11 мужиков и одна барышня
"Белая, белая гвардия" в 46 аудитории ГИТИСа (3 этаж, 2 курс, режиссеры, мастерская Каменьковича-Крымова)
После очень долгого перерыва посмотрела спектакль в ГИТИСе. На самом деле пошла потому, что уже нельзя было не идти: мой любимый монгольский студент приглашал меня уже давно, а сегодня был заключительный в этом году. Ни капельки не пожалела даже немотря на то, что это были "Дни Турбиных", с которыми у меня отношения не сложились еще со школы.
Это спектакль второго курса режиссерского факультета, как я поняла именно режиссерской группы. Для второго курса играть полноценный спектакль - это, надо сказать, круто, и они сдюжили, может быть не везде и не всегда, но в общем и целом - да.
Так как аудиотрия небольшая, и там либо спектакль, либо зрители, режиссеры (И.Миневцев и Ю.Лайкова) придумали, на мой взгляд, очень инетересное решение: зрители как бы подглядывают в дверной проем то, что происходит у Турбиных. В проеме видно только часть комнаты, которая кажется невероятно узкой и тесной, и когда Лариосик заявляет, что квартира у них большая, это звучит как издевка. В столь скудном сценическом пространстве не всегда могут поместиться все герои. Иногда видны только чьи-то ноги, иногда только голова. При объяснении Шервинского и Елены одна створка двери закрывается, пространство еще больше сужается, создавая интимную атмосферу: только он и она, и они близки.
Весь спектакль черно-белый.Стены непосредственно аудитории - черные, и на этом черном фоне зияет белое пространство дверного проема - комната Турбиных. На белой стене черно-белые фотографии. Турбины в белой одежде (Белая гвардия), Тальберг перед побегом приходит в белом, потом одевается в черное. В спектакле помимо Турбиных и других положенных персонажей есть еще двое, в черном и с автоматами. Они переговариваются на непонятном языке (ну, я-то знаю, что один говорит на греческом, а второй - на монгольском). Мой студент говорил мне, что он играет Страх. Но это не страх. Это символ беспощадной "черной" войны, которая идет параллелльно мирной жизни в белой комнате с кремовыми шторами.
Пьеса сокращена до полутора часов. Но сокращена так, что не теряется смысл.
Милая, робкая Елена, мерзкий Тальберг (они повторяют, что он похож на крысу, но сходства с крысой я не нашла, однако же он и без того мерзкий) со странным акцентом, спокойный, кажется мягкий, но внутренне твердый и решительный Алексей Турбин, самоуверенный зазнайка Шервинский и соврешенно прекрасный не от мира сего, но тоже приобщенный к водке Лариосик - все они были хороши и убедительны (Лариосик особенно, настолько нелеп, насколько и мил).
Сцена в гимназии проходила в черном пространстве аудитории с грохотом пистонов, взрывами, керамзитом на полу и ручными фонариками. Я вдруг поняла, что это очень современная пьеса: на Украине неспокойно, Гетман сбежал, идет гражданская война.
Надо бы собраться да возобновить традицию посещения спектаклей в ГИТИСе.
После очень долгого перерыва посмотрела спектакль в ГИТИСе. На самом деле пошла потому, что уже нельзя было не идти: мой любимый монгольский студент приглашал меня уже давно, а сегодня был заключительный в этом году. Ни капельки не пожалела даже немотря на то, что это были "Дни Турбиных", с которыми у меня отношения не сложились еще со школы.
Это спектакль второго курса режиссерского факультета, как я поняла именно режиссерской группы. Для второго курса играть полноценный спектакль - это, надо сказать, круто, и они сдюжили, может быть не везде и не всегда, но в общем и целом - да.
Так как аудиотрия небольшая, и там либо спектакль, либо зрители, режиссеры (И.Миневцев и Ю.Лайкова) придумали, на мой взгляд, очень инетересное решение: зрители как бы подглядывают в дверной проем то, что происходит у Турбиных. В проеме видно только часть комнаты, которая кажется невероятно узкой и тесной, и когда Лариосик заявляет, что квартира у них большая, это звучит как издевка. В столь скудном сценическом пространстве не всегда могут поместиться все герои. Иногда видны только чьи-то ноги, иногда только голова. При объяснении Шервинского и Елены одна створка двери закрывается, пространство еще больше сужается, создавая интимную атмосферу: только он и она, и они близки.
Весь спектакль черно-белый.Стены непосредственно аудитории - черные, и на этом черном фоне зияет белое пространство дверного проема - комната Турбиных. На белой стене черно-белые фотографии. Турбины в белой одежде (Белая гвардия), Тальберг перед побегом приходит в белом, потом одевается в черное. В спектакле помимо Турбиных и других положенных персонажей есть еще двое, в черном и с автоматами. Они переговариваются на непонятном языке (ну, я-то знаю, что один говорит на греческом, а второй - на монгольском). Мой студент говорил мне, что он играет Страх. Но это не страх. Это символ беспощадной "черной" войны, которая идет параллелльно мирной жизни в белой комнате с кремовыми шторами.
Пьеса сокращена до полутора часов. Но сокращена так, что не теряется смысл.
Милая, робкая Елена, мерзкий Тальберг (они повторяют, что он похож на крысу, но сходства с крысой я не нашла, однако же он и без того мерзкий) со странным акцентом, спокойный, кажется мягкий, но внутренне твердый и решительный Алексей Турбин, самоуверенный зазнайка Шервинский и соврешенно прекрасный не от мира сего, но тоже приобщенный к водке Лариосик - все они были хороши и убедительны (Лариосик особенно, настолько нелеп, насколько и мил).
Сцена в гимназии проходила в черном пространстве аудитории с грохотом пистонов, взрывами, керамзитом на полу и ручными фонариками. Я вдруг поняла, что это очень современная пьеса: на Украине неспокойно, Гетман сбежал, идет гражданская война.
Надо бы собраться да возобновить традицию посещения спектаклей в ГИТИСе.