане поглядывали на дом бабы Шуры, наблюдая, как Варька - то ли правнучка её, то ли праправнучка - носилась по двору, и все разговоры, о чём бы они ни были, заканчивались одним: «Может ещё отлежится?..» А утром Варька пошла на почту отбивать телеграммы родственникам.
У почты её бабы и перехватили:
- Варь, ну, чего там, как?
По характеру угрюмая и неразговорчивая Варька скупо бросила:
-Слегла, чего.
- Как думаешь, подымется, нет?
- Сказала, помирать будет.
- Ой, лииишенько!
Варька, не оглядываясь, размашисто потопала к дому бабы Шуры, а испуганные бабёнки понеслись с известием по соседкам. Деревенька притихла.
Ближе к вечеру снарядили делегацию - Филимониху, да Таську Тихомирову. А то неудобно как-то получалось - человек лежит, болеет, а никто даже не зайдёт, не поинтересуется. Ясное дело, тут уж ничем не поможешь, раз помирать собралась, но уважение оказать надо. Тем более бабе Шуре. Уж кто-кто, а она-то первая всегда приходила, если кто заболеет, и звать не надо было.
Стали думать, чего с собой взять - не с пустыми же руками идти. Захарыч медку принёс, Полина, продавщица из сельпо, лимон притащила, баловство, конечно, городское, но может захочет кисленького, да сбегали к Настёне за сливками от её Пеструхи - вот пожалуй и всё. Соленьями-вареньями бабу Шуру не удивишь, а если захочет чего, так это мигом организовать можно. С тем и пошли.
Вернулась делегация, шмыгая носами и утирая слёзы. Филимониха стала докладывать:
- Ой, бабоньки, помрёт, ей богу, помрёт.
- Да не кудахчи ты! - оборвал её Захарыч. - Рассказывай толком!
- Ой, я как глянула, лежит вся такая махонькая, сухонькая, личико пожелтело, осунулось, а глазки светлые-светлые…
- Говорила чего, нет?
- Говорила, ага.
Соседи надвинулись:
- Чего? Чего говорила-то, ну?
- Я ей, значит, и говорю, баб Шура-а, на кого ж ты нас покидаешь-то? Вон ведь, мужики-то наши так и говорят, пока, говорят, ты жива, и деревня стоять будет. Сёла-то в округе одно за другим пустеют. Уж на что Озёрки большая была деревня…
- Раскудри твою через коромысло! - опять сорвался Захарыч. - Она-то, она что сказала?!
Обиженно поджав губы, Филимониха зыркнула на Захарыча, но, видя всеобщее нетерпение, продолжила:
- А то и сказала. Не боись, говорит, сиротами вас не оставлю и с собой ничего не возьму, налегке пойду.
- О как! Наследница, значит, имеется. А кто конкретно, не сказала?
- Нет, не сказала.
- Уж лучше б Варька, что ли, - задумчиво протянула Настёна. - Она, конечно, девка с характером - с баб Шурой-то не сравнить, та-то попроще будет - но всё ж таки своя, деревенская.
Но с ней не согласились:
- Да ну её, Варьку эту! На кривой козе не объедешь!
- А если городская злыдня какая будет, так её объедешь, что ли?
- Ну, чего гадать-то теперь, поживём - увидим.
- Нет, что ни говорите, а своя всё же лучше…
Так и разошлись по домам, не придя к единому мнению.
А между тем, некоторые из телеграмм, посланные Варькой во все концы нашей необъятной и даже за её пределы, начали доходить до своих адресатов. Одну из этих телеграмм получила и Маринка.
Получила, глянула на собранные накануне чемоданы, усмехнулась - собиралась в Турцию, а ехать придётся в деревню к бабушке. Но может оно и к лучшему. Если честно, Маринка до последнего не верила, что эта её поездка на юга состоится. После всех неприятностей на работе, ссоры с подругой и скандальной отставки очередного любовника две недели на море - это было бы, конечно, очень хорошо. Слишком хорошо, потому и не верилось. А вот две недели в деревне - это реально, это в самый раз. Снова увидеть родные места, окунуться в спокойное размеренное течение сельской жизни, да просто надышаться воздухом, чистым, с лёгкой примесью прелой горчинки. У Маринки даже настроение поднялось, несмотря на печальное содержание полученной телеграммы, в которой сообщалось, что баба Шура тяжело больна и ждёт родственников, чтобы определиться с наследством, как-то так.
