Хербьёрг Вассму "Седьмая встреча"
"Ты должна делать только то, что в состоянии вытерпеть твое сердце и твой рассудок. Они ведь всегда будут с тобой. Если для тебя самое главное - твое рисование, пусть люди болтают что хотят. Но если рисование для тебя не самое, а только почти самое главное, или вообще не главное, то тебе следует надрать уши за твою глупость".
"Слухи опаснее яда. Они могут убить человека".
"В комнате царила странная пустота. Она шла ниоткуда. От него самого. Луна начертила на линолеуме оконные переплёты. На полу перед Гормом лежала чёткая золотая решётка".
"Но в ночном поезде по пути домой с нею был Горм. Колёса пели в свободном ритме. Он донага разделся перед ней. Особенно нагими были его глаза".
"Каждый день Руфь думала о Майкле и пыталась вспомнить все его советы. Вечерами она бродила по городу, перед которым теперь почти не испытывала страха. Она чувствовала себя канатной плясуньей, которая недавно обнаружила, что умеет сохранять равновесие".
"Руфь наклонилась и увидела в пробке [графина] собственный глаз. Круглый, похожий на искусственно возведённую запруду. Когда она не моргала, он казался мёртвым. Уставившаяся на тебя точка в стекле. Энергичными мазками Руфь перенесла свой глаз на холст. Принесла зеркало и писала, глядя в собственный зрачок. Он дрожал, словно насекомое, оказавшееся между двумя стеклянными стенками. Она даже не пыталась закончить мотив с церковной колокольней. Всё заполнил только её глаз.
Ей казалось, что покой этого дня зависит от того, превратит ли она свой зрачок в насекомое, придавленное рухнувшей колокольней".
"Однажды апрельским воскресным днём Руфь смотрела на улицу из окна гостиной. Она была одна. Солнце стояло над крышей соседнего дома. Хрупкие пастельные тона стекали с кромок облаков. Но небо вокруг них было тёмное и тревожное. Как и много раз раньше красота таила насмешку. Объяснить этого Руфь не могла.<...>
Её взгляд вернулся в комнату. К графину с уксусом, забытому на подоконнике. В круглой стеклянной пробке графина отражался пейзаж за окном. Миниатюрная картина в тех же тонах и со всеми подробностями. Только перевёрнутая.
Там за окном мир уже стал картиной, насмешливой и вызывающей. Он таил в себе способность изменяться и уничтожаться. И мог превратить самое Руфь в её миниатюрный портрет, отражённый в стеклянной пробке".
Эдвард Мунк "Ревность"1895г.
- Всё-таки у Мунка самое лучшее "Ревность", - сказал он
- "Ревность"?
В ту же минуту толстяк на соседнем диване произнёс имя Турид.
- Это всё живопись! Она вдруг открывает человеку его худшие стороны. - Биргер пристально смотрел на Руфь.
- Да. - Руфь пыталась заставить себя смотреть на Биргера.
"Ему [Горму] не хватало блокнота, который лежал в конторе,ему хотелось сделать признание: "Ревность инфантильна, темна и необходима. В худшем случае она превращает человека в калеку, в лучшем - очищает". Он не совсем понимал, как именно ревность подействовала на него самого".
"Меня изменяет не идущее время, а то, как я его использую, думала Руфь".
"Не у всех есть близкий человек, которому можно написать письмо".
"Накануне вечером они [Руфь и Майкл] сидели в уличном кафе напротив своего дома. Никто не потрудился полить стоявшую на столике герань. Листья у неё побурели. Пепельницей служила металлическая банка. Но, на свой лад, это было красиво. Странно и незнакомо. Апельсиновая кожура, банки и обрывки бумаги на улице были красивы. Старые лошади, эти грязные одры, тоже были красивы. Странные, двухэтажные автобусы. Парки с высокими оградами. Узкие дома, жавшиеся друг к другу. Руфи казалось, что она вдруг попала в старинную картину".
"Жизнь - как дракон, у которого много голов и много пастей. Не успеешь глазом моргнуть, как он сожрёт тебя".