Я сделал шаг в сторону, вонзил лопату в землю. Поддел дерн. Запахло травой - сочной, майской, словно кто-то постриг газон.
Я поддевал и срезал дерн, отбрасывал зеленые пласты в сторону. В ярком свете фар каждая травинка мокро блестела, иногда на черной изнанке извивался рубиновый червь. Червей было много.
Очистив от травы метровый квадрат, начал копать. Лопата легко входила в грунт, порой лезвие звонко натыкалось на мелкий камень. Попадались корни, хилые, толщиной с палец, я легко перерубал их. Сначала я откидывал землю, потом начал складывать ее аккуратным холмом.
1
Границу штата мы пересекли в полдень. Миль через сорок нам в лобовое стекло врезалась какая-то мелкая птица, стукнулась с тугим яблочным звуком. Я вздрогнул, Мэлори ойкнула. В зеркале я мельком увидел темный комок на дороге. Около двух въехали в Бристоль. Колючая крупа, которая сыпала последние полчаса, превратилась в полноценный снег. Мохнатый и ленивый, он валил с рождественским размахом. Было пятнадцатое апреля.
- Добро пожаловать в Вермонт! Я - Хэлен Свенсон. - Мужиковатая тетка протянула руку мне, после Мэлори. - Как Нью-Йорк?
- Шорты, майки. Зеленая трава и тюльпаны, - ответил я.
Хэлен Свенсон засмеялась, выставив лошадиные зубы отменной белизны. Засмеялась так, будто снегопад был ее проделкой.
- У нас три дома… - Она заглянула в синюю папку с бумагами. - Вы мне написали, что хотите… - Она начала читать имейл Мэлори месячной давности.
Бристоль на глазах седел. Снег плотно ложился на голые ветки, на провода, на камни мощеного тротуара. Свисал толстыми пирогами с крыш приземистых домов. Важное здание - суд или мэрия - с белыми колоннами и классическим портиком постепенно растаяло, оставив в мутном воздухе прозрачный намек на золоченый купол со статуей на маковке.
- Давайте в машине? - перебил я, стряхивая с волос снег.
Мэлори искоса глянула на меня. Тетка Свенсон закрыла синюю папку, кивнула на свой грязный джип, я открыл переднюю дверь для Мэлори. Сам сел сзади. Воняло псиной, на сиденье валялся истерзанный теннисный мяч.
- Сейчас межсезонье. - Свенсон лихо вырулила на дорогу и дала газ. - Лыжный сезон кончился…
- Вы шутите! - Я не сдержался и засмеялся.
Дворники вовсю шуровали по стеклу, дорога просматривалась метров на пятнадцать.
- Межсезонье - это хорошо, - продолжила невозмутимая Свенсон. - Плохо, что на три месяца.
- Ну, может, на четыре, - сказала Мэлори, почти оправдываясь. - Как получится.
- Все равно. Вам же нужен полноценный дом. А на короткий срок сдают или охотничьи хибары, или лачуги для лыжников.
- Нам нужен полноценный дом, - подтвердил я.
Мэлори в марте уволилась из своей адвокатской конторы. Решила взять тайм-аут до осени, «разобраться в себе» - так она назвала это. Я дописывал сценарий для «Дискавери», обычная бодяга: акулы, бикини, пальмы. Застрял на середине.
Наша квартира на Риверсайд-драйв стала неожиданно тесной, повсюду я натыкался на Мэлори. В гостиной бубнил телевизор, на кухне голосило радио. Когда я уговорил ее надеть наушники, выяснилось, что Мэлори обожает подпевать. Мне и раньше хватало сюрпризов - жизнь с Мэлори напоминала хождение по темной лестнице: то лишняя ступенька, то одной не хватает. Просто раньше мы мало виделись - по вечерам, в выходные да на отдыхе.
У меня было смутное представление о ее работе. Из конторы она приносила какие-то толстые папки с кучей бумаг, ей звонили даже по воскресеньям. Разговоры велись долгие и непонятные.
Почему мы выбрали Вермонт, я не помню. Наверное, Мэлори так решила. За семь лет я приучил себя не спорить по пустякам - Вермонт так Вермонт.
