Русский геноцид и Белая борьба
«Обеих этих попов надо через Сергия покарать…» (Е.А. Тучков, 1929 г.).
Митрополит Сергий (Страгородский) - как зам. местоблюстителя патриарха и фактический руководитель «староцерковников», использовался чекистами для «усмирения» «строптивых» священников и в конце 1920-х гг., что свидетельствует и приводимый ниже документ с карандашной резолюцией Е.А. Тучкова.
Сам документ ниже - продолжение истории использования властью политики хлебозаготовок для расправы со священниками.
Сталин: «Принять все меры к тому, чтобы хлеб закупался по невысоким ценам…»
Телеграмма № 10239/с Сталина И.В. всем губкомам, обкомам, национальным ЦК, Бюро ЦК о закупке у крестьян излишков хлеба для создания в руках государства специального хлебного фонда. 16 августа 1922 г.
Т.К. Чугунов. Деревня на Голгофе. 4. УПОРНЫЕ ЕДИНОЛИЧНИКИВ Болотном я встретил вдову, которая при первой коллективизации в артель не вступила. Все имущество у нее отобрали и передали колхозу, но она туда не пошла.
Ее с тремя детьми местные начальники хотели сослать в лагерь. Но потом раздумали: «В лагере на лесозаготовках она не заработает даже пайка на себя и на детей. Куда ее в лагерь?! Пусть остается в деревне и подыхает тут»... {132}
Уже после вторичной коллективизации я встретил ее в селе, зашел к ней в хату. Она охотно поведала мне печальную историю.
- Хоть и бедная я, а в колхоз поступать никак не хотела. Но с нами, дорогой, ни в чем не считаются. Вот организовали товарищи артель и в нашем селе. А как организовали, то отобрали и у меня все: и лошадь, и корову, и плуг, и телегу. И все это передали колхозу, хоть я вступать в него не пожелала... Но потом в газетах пропечатали «Головокружение» Сталина. Тут пошла я к председателю колхоза и говорю ему: «Верните мне мою лошадь, плуг, телегу. Я же в колхоз не вступала, а насильно загонять в колхоз права не имеете, потому Сталин за «головокружение» ругается...»
Посмеялся председатель надо мной. Сказал, что у меня самой «головокружение от неуспехов» началось. А моего имущества мне из колхоза не вернул... Ну, ладно, думаю, лишь бы земли дали: семян припасла, а землю я с ребятами вскопаю лопатою, забороню граблями... Да не тут-то было: земли не дали. Дали только для огорода усадьбу, четверть гектара, и больше ничего... А вскоре опять «головокружение» началось. Пришли ко мне колхозные начальники, обыскали мою хату и погреб и забрали у меня все продовольствие до крошки: и зерно, и картошку, и свеклу, и капусту. Под метелку все подчистили... «А когда в колхоз поступишь, тогда продукты выдадим... Ты, - говорят, - насчет «головокружения» все болтаешь. А товарищ Сталин про свое «головокружение» уже давно забыл. И нам новую директиву прислал: «вернуть неустойчивых товарищей-колхозников обратно в колхозы!..» Твои продукты и скот мы в колхоз забрали. А ты можешь, конечно, жить единолично: мы тебя не приневоливаем...» Вот как дело повернули: или помирай - или в колхоз ступай!... Посмотрела я на своих ребят-сиротинушек. Они, пригорюнившись, сидят и не евши плачут... Голод - не тетка. Помирать никому не хочется. А морить детей и подавно... Залилась я сама слезами и пошла в колхоз...
Александр Трушнович. Воспоминания корниловца. Второй Кубанский поход
В начале июня 1918 года в степи между Мечетинской и Егорлыцкой заклубились облака пыли. Армия двинулась в поход. Северный Кавказ и Дон стали ареной жесточайших боев. Русская кровь текла ручьями, и на Дону люди говорили, что пшеница на следующий год взойдет красная. Снова повторялись картины Первого похода. Роты в сорок человек гнали батальоны в четыреста, казачьи сотни разбивали полки и брали орудия. Станицы переходили из рук в руки, население бралось за оружие, становясь в ряды враждующих армий, нанося друг другу непоправимые раны. Казаки переболели большевизмом и восстали, пополняя наши ряды и формируя свою армию. Иногородние хуторяне, крепкие крестьяне недолюбливали большевиков и нам помогали. Но большая часть иногородних нас люто ненавидела.