Пока Маринка бегала, сдавала путёвку, разбиралась с билетами и перетряхивала чемодан - потому как наша Берёзовка это вам не ихняя Турция, и гардеробчик тут нужен несколько иной - в доме у бабы Шуры начали собираться родственники. Приезжали семьями и поодиночке, сидели возле больной, слонялись по дому и окрестностям, ожидая неизвестно чего.
Варька с видом угрюмой обречённости принимала родственников на правах хозяйки. Хлопот в связи с этим у неё заметно прибавилось. Она и так, с тех пор как баба Шура слегла, разрывалась на два дома - и за старушкой пригляд нужен был постоянный, и своё хозяйство не бросишь. И добро бы было ради чего стараться! Но баба Шура никогда особо не обнадёживала её по поводу наследства, хоть и учила разным своим премудростям, видимо, на тот случай, если лучше никого не найдётся. Отправляя телеграммы и встречая теперь гостей, Варька в глубине души на то и надеялась.
А баба Шура всё так же тихонько лежала в постели, чаще с закрытыми глазами, изредка слабо постанывая и ни с кем особо не разговаривая. Слегка оживлялась она только, только когда в доме появлялся кто-то вновь прибывший. Если это был мужчина, старушка равнодушно отводила глаза, если приехавшая была женщиной, то баба Шура какое-то время следила за родственницей, внимательно к ней присматриваясь, словно стараясь узнать, но, видимо, так и не узнав, устало опускала веки.
Конечно, она помнила всех этих женщин, их имена, и кто кому кем доводится. В каждой из них текла частица её крови, но… у одной поступь слишком тяжелая, у другой - мысли, эта сразу видно ленивая, та - равнодушная, у этой вроде глаз горит, но душа так изболелась и истончилась, что не выдержит дополнительной ноши… всё не то. Не то!
Боясь опоздать повидаться с бабушкой, Маринка торопилась изо всех сил и летела, как на крыльях. Нет, так-то она, конечно, летела на самолёте, потом ехала в поезде, теперь вот на попутке, зубоскаля с водилой, подначивала его поддать газку - ведь обещал же с ветерком. И казалось, конца-края не будет этой дорожной канители, в то время как душа её давно уже унеслась вперёд, туда, где на ветру шелестела последней листвой берёзка, постукивая ветками в маленькое окошко до боли знакомого домика. Незримой легкокрылой птахой вилась она у бабушкиного изголовья, ластилась к ней, заглядывала в усталые глаза и что-то напевала. Кто знает, слышала ли старушка этот беззвучный напев? Наверное, слышала, потому и успокоилась, и больше уже не обращала внимания на толпившийся в доме народ.
Замызганный зилок остановился прямо возле дома бабы Шуры. Маринка выскочила из кабины и бросилась в избу. Пролетела через сени, привычно затормозила на пороге, принимая увесистый толчок тяжёлой двери, разогнавшейся для громкого хлопка, кинула чемодан под вешалку и подошла к бабушкиной кровати. Душа, обретя тело, запела теперь уже в голос:
- Бабулечка, милая моя, чего это ты выдумала, ну? Может хочешь чего? Может тебе кашки сварить? Нет? А что это у тебя тут? О, какой медок пахучий.
- Захарыч… - улыбнулась баба Шура.
- Захарыч? - Маринка игриво приподняла бровь, - Ухажер что ли? Мм-м, надо уважить! А давай-ка мы с тобой чайку попьём с медком, да с травками твоими. У тебя ж травки такие, они ж любого на ноги поставят!
И Маринка, не дожидаясь ответа, закружилась по дому, пританцовывая и едва касаясь пола ногами. Старушка, затаив дыхание, наблюдала, как Маринка ставила самовар, подметала горницу, накрывала на стол. Казалось, она и не притрагивалась к вещам, а просто указывала, кому из них что нужно делать. А уж увидев, какие травы Маринка выбрала для заварки, выбрала не думая, почти не глядя, доверившись полностью своему чутью, баба Шура с облегчением выдохнула:
- Иди сюда, дочка.
Маринка с готовностью подскочила к ней, присела на корточки возле кровати.
- Так вот, значит, какая ты, наследница моя, - старушка ласково погладила Маринку по голове и, чуть притянув к себе, легонько поцеловала в лоб, приветствуя и прощаясь одновременно.
- Баб?! - растерянно позвала Маринка, хоть и знала наперёд, что ответа уже не будет.