Дорога резко пошла вверх, Свенсон воткнула третью и утопила газ. Машину занесло, потом колеса снова попали в колею. Колея была разбитая, нас болтало. Слюнявый мяч катался по сиденью, со стуком ударяясь в дверь. Я смахнул его на пол.
- В горах дороги еще не растаяли, они тут грунтовые, - объясняла Свенсон. - За зиму их раздолбали, да еще наледь…
- А асфальт? - спросила Мэлори.
- Не-е, асфальт нельзя, - засмеялась Свенсон. - Слишком дорого. И непрактично - представляете, всю эту механику, все эти катки тащить наверх?
Я вырос в Москве и знал, как выглядит асфальтированная дорога после хорошей зимы.
- А так… - Свенсон притормозила перед лужей. - А так, грейдер пройдет, разровняет, и будет дорожка не хуже новой.
Первый дом оказался мощным срубом с островерхой крышей, на крыльце стоял здоровенный мангал и горные лыжи лимонного цвета. Повозившись с замком, Свенсон распахнула дверь.
- Они разводятся, - тихо сказала Свенсон. - Хозяева…
Старательно пошаркали башмаками о коврик, зашли. Пол был из ладных широких досок, пол был хорош, а вот бревенчатые стены кто-то покрасил в персиковый цвет. Прихожая переходила в гостиную с камином из дикого черного камня и рогатым черепом на стене. И заканчивалась кухней. Над плитой висели медные котлы и сковородки. Еще какие-то индейские сувениры с перьями. Я сел за стол и уставился в окно. Мэлори и Свенсон поднялись на второй этаж и что-то там бодро обсуждали. Снег продолжал медленно падать.
- Хэлен… - Мы садились в машину. - Может, мы сразу в третий дом поедем? Для экономии времени.
Свенсон удивленно поглядела на меня.
- А то как сказка братьев Гримм…
- Нет, - не поворачиваясь, сказала моя жена. - Надо посмотреть все три.
Я оказался прав - второй дом напоминал фанерную декорацию. Его только достроили, внутри воняло лаком и линолеумом. Из картонных стен торчали провода, хлипкие двери не закрывались.
К третьему добирались долго. Свенсон пыталась развлечь нас вермонтскими байками - оказывается, именно тут обитали кровожадные могикане и ирокезы. Рыбой штата была форель, а деревом, разумеется, клен. Бабочкой штата - монарх. По производству кленового сиропа Вермонт уступал лишь Канаде. Мы приехали в самое неудачное время - «сезон палок» (деревья стоят голые, ветки торчат палками). Еще у них был «сезон грязи». Но это осенью.
От обилия ненужной информации и унылой тряски я задремал.
Проснулся от шума реки. Машина стояла. Свенсон и Мэлори были где-то рядом.
- …совсем другое дело! - радостно долетел до меня голос Мэлори.
- Ну и слава богу… - пробормотал я, вылезая из машины.
Мрачный приземистый дом выглядывал из-за темных елок. За ним круто вверх уходил лесистый склон. Сбоку, совсем рядом с заброшенной террасой гремела река. Неглубокая, шириной метров в семь, она весело неслась по камням, огибала березовый лесок и уносилась куда-то вниз. За березами я разглядел малиновую куртку Свенсон, она тыкала рукой в сторону дома, что-то объясняя Мэлори. Я пошел к ним, проваливаясь по щиколотку в мокрый снег. Грохот от реки стоял чудовищный.
- Волшебное место! - крикнула мне Мэлори. - Волшебное!
Я зевнул и потянулся. Только сейчас я заметил, что снегопад закончился.
- Хэлен говорит, тут форель! - сказала Мэлори восторженно. - В реке!
Свенсон, сложив руки на животе, весело подмигнула мне.
- Внахлест умеете?
- Только на блесну. - Я вздохнул и кивнул в сторону дома. - Ладно. Пошли смотреть.
Мы пошли. Хотя и мне, и лисе Свенсон уже было ясно, что следующие четыре месяца я с Мэлори проведу именно здесь.
Дом, кряжистый, из темного, некрашеного дерева, был похож на старую генеральскую дачу где-нибудь в Болшево или на Николиной Горе. Мы поднялись на скрипучую веранду, на перилах лежал сырой снег, сверху болталась гирлянда с мертвыми лампочками, оставшаяся от неизвестно какого праздника. У дверей ровной поленницей были сложены березовые чурки.
Вошли в темный чулан, Хэлен пощелкала выключателем. Тихо ругнулась.
Внутри пахло старым деревом. Хороший сухой дух. Мэлори потянула меня за руку. В большой комнате с высоким, как в церкви потолком, над длинным обеденным столом висел крюк. Стальной мясницкий крюк. Он крепился к толстой веревке, которая уходила вверх и там наматывалась на деревянный мельничный барабан.
- Что это? - спросила Мэлори.
- Это для лампы. Крюк. Или люстры. - Свенсон прищурилась. - Я бы сюда хрустальную люстру подвесила. Эклектика в малых дозах замечательная вещь.
- Нет. Колесо - это что?
- Тут в прошлом веке была сахарная мельница, голландская семья держала. Из кленового сиропа делали сахар. Потом русло реки отступило, мельницу продали.
- А кто купил? Кто сейчас хозяин дома?
- История чуть запутанная… - Свенсон отвернулась. - Смотрите, какой камин замечательный!
Камин действительно был замечательный, еще лучше два кресла перед ним. Я провел рукой по старой рыжеватой коже спинки.
- Можно?
- Конечно, садитесь!
Я медленно опустился, кресло податливо приняло меня. Я откинул голову, представил огонь. В одной руке книга, в другой стакан, допустим, вина. Нет, лучше что-нибудь покрепче.
- А что наверху? - спросила Мэлори.
- Там две спальни, для детей. Или для гостей. У вас детей нет?
- Нет, - ответили мы хором.
- Ну, тогда для гостей, - засмеялась Свенсон. - На втором этаже еще один кабинет, вроде мансарды. Окно прямо над рекой. Очень романтично.
- Ты знаешь, а мне нравится! - Мэлори положила руку на мое плечо. - Ты что думаешь?
Я неопределенно хмыкнул.
- Хэлен, а что тут в округе, что рядом? - спросила Мэлори. - Город, деревня? Магазины, рестораны?
- Я не очень этот район знаю, Южный Виндзор. Наша клиентура - горнолыжники, они снимают в Рутланде или под Миделберри. - Свенсон широко улыбнулась, сверкнула большими зубами. - Давайте бумаги оформлять!
2
Переход от зимы к весне произошел за три дня. За это время я умудрился пару раз застрять в ледяной каше местных дорог. Что, впрочем, неудивительно, поскольку мою машину сконструировали для немецких автобанов, а не для автокросса по пересеченной местности в экстремальных климатических условиях. Еще выяснилось, что ездить в нашей округе особо некуда. До ближайшего ресторана было полтора часа, до супермаркета почти два. Он находился в городе Виллингтон.
Наша временная усадьба расположилась в лощине между двух холмов с оптимистичными названиями - Чертова сопка и Сонная гора. Чертова сопка начиналась на той стороне реки и круто уходила вверх прямо из воды, кое-где по склону из земли торчали острые гранитные валуны. Сонную гору скрывал густой черный ельник, за Сонной лежала деревня. Деревня называлась странно - Коринф, население двести семьдесят три человека. Информация, скорее всего, устаревшая. Придорожная табличка с названием и цифрами была насквозь ржавая и напоминала решето - кто-то метко пальнул из дробовика. Дальше шло кладбище, потом начиналась сама деревня.
Через неделю я уже ходил в майке, а Мэлори угораздило даже обгореть. Она у меня рыжая и белокожая, летом у нее появляются конопушки даже на лопатках. Я против конопушек ничего против не имею, меня иногда смущает их ирландская родословная. В жилах моей жены течет страшная смесь ирландской и итальянской крови, по химической формуле (я уверен!) напоминающей ракетное топливо. На семейные сборища - непременное Рождество, иногда день Благодарения, - я отправляюсь с тяжелым сердцем. Как на принудительные работы.
