В день поминовения усопших
Вчера была Радоница, день поминовения усопших. Это не обычный поминальный день, а, если можно так сказать, самый радостный, пасхальный. Обычно поминальные дни бывают в субботу (родительские субботы), Радоница же - во вторник, на 10-й день после Пасхи. Песнопения панихиды на Радоницу отличаются жизнеутверждающим подъемом, постоянным рефреном "Христос воскресе", настроением победы жизни над смертью, вечности души и неминуемости будущего всеобщего воскресения.
Я позвонила Ларисе Ивановне Бабуровой в надежде уговорить ее пойти в храм, постоять на такой панихиде и помолиться о Насте. Очень уж хотелось, чтобы хоть капля пасхальной радости стала ей утешением.
Однако же в храм мы не пошли, а встретились в 11 часов на Пречистенке и пошли к месту расстрела Стаса и Насти. На улице было довольно многолюдно, у фасада дома №1 трудились какие-то рабочие с лестницей - что-то прибивали, то ли держатели для флагов, то ли камеры наблюдения, наконец.
Подошли к лестнице. Там стояла только фотография Стаса в рамке, фотографии Насти не было. Мне стало как-то неловко перед Ларисой Ивановной, ведь обычно фотография Насти здесь стоит. И у кого же поднимается рука периодически уносить фотографии отсюда?
Стояли, конечно же, и цветы, большой букет розовых роз и гвоздики. Лариса Ивановна поставила в воду большой букет красных гвоздик, которые принесла, убрала завянувшие цветы. Я зажгла свечи. Мы постояли.
Потом пошли в сторону Пресс-центра. Дошли до поворота в Барыковский переулок, остановились напротив того места, которое несколько раз появлялось на экране в зале суда при показе кадров c камеры видеонаблюдения у дома 20. Ребристая стена дома, затем ограда и ворота, здесь видео зафиксировало девушку, похожую манерами на Хасис, которая смотрит на противоположную сторону улицы, переминается с ноги на ногу и ходит взад-вперед в течение 50 минут. Мы увидели, что это место находится ровно напротив начала Барыковского переулка. Ну конечно же, она ожидала момента, когда они выйдут из арки Пресс-центра, чуть-чуть до их появления на Пречистенке...
Мы прошли по переулку, зашли в арку, поднялись по ступеням, позвонили в Пресс-центр. Никто не отозвался. Хотели было идти обратно, но я на всякий случай набрала телефонный номер, мне ответили, просто пресс-конференции сейчас нет, а звонка в дверь из кабинета не слышно... Нам открыли.
Секретарша пресс-центра приняла нас с участием, сказала, что несколько раз видела Настю и часто видела Стаса. Рассказала и про тот день: Настя пришла с опозданием, ей обязательно нужно было идти обратно вместе со Стасом, чтобы расспросить, что он говорил в начале пресс-конференции.
Потом она спросила у Ларисы Ивановны, тех ли осудили. Мама Насти не выдержала и целый час убедительно доказывала, что это они, пересказывала те материалы из дела, которые и не оглашались. Ее очень ранит недоверие к обвинению, она не сомневается в виновности подсудимых ни на йоту.
Потом мы пошли в сторону метро, еще немного постояли у ступеней дома 1 и решили поехать на Останкинское кладбище. Лариса Ивановна была там раньше один раз, я тоже только один, не очень помнили, как ехать от метро, но Лариса Ивановна сказала, что выйти из троллейбуса нужно у телевышки. Там я уже увидела и вспомнила дорогу, по которой мы возвращались в тот январский день с кладбища вместе с Наташей. Но вот чего не могла я понять: почему же я не заметила тогда, что кладбище находится прямо у подножия Останкинской телевышки? Или мне это показалось тогда чем-то настолько несущественным, что я тут же и забыла...
Кладбище и могилу Станислава Маркелова мы нашли быстро. Там стоит теперь плита, могила ухожена, на ней растут анютины глазки. Мы решили поставить цветы, которые стоять будут долго, и пошли в цветочный питомник, который прямо примыкает к кладбищу. Выбрали два горшочка с белыми фиалками и один с малиновыми, вернулись на могилