9 лет.
Папа ушел из семьи внезапно. 10 августа я уезжала отдыхать на Селигер, меня провожали два родителя, 20 августа я вернулась и оказалось, что теперь я живу только с мамой.
Понимание ситуации приходило постепенно в течение всего дня. Сначала, придя домой после поездки, я ощутила, что произошло что-то, от чего мама может пить Новопассит и капать корвалол. Внимательно исследовав территорию, я не нашла никаких ужасных улик, кроме уже названного Новопассита. Почему-то именно в тот день мы с моим тогдашним мужем решили покупать новый шкаф. И пошли в ближайший мебельный. Пока муж расплачивался за выбранный шкаф, я на улице встретилась с папой. Мы поговорили, и между делом он мне сказал, что у него другая женщина, что он живет теперь в Москве. Почему-то тогда я восприняла это спокойно: ну женщина и женщина, ну не живет и не живет он теперь с нами. Осознание ужаса происходящего пришло, когда я увидела маму в слезах.
В тот год я поняла, что хочу перестрелять всех "благодетелей", звонивших к нам домой ежедневно и спрашивавших, как дела у мамы, обзывавших папу плохими словами и вообще напоминавших маме о нем. Мне хотелось перерезать провода у телефона, потому что все мои усилия, которые я прикладывала, чтобы отвлечь маму от грустных мыслей о папе, тут же шли прахом. У меня был только один вопрос: "Зачем вы звоните, если вместо пользы, приносите только вред? Почему бы вам не пригласить маму в кафе, в кино или вообще на прогулку и поболтать о чем угодно, только не о папе?"
Я навещала отца довольно часто, познакомившись с его новой сожительницей. Если бы не реакция мамы, то, наверное, я бы вообще сильно не переживала по этому поводу.
Однако уже в ноябре папа заболел. Жидкость в легких озадачивала врачей, был поставлен диагноз пневмония, от которой отца лечили. Но жидкость не проходила. Его перевели в туберкулезный диспансер, но и там диагноз определить не смогли. Примерно год врачи не знали, что с этим делать. Хотя мама сразу сказала, что это рак. Мамины догадки подтвердились примерно через год папиных скитаний по больницам. Все это время я регулярно навещала папу. Мы общались и с ним, и с его сожительницей.
Еще два года ушли на борьбу со страшной болезнью. Я видела, как уходил отец. Как не помогла химия, которую ему делали на Каширке, как не смогли сделать операцию по удаления легкого, чтобы в нем не скапливалась жидкость, потому что рак плевральной полости не позволил даже приблизиться к легкому. Я видела, как папа постепенно слабел.
24 марта 2004 года его не стало.
Уже 9 лет я живу без отца. И все эти 9 лет я думаю, что папа тогда ушел от нас умирать. Я не видела его страданий дома, я наблюдала за ним только в больницах или когда приезжала к нему. Он работал до последнего, приезжал на работу, делал свои исследования, засиживался там до поздна.
Помню, как на похоронах один из его коллег рассказал историю, как примерно за месяц до смерти папа сидел в своем кабинете за компьютером, был уже поздний вечер, коллега пришел к нему и сказал: "Феликс Исаакович, что же вы так поздно-то, поберегите себя, езжайте домой". папа повернул к нему исхудавшее лицо и сказал: "Я могу не успеть. Ты понимаешь, я могу не успеть".
Понимание ситуации приходило постепенно в течение всего дня. Сначала, придя домой после поездки, я ощутила, что произошло что-то, от чего мама может пить Новопассит и капать корвалол. Внимательно исследовав территорию, я не нашла никаких ужасных улик, кроме уже названного Новопассита. Почему-то именно в тот день мы с моим тогдашним мужем решили покупать новый шкаф. И пошли в ближайший мебельный. Пока муж расплачивался за выбранный шкаф, я на улице встретилась с папой. Мы поговорили, и между делом он мне сказал, что у него другая женщина, что он живет теперь в Москве. Почему-то тогда я восприняла это спокойно: ну женщина и женщина, ну не живет и не живет он теперь с нами. Осознание ужаса происходящего пришло, когда я увидела маму в слезах.
В тот год я поняла, что хочу перестрелять всех "благодетелей", звонивших к нам домой ежедневно и спрашивавших, как дела у мамы, обзывавших папу плохими словами и вообще напоминавших маме о нем. Мне хотелось перерезать провода у телефона, потому что все мои усилия, которые я прикладывала, чтобы отвлечь маму от грустных мыслей о папе, тут же шли прахом. У меня был только один вопрос: "Зачем вы звоните, если вместо пользы, приносите только вред? Почему бы вам не пригласить маму в кафе, в кино или вообще на прогулку и поболтать о чем угодно, только не о папе?"
Я навещала отца довольно часто, познакомившись с его новой сожительницей. Если бы не реакция мамы, то, наверное, я бы вообще сильно не переживала по этому поводу.
Однако уже в ноябре папа заболел. Жидкость в легких озадачивала врачей, был поставлен диагноз пневмония, от которой отца лечили. Но жидкость не проходила. Его перевели в туберкулезный диспансер, но и там диагноз определить не смогли. Примерно год врачи не знали, что с этим делать. Хотя мама сразу сказала, что это рак. Мамины догадки подтвердились примерно через год папиных скитаний по больницам. Все это время я регулярно навещала папу. Мы общались и с ним, и с его сожительницей.
Еще два года ушли на борьбу со страшной болезнью. Я видела, как уходил отец. Как не помогла химия, которую ему делали на Каширке, как не смогли сделать операцию по удаления легкого, чтобы в нем не скапливалась жидкость, потому что рак плевральной полости не позволил даже приблизиться к легкому. Я видела, как папа постепенно слабел.
24 марта 2004 года его не стало.
Уже 9 лет я живу без отца. И все эти 9 лет я думаю, что папа тогда ушел от нас умирать. Я не видела его страданий дома, я наблюдала за ним только в больницах или когда приезжала к нему. Он работал до последнего, приезжал на работу, делал свои исследования, засиживался там до поздна.
Помню, как на похоронах один из его коллег рассказал историю, как примерно за месяц до смерти папа сидел в своем кабинете за компьютером, был уже поздний вечер, коллега пришел к нему и сказал: "Феликс Исаакович, что же вы так поздно-то, поберегите себя, езжайте домой". папа повернул к нему исхудавшее лицо и сказал: "Я могу не успеть. Ты понимаешь, я могу не успеть".