Мэлори азартно занялась обустройством дома и прилежащих земель. Рядом с сараем между двух хлипких берез повис гамак, на ступеньках веранды выстроились горшки с петуньями, перед камином появился мрачный коврик с индейским орнаментом охотничьей тематики - палочные человечки гнались за кем-то рогатым. В неожиданных местах стали возникать белоснежные салфетки, кокетливые вазочки, рамки с нашими фотографиями, цветы. На мясницкий крюк над обеденным столом Мэлори подвесила плетеную корзину с сухими злаками и початками кукурузы. Не мой вкус, ну уж гораздо лучше хрустальной люстры.
В сарае среди ржавых лопат, топоров и прочего хлама нашли велосипед с дамской рамой. Мэлори (к моему удивлению) собственноручно вычистила и смазала его. И на следующий день уже вовсю гоняла по Коринфским окрестностям. Я продолжал мучить сценарий.
Был, наверное, полдень. Я валялся в гамаке с ноутбуком на животе, батарейка была на последнем издыхании, река весело плескалась. Я прикрыл крышку, задремал. Разбудила меня Мэлори.
- Съезди за яйцами! - крикнула она, ловко соскочив с велосипеда.
Приткнула велик к березе. Загородив солнце, вспыхнула рыжим нимбом.
- Какие яйца?
- Свежие, куриные. Я договорилась!
Я зевнул.
- Там у тетки одной курятник. За Змеиным ручьем.
- За Змеиным?
- Да. Это рядом - минут двадцать. На велике боялась яйца переколотить.
- А почему… - Я хотел сказать, что она может взять машину и сама сгонять на Змеиный ручей. Но вовремя остановился. - Конечно, конечно, без проблем.
До ручья оказалось чуть дальше, тридцать пять минут. Я свернул с главной дороги и сразу нырнул в темную чащу, дальше пошли колдобины и толстые корни, потом грунтовка круто понеслась под уклон. Я на тормозах выкатил к мосту. Казалось, мост поставили только вчера, от светлых бревен пахло свежими опилками. Металлический крепеж сиял железными болтами и шляпками гигантских гвоздей. По мосту гуляли куры.
На той стороне дорога утыкалась в деревянную хибару, за хибарой почти отвесно поднимался гранитный бок скалы. Перед крыльцом стоял битый грузовик примерно моего возраста, сбоку, за забором, росли кусты. Дальше шли грядки, едва опушившиеся зеленым. Повсюду бродили куры.
Заглушив мотор, я вылез из машины. Пошел через мост, помахивая лукошком, которое мне всучила Мэлори. Куры расступались и недовольно кудахтали. За огородом среди осин я заметил человека с пиратским платком на голове и в военном комбинезоне камуфляжной раскраски. Человек что-то копал.
- Эй, мистер! - крикнул я. - Мне бы яиц.
Я помахал лукошком над головой.
Пират выпрямился, воткнул лопату. Соскреб налипшую глину с подошвы о край лопаты. Неспешно пошел ко мне.
- Яиц? Это можно… - сказал он подходя. Вытер ладонь о штаны, протянул руку. - Джулия!
Я только сейчас понял, что это женщина.
- Игорь… - замешкавшись, ответил я.
- Русский, что ли?
- Вроде того.
- Это хорошо… - загадочно прокомментировала Джулия. - Это твоя, что ли, рыжая?
Я кивнул.
- Жена?
Я снова кивнул.
Джулия покачала головой, будто я ее чем-то расстроил. Из-под тугого платка вылезли седые волосы, она заправила их корявым пальцем. Цветом ее лицо напоминало копченого леща.
- На лето?
- Да, до середины июля.
- Зря. Тут вся красота осенью начинается. Из Европы приезжают любоваться. Из Японии даже.
Мы поднялись по ступенькам, вошли. В нос шибанул крепкий дух, воняло как в зоопарке. Большая комната была забита хламом. Коробки, стопки бумаг, какие-то свертки, банки, пустые и с какой-то сомнительной жидкостью. В углу, под яркой лампой лениво ползал варан среднего размера. На крышке допотопного принтера спал толстый белый кот. Он проснулся, сладко зевнул, без интереса посмотрел на меня и заснул снова. По стенам висели головы косуль и оленей, один губастый лось. Башка марала с гигантскими рогами лежала на полу. Марал стеклянным глазом печально смотрел на меня снизу вверх.