Родственники, усевшиеся было чаёвничать, подскочили, засуетились. Новоявленную наследницу оттеснили в сторону, там Маринка и застыла неподвижно, боясь ненароком спугнуть незримую легкокрылую птаху, что, беззвучно напевая, кружилась над нею.
Сразу после похорон родня стала разъезжаться. Оспаривать копеечное наследство никто не собирался - больше хлопот, чем достатка. Выбрала баба Шура одну из своих праправнучек, та вроде не возражает - вот пусть и хозяйничает, всем мороки меньше. Конечно, по справедливости, наследницей должна была бы стать та деревенская, которая за старушкой ухаживала. Варвара, кажется. Но у неё своя изба есть и не хуже этой. Вот и ладно.
Так и вышло, что на девять дней в доме у бабы Шуры собрались только свои, деревенские. Поминки Маринка устроила хорошие, на угощение не поскупилась - еды и выпивки было вдоволь. И уважение всем оказала, никого не забыла, а за Варькой так даже специально соседскую девчонку посылала. Та, правда, всё равно не пришла, больной сказалась, да и ладно.
Вспоминали бабу Шуру с теплом, благодарностью и сожалением, разговор за столом получился душевным. Неудивительно, что засиделись допоздна.
Расходились уже по потёмкам. У ворот Филимонихи, где стояла удобная широкая лавочка, задержались.
- Ну, ничего так, шустрая девка, - Таська Тихомирова не назвала Маринку по имени, но все и без того поняли, о ком речь.
- И фигуристая такая… - вставил Захарыч, неопределённо покрутив в воздухе руками, словно обрисовывая округлые женские формы.
- Ох, чует моё сердце, нахлебаемся мы ещё с этой фигуристой… - вздохнула Настёна, глянув на небо, где, затмевая на мгновение звёзды, проплывала неясная тень.
Односельчане замолчали и, задрав головы, стали с любопытством наблюдать, как большая неведомая птица, пролетев над деревней, скрылась за берёзовой рощей, и уже оттуда неясным эхом донёсся то ли смех её, то ли плач.
- Ну, началось…
- Так, молодая. Пока ещё перебесится…
- Если Варька раньше не подстрелит, - усмехнулся Захарыч.
- Типун тебе! - оборвала его Филимониха.
- Ой, да ладно вам. Теперь уж чему быть, того не миновать.
Вот интересно получается, журнальчик этот задумывался, как литературный, о чём собственно и было заявлено в верхнем, прибитом намертво посте… посту… ну, в общем, вы поняли)) А на деле что получается? Какая-то кулинарная книга. Вот так заглянет ко мне в жжешечку какой-нибудь серьёзный литератор (ша) а у меня тут сплошные курицы, плюшки и салатики - тьфу! Плюнет, развернётся и уйдёт, громко хлопнув дверью. Так дело не пойдёт. И сегодня мы с вами поступим вот как: сначала идём ко мне на кухню, а потом все дружно читаем рассказ, вот так))
Причём лица не достигшие 21 года, а также те, которым уже перевалило за двадцать один, и они на старости лет ударились в здоровый образ жизни, могут сразу идти читать рассказ, им вход на кухню сегодня строго запрещается. Все остальные за мной! Будем учиться, как можно быстро и с наибольшим удовольствием испортить себе фигуру и угробить печень;))
Вот они, собственно, эти самые пышки. Больше чем уверена, что рецепт их приготовления вы и сами хорошо знаете.
На 1 стакан кефира - яйцо 1шт., соль ½ ч.л., сахар 3ч.л., сода 1/3 - 1/2ч.л. и полтора стакана муки, ванилин по желанию.
Но! Есть пара фишек!
Фишка №1 - чем старше кефир, тем пышнее получаются пышки. ))
Фишка №2 - для жарки наливаем в сковороду любое растительное масло на полтора - два сантиметра, т.е. мы их не жарим, а варим в масле, иначе у вас получатся обыкновенные тонкие оладьи - тоже вкусно, но в этом нет никакого прикола.
А можно ещё сделать и с начинкой, но у меня не получились фотки самого процесса приготовления, увы))
Вооот. А теперь по заявкам некоторых радиослушателей домашнее вино вишнёвое)))
Спелую вишню перебираем, моем (без фанатизма!) засыпаем в бутыль, туда же высыпаем сахар и льём воду (можно из под крана, можно кипячёную, бутылированную, только не минералку). На 1 кг вишни - 1 кг сахара и 3 литра воды. Бутыль должна быть заполнена не больше чем на ¾ объёма.
