a_ilichevskiiЕсть стихи, которые очень странно - волшебно расширяют реальность, сознание, открывают новые миры, оставляют их незаселенными, или, напротив, приглашают к путешествию, заселению, освоению новых земель, идей, - к овладению новой просодией, новым строем языка.
Так было с несколькими поэтами, очень ярко - с Хини, Мерриллом, Уолкоттом, Филипом Левиным, Крейном, Хадас, с Парщиковым, с другими. Были - и много, с которыми такого не случилось, хотя поэты они значительные и даже великие. То есть я пытаюсь говорить о _новом смысле_, да? О его, нового смысла, таинстве.
Это сложный вопрос, не на несколько строк, но я вспоминаю, как двадцать лет назад в библиотеке одного калифорнийского университета день за днем не мог оторваться от толстенных томов «Голубой лагуны» и вчитывался много во что, но запомнил именно как пульсы расширяющегося мира - псалмические стихи Владимира Молота и одно стихотворение Аркадия Драгомощенко, которое нигде потом не встречал и уже сомневаюсь, что оно существует, а не привиделось. Что, впрочем, не отменяет авторства АД, конечно.
Суть этого стиха мне показалась прекрасной и запомнилась навсегда: залитое отвесным солнцем пшеничное поле, обрызганное васильками, жаворонок полощется в горле прозрачного великана, на краю поля ослепительно белая мазанка под соломенной крышей, в ней стол с краюхой хлеба, горка соли, пучки трав развешены по стенам, на лежанке никого, а может, призрак поэта, обнимающий призрак его возлюбленной. Полдень царит над полем и солнечный воздух полон наготы, любви и смерти.