Джулия достала с полки банку, откупорила, швырнула жменю какой-то трухи варану. Тот обиженно отвернулся, сверкнув стальной чешуей.
- Не любит вегетарианского… - засмеялась Джулия. - Сверчков хочет.
- Я его понимаю, - через силу улыбнулся я.
Мы спустились в подвал. Там был инкубатор, несколько коробок с живыми сверчками, на полках лежали рулоны какого-то драного линолеума. Присмотревшись, я понял, что это шкуры. Скорее всего, тех бедолаг, чьи головы висели по стенам наверху. Меня передернуло. Дышать в подвале было нечем. Джулия взяла у меня лукошко, ловко уложила туда дюжину яиц.
Наверху я протянул ей деньги.
- А мельче нет? - спросила она.
Я порылся в бумажнике, не нашел.
- Сейчас, я погляжу… - Она открыла дверь в другую комнату, зашла.
Я увидел угол кровати, неубранную постель. На полу лежала шкура бурого медведя, с когтями и приплюснутой головой. Из пасти торчали желтые клыки. В дальнем углу, будто зонтики, стояли охотничьи ружья, штук пять.
- А вы, что - охотитесь? - спросил я в приоткрытую дверь.
- Я? - невидимая Джулия с грохотом задвинула ящик. - Что?
- Говорю, это ваши трофеи? Охотничьи?
- Что? Эти? Не нашла ничего… - Она вышла, держа в руках мятую двадцатку.
- Этот тоже ваш? - Я показал на медведя.
- А то! Мой! Прошлым сентябрем. В курятник залез, паскуда, кур передавил.
Она засмеялась. Я тоже было засмеялся, но вдруг до меня дошло.
- Так что, тут медведи?
- Конечно! Не много, но есть. Они форель на перекатах ловят. Лакомятся.
Я вспомнил нашу перекатистую речку. Форели там я не видел, но наверняка форель есть. Да и Свенсон говорила.
- А они… - Я кивнул на шкуру. - Опасные вообще? Медведи?
- Медведи? - Джулия сделала недоуменное лицо. - Да нет. Пальнешь в воздух, он и наутек.
Мне стало не по себе, я сглотнул. Начиналась изжога.
- У тебя что, ружья нет? - догадалась Джулия.
Я молча помотал головой.
- Ну, ты, милый мой, даешь… - Она трагично поглядела на меня. - Мало того, что живет на скотобойне…
- На какой скотобойне?
- На какой, на какой? На голландской!
- Агентша сказала, что там сироп кленовый… перегоняли в сахар…
Джулия засмеялась, громко и обидно.
- Сахар! - Она звонко шлепнула себя по тощим ляжкам. - Ой, не могу!
3
Возвращался я в мрачном настроении. На переднем сиденье покачивалось в такт колдобинам лукошко с яйцами, на заднем сиденье лежал старый дробовик и две коробки патронов. Весь комплект, включая яйца, обошелся в полторы сотни.
Подогнал машину к сараю, прихватив лукошко, пошел к дому. Мэлори, наверное услышав мотор, распахнула дверь и появилась на террасе. От неожиданности я споткнулся - на Мэлори ничего не было. Если не считать красной ленты, стягивающей волосы. Солнце пробивалось сквозь ветки, кружевная тень скользила по ее телу перламутровыми разводами, курчавый хохолок на лобке горел золотом. Голенастая, с тонкой шеей, она вполне могла бы сойти за подростка. Если бы не грудь - я мысленно поблагодарил Бога и итальянскую родню за прекрасную генетику. Еще я решил ничего не говорить ей про бойню.
Я молча протянул ей лукошко. Почему-то обратил внимание, что верхнее яйцо было темное и рябое. В конопушках. Мэлори опустила лукошко на пол террасы.
- Так долго… - прошептала она.