Мотаем бутыль, желательно до полного растворения сахара, завязываем горлышко тряпочкой и оставляем стоять при комнатной температуре. С того момента, как вы поставили вино, и до завершения процесса брожения бутыль надо несколько раз в день крутить, перемешивая таким образом содержимое. Т.е., идёшь мимо - помотай бутыль!))
Как только из бутыли пойдёт винный запах нужно долить туда водки (на 10 литров вина добавляю 50 - 100 граммов водки) и опять же хорошо поболтать. Не переживайте, если процесс брожения долго не начинается или долго не заканчивается, рано или поздно он всё равно начнётся и обязательно закончится)) Вот это вино, которое вы видите на фотографии, я поставила в августе, а полностью готово оно было только в конце ноября.
Определить готово ли вино, можно конечно только попробовав его. Если вино готово, то его аккуратно (не баламутя гущу со дна) сливаем в бутыли поменьше и ставим на холод, не закрывая герметично. Когда вино отстоится, разливаем его по бутылкам, опять же аккуратно, не баламутя осевшую на дно гущу.
Всё. Ваше здоровье!))
А теперь, что касается рассказа. Не так давно его читали и разбирали в литературном клубе. Разнесли в пух и прах, надо сказать!))
Основные претензии:
1)не понравилась главная героиня;
2)не понятно, почему именно ей досталось наследство;
3)только к концу рассказа становится ясно, о каком наследстве идёт речь;
4)не прописан заявленный в начале конфликт.
Поскольку критика исходила от очень уважаемых мною людей, я честно попыталась исправить рассказ, но мне удалось только прописать конфликт, остальное исправляться не хочет) Поэтому сами понимаете, насколько мне важно ваше мнение.
Копеечное наследство
Слух о том, что баба Шура слегла, распространился по деревне в одно мгновенье, будто осенним порывистым ветром разнесло его по избам. Бабы заохали, запричитали, мужики, кряхтя, зачесали затылки. Понятно, рано или поздно это должно было случиться, но уж больно как-то неожиданно всё. Вчера только видели её на улице, здоровались, кто-то даже словом успел перекинуться, а сегодня - на тебе. Конечно, как ни крути, девятый десяток доживала старушка, но с другой стороны ведь и не хворала ни разу. Как ни посмотришь, всё бодрячком, всё куда-то бежит.
Весь день односельчане поглядывали на дом бабы Шуры, наблюдая, как Варька - то ли правнучка её, то ли праправнучка - носилась по двору, и все разговоры, о чём бы они ни были, заканчивались одним: «Может ещё отлежится?..» А утром Варька пошла на почту отбивать телеграммы родственникам.
У почты её бабы и перехватили:
- Варь, ну, чего там, как?
По характеру угрюмая и неразговорчивая Варька скупо бросила:
-Слегла, чего.
- Как думаешь, подымется, нет?
- Сказала, помирать будет.
- Ой, лииишенько!
Варька, не оглядываясь, размашисто потопала к дому бабы Шуры, а испуганные бабёнки понеслись с известием по соседкам. Деревенька притихла.
Ближе к вечеру снарядили делегацию - Филимониху, да Таську Тихомирову. А то неудобно как-то получалось - человек лежит, болеет, а никто даже не зайдёт, не поинтересуется. Ясное дело, тут уж ничем не поможешь, раз помирать собралась, но уважение оказать надо. Тем более бабе Шуре. Уж кто-кто, а она-то первая всегда приходила, если кто заболеет, и звать не надо было.
Стали думать, чего с собой взять - не с пустыми же руками идти. Захарыч медку принёс, Полина, продавщица из сельпо, лимон притащила, баловство, конечно, городское, но может захочет кисленького, да сбегали к Настёне за сливками от её Пеструхи - вот пожалуй и всё. Соленьями-вареньями бабу Шуру не удивишь, а если захочет чего, так это мигом организовать можно. С тем и пошли.
Вернулась делегация, шмыгая носами и утирая слёзы. Филимониха стала докладывать:
- Ой, бабоньки, помрёт, ей богу, помрёт.
- Да не кудахчи ты! - оборвал её Захарыч. - Рассказывай толком!
- Ой, я как глянула, лежит вся такая махонькая, сухонькая, личико пожелтело, осунулось, а глазки светлые-светлые…
- Говорила чего, нет?
- Говорила, ага.
Соседи надвинулись:
- Чего? Чего говорила-то, ну?
- Я ей, значит, и говорю, баб Шура-а, на кого ж ты нас покидаешь-то? Вон ведь, мужики-то наши так и говорят, пока, говорят, ты жива, и деревня стоять будет. Сёла-то в округе одно за другим пустеют. Уж на что Озёрки большая была деревня…
- Раскудри твою через коромысло! - опять сорвался Захарыч. - Она-то, она что сказала?!
Обиженно поджав губы, Филимониха зыркнула на Захарыча, но, видя всеобщее нетерпение, продолжила:
- А то и сказала. Не боись, говорит, сиротами вас не оставлю и с собой ничего не возьму, налегке пойду.
- О как! Наследница, значит, имеется. А кто конкретно, не сказала?
- Нет, не сказала.
- Уж лучше б Варька, что ли, - задумчиво протянула Настёна. - Она, конечно, девка с характером - с баб Шурой-то не сравнить, та-то попроще будет - но всё ж таки своя, деревенская.
Но с ней не согласились:
- Да ну её, Варьку эту! На кривой козе не объедешь!
- А если городская злыдня какая будет, так её объедешь, что ли?
- Ну, чего гадать-то теперь, поживём - увидим.
- Нет, что ни говорите, а своя всё же лучше…
Так и разошлись по домам, не придя к единому мнению.
А между тем, некоторые из телеграмм, посланные Варькой во все концы нашей необъятной и даже за её пределы, начали доходить до своих адресатов. Одну из этих телеграмм получила и Маринка.
Получила, глянула на собранные накануне чемоданы, усмехнулась - собиралась в Турцию, а ехать придётся в деревню к бабушке. Но может оно и к лучшему. Если честно, Маринка до последнего не верила, что эта её поездка на юга состоится. После всех неприятностей на работе, ссоры с подругой и скандальной отставки очередного любовника две недели на море - это было бы, конечно, очень хорошо. Слишком хорошо, потому и не верилось. А вот две недели в деревне - это реально, это в самый раз. Снова увидеть родные места, окунуться в спокойное размеренное течение сельской жизни, да просто надышаться воздухом, чистым, с лёгкой примесью прелой горчинки. У Маринки даже настроение поднялось, несмотря на печальное содержание полученной телеграммы, в которой сообщалось, что баба Шура тяжело больна и ждёт родственников, чтобы определиться с наследством, как-то так.
Пока Маринка бегала, сдавала путёвку, разбиралась с билетами и перетряхивала чемодан - потому как наша Берёзовка это вам не ихняя Турция, и гардеробчик тут нужен несколько иной - в доме у бабы Шуры начали собираться родственники. Приезжали семьями и поодиночке, сидели возле больной, слонялись по дому и окрестностям, ожидая неизвестно чего.
Варька с видом угрюмой обречённости принимала родственников на правах хозяйки. Хлопот в связи с этим у неё заметно прибавилось. Она и так, с тех пор как баба Шура слегла, разрывалась на два дома - и за старушкой пригляд нужен был постоянный, и своё хозяйство не бросишь. И добро бы было ради чего стараться! Но баба Шура никогда особо не обнадёживала её по поводу наследства, хоть и учила разным своим премудростям, видимо, на тот случай, если лучше никого не найдётся. Отправляя телеграммы и встречая теперь гостей, Варька в глубине души на то и надеялась.
А баба Шура всё так же тихонько лежала в постели, чаще с закрытыми глазами, изредка слабо постанывая и ни с кем особо не разговаривая. Слегка оживлялась она только, только когда в доме появлялся кто-то вновь прибывший. Если это был мужчина, старушка равнодушно отводила глаза, если приехавшая была женщиной, то баба Шура какое-то время следила за родственницей, внимательно к ней присматриваясь, словно стараясь узнать, но, видимо, так и не узнав, устало опускала веки.
Конечно, она помнила всех этих женщин, их имена, и кто кому кем доводится. В каждой из них текла частица её крови, но… у одной поступь слишком тяжелая, у другой - мысли, эта сразу видно ленивая, та - равнодушная, у этой вроде глаз горит, но душа так изболелась и истончилась, что не выдержит дополнительной ноши… всё не то. Не то!
Боясь опоздать повидаться с бабушкой, Маринка торопилась изо всех сил и летела, как на крыльях. Нет, так-то она, конечно, летела на самолёте, потом ехала в поезде, теперь вот на попутке, зубоскаля с водилой, подначивала его поддать газку - ведь обещал же с ветерком. И казалось, конца-края не будет этой дорожной канители, в то время как душа её давно уже унеслась вперёд, туда, где на ветру шелестела последней листвой берёзка, постукивая ветками в маленькое окошко до боли знакомого домика. Незримой легкокрылой птахой вилась она у бабушкиного изголовья, ластилась к ней, заглядывала в усталые глаза и что-то напевала. Кто знает, слышала ли старушка этот беззвучный напев? Наверное, слышала, потому и успокоилась, и больше уже не обращала внимания на толпившийся в доме народ.