Я стоял на ступеньку ниже. Склонив голову, поймал ртом ее грудь, прикусил губами сосок. Она подалась вперед, тихо застонала. Ее цепкие пальцы ухватили мои волосы на затылке, она их дернула, словно хотела вырвать. Я обнял ее бедра, сжал и легко приподнял. Сделал шаг в сторону двери.
- Нет, нет… - задыхаясь, прошептала она. - Давай здесь. Прямо здесь.
Верхушки деревьев зашумели, оттуда вылетела сердитая ворона. По веранде пробежал ветер, дверь, ожив, заскрипела и со стуком захлопнулась. Мэлори опустилась на колени, торопливыми пальцами расстегнула ремень. Я гладил ее волосы, жесткие и рыжие, трогал веснушки на острых плечах.
На обед у нас был омлет из шести яиц. Толстый, воздушный и душистый. Вкуснее омлета я в жизни не ел. Мы сидели на балконе с чугунными перилами, пахло свежим хлебом, масло плавилось на солнце, я отламывал поджаристую корку от деревенской булки и поддевал желтоватое масло. Внизу по камням весело и шумно бежала река. В прозрачной зелени пятнистого березняка сновали сойки. Мэлори приметила сороку и показала мне.
- А давай в антикварную лавку съездим? - Мэлори отпила молока, поставила стакан. Над верхней губой осталась белая полоска. - Пятнадцать миль в сторону Трентона.
Настроение у меня было превосходное, работать не хотелось абсолютно.
- Давай… - великодушно согласился я, наклонился к ней, слизнул молоко с губы. - Конечно, давай!
Мэлори собралась моментально, спустилась вниз в соломенной шляпе и раскосых солнечных очках в изумрудной оправе.
- Сдует, - кивнул я на шляпу.
- А ты не гони, - кокетливо сказала она, завязывая ленты у подбородка. - Ну, как?
- Бениссимо!
Мы подошли к машине, я распахнул дверь перед ней.
- Грациа, синьор! - Она запнулась. - Господи, что это?
На заднем сиденье лежал дробовик.
- Ремингтон. - Я дотянулся, достал. - Помповое ружье.
- Откуда это? - тихо спросила Мэлори.
- Приобрел в комплекте. - Я пытался шутить, но ее тон мне понравился. - Яйца без ружья не продавались.
- Ты что, обалдел? - угрожающе спросила она. - Тебе сколько лет?
Мы оба знали, что мне сорок один. Вопрос был явно риторического характера.
- Ты знаешь, что тут медведи водятся? - Я ткнул стволом в сторону Сонной горы. - Бурые медведи!
- Какие к черту медведи! Ты понимаешь, что в Нью-Йорке за это… - Она брезгливо ткнула в приклад. - Пять лет дают с ходу. Пять лет!
- За что, за это? - хмуро спросил я.
- Незаконное хранение огнестрельного оружия! Слышал про такое?
- Это тебе не Манхеттен!
- Какая разница? Закон есть закон!
- А! Ну, конечно! Ты ж профессионал, госпожа адвокатша!
- Игорь, прекрати паясничать. Нужно получить лицензию. Это серьезно. Или вернуть ружье.
- Хорошо.
- Что - хорошо?
- Получу лицензию.
Мэлори удовлетворенно выдохнула.
- Ну, вот видишь… Что ты про медведей говорил? Кто тебе сказал?
Я вкратце рассказал про Джулию. Про ее зоопарк. Упомянул медвежью шкуру с клыками. Шкура явно произвела впечатление.
- Можно? - Мэлори с опаской взяла ремингтон. - Тяжелый… А стрелять как? Ты умеешь?
- Вот сюда вставляешь три патрона… Левая рука здесь, эта штука двигается туда-сюда. После каждого выстрела надо перезаряжать. Патрон заходит в патронник… Видишь, вот тут?
Она неловко зажала приклад подмышкой, ствол гулял из стороны в сторону. Мэлори безуспешно пыталась передернуть затвор.
- В плечо! Упри в плечо! - сержантским тоном командовал я. - И тяни! На себя. Вот так!