Замызганный зилок остановился прямо возле дома бабы Шуры. Маринка выскочила из кабины и бросилась в избу. Пролетела через сени, привычно затормозила на пороге, принимая увесистый толчок тяжёлой двери, разогнавшейся для громкого хлопка, кинула чемодан под вешалку и подошла к бабушкиной кровати. Душа, обретя тело, запела теперь уже в голос:
- Бабулечка, милая моя, чего это ты выдумала, ну? Может хочешь чего? Может тебе кашки сварить? Нет? А что это у тебя тут? О, какой медок пахучий.
- Захарыч… - улыбнулась баба Шура.
- Захарыч? - Маринка игриво приподняла бровь, - Ухажер что ли? Мм-м, надо уважить! А давай-ка мы с тобой чайку попьём с медком, да с травками твоими. У тебя ж травки такие, они ж любого на ноги поставят!
И Маринка, не дожидаясь ответа, закружилась по дому, пританцовывая и едва касаясь пола ногами. Старушка, затаив дыхание, наблюдала, как Маринка ставила самовар, подметала горницу, накрывала на стол. Казалось, она и не притрагивалась к вещам, а просто указывала, кому из них что нужно делать. А уж увидев, какие травы Маринка выбрала для заварки, выбрала не думая, почти не глядя, доверившись полностью своему чутью, баба Шура с облегчением выдохнула:
- Иди сюда, дочка.
Маринка с готовностью подскочила к ней, присела на корточки возле кровати.
- Так вот, значит, какая ты, наследница моя, - старушка ласково погладила Маринку по голове и, чуть притянув к себе, легонько поцеловала в лоб, приветствуя и прощаясь одновременно.
- Баб?! - растерянно позвала Маринка, хоть и знала наперёд, что ответа уже не будет.
Родственники, усевшиеся было чаёвничать, подскочили, засуетились. Новоявленную наследницу оттеснили в сторону, там Маринка и застыла неподвижно, боясь ненароком спугнуть незримую легкокрылую птаху, что, беззвучно напевая, кружилась над нею.
Сразу после похорон родня стала разъезжаться. Оспаривать копеечное наследство никто не собирался - больше хлопот, чем достатка. Выбрала баба Шура одну из своих праправнучек, та вроде не возражает - вот пусть и хозяйничает, всем мороки меньше. Конечно, по справедливости, наследницей должна была бы стать та деревенская, которая за старушкой ухаживала. Варвара, кажется. Но у неё своя изба есть и не хуже этой. Вот и ладно.
Так и вышло, что на девять дней в доме у бабы Шуры собрались только свои, деревенские. Поминки Маринка устроила хорошие, на угощение не поскупилась - еды и выпивки было вдоволь. И уважение всем оказала, никого не забыла, а за Варькой так даже специально соседскую девчонку посылала. Та, правда, всё равно не пришла, больной сказалась, да и ладно.
Вспоминали бабу Шуру с теплом, благодарностью и сожалением, разговор за столом получился душевным. Неудивительно, что засиделись допоздна.
Расходились уже по потёмкам. У ворот Филимонихи, где стояла удобная широкая лавочка, задержались.
- Ну, ничего так, шустрая девка, - Таська Тихомирова не назвала Маринку по имени, но все и без того поняли, о ком речь.
- И фигуристая такая… - вставил Захарыч, неопределённо покрутив в воздухе руками, словно обрисовывая округлые женские формы.
- Ох, чует моё сердце, нахлебаемся мы ещё с этой фигуристой… - вздохнула Настёна, глянув на небо, где, затмевая на мгновение звёзды, проплывала неясная тень.
Односельчане замолчали и, задрав головы, стали с любопытством наблюдать, как большая неведомая птица, пролетев над деревней, скрылась за берёзовой рощей, и уже оттуда неясным эхом донёсся то ли смех её, то ли плач.
- Ну, началось…
- Так, молодая. Пока ещё перебесится…
- Если Варька раньше не подстрелит, - усмехнулся Захарыч.
- Типун тебе! - оборвала его Филимониха.
- Ой, да ладно вам. Теперь уж чему быть, того не миновать.