Наконец она справилась - взвела. Я не говорил ей не трогать курок, мне казалось, это разумеется само собой.
От выстрела у меня заложило уши. Отдача развернула Мэлори вбок, она выронила ружье. Солнечные очки упали на землю, шляпа съехала набок. Губы мелко дрожали, она что-то говорила, но я не слышал. Пропали птицы, шум реки. Кисло воняло жженым порохом.
- Совершенно… просто не понимаю… - наконец сквозь вату донеслось до меня. - Ничего не делала. Само выстрелило… Само!
Дверь в сарай была открыта, заряд угодил в заднюю стенку. Не знаю, дробь какого калибра (или чем ее там меряют охотники) выделила мне добрая Джулия, но предполагаемому медведю я бы не позавидовал. Через дыру полуметрового диаметра теперь хорошо был виден северный склон Чертовой балки. Я загородил дыру широкой доской, в лесу было полно барсуков. Для верности припер доску велосипедом. Нашел старый мешок, как следует вытряхнул, сунул туда патроны и дробовик. Поставил в дальний угол. Мэлори тихо мешала, крутилась под ногами с виноватой готовностью.
Лишь только мы свернули на шоссе, наткнулись на шерифский форд. Машина стояла на обочине. Шериф, коренастый малый в белом стетсоне, махнул мне рукой. Я остановился. Мэлори сжала кулаки до белых костяшек.
- Все будет нормально… - прошептал я ей.
- Шериф Рейснер, - представился он, вяло приложив палец к шляпе. - Вы живете на Шугар-милл?
- Да. Снимаем, - улыбаясь, ответил я. - До июля.
- Понятно…
Шериф, невозмутимый и ленивый, в темных очках и с толстой шеей, с кольтом в открытой кобуре, был похож на персонаж из дрянного кино. Если бы я такого клоуна попытался воткнуть в свой сценарий, меня бы подняли на смех.
- Вы слышали выстрел?
- Выстрел? - невинно переспросил я.
- Да. Выстрел. Минут пятнадцать назад.
Я старательно задумался. Выдержав паузу, рассмеялся.
- Выстрел! Да мы сами перепугались! Так шарахнуло… Правда, милая?
Мэлори молча кивнула. На ней тоже были темные очки и шляпа. Тут они с шерифом играли на равных.
- Извините, шериф, - продолжал я валять дурака. - Нам безумно нравится ваш штат, но вот бензин у вас откровенная дрянь!
- Причем тут бензин?
- Я вчера залил «экстру». - Я стукнул ладонью по баранке. - И у моей малышки от нее изжога. Это был выхлоп. Третий за день. Так шарахнуло, я думал, резонатор разнесет. Она у меня капризная.
Шериф нагнулся, зачем-то посмотрел на приборную доску. От него разило еловым одеколоном. Пауза тянулась бесконечно, тихо было невероятно, я слышал, как осторожно дышит Мэлори, где-то рядом прожужжал шмель.
- Механическая коробка… - наконец сказал шериф и поскреб подбородок. - Это что - спортивная модель какая-то? Гоночная?
- Да нет, - поскромничал я. - Так, прогулочный кабриолет.
- Кабриолет? Так крыша ведь железная. - Он ласково похлопал по крыше. - Ее что - свинчивать?
Я нажал кнопку, крыша бесшумно разошлась и с плавностью робота сложилась в багажник. Шериф даже снял очки. Немецкая инженерная мысль явно повысила мой авторитет в глазах местных правоохранительных органов.
- Извините, сезон только в сентябре. - Шериф погладил крыло. - Вообще, у нас браконьеров нет… Да и вообще тихо. Извините, мисс.
Он козырнул, нацепил очки. Я включил поворотник, дал газ, лихо выскочил на дорогу.
- Я и представить не могла, что ты такой врун! - с тихим восхищением сказала Мэлори. - Потрясающе…
Она засмеялась, придерживая шляпу рукой. Ленты развевались, как вымпелы на яхте. Я перешел на третью, утопил педаль газа и ловко взял поворот.
Продолжение:
http://magazines.russ.ru/nov_yun/2013/3/1b.html «Новая Юность» 2013, №3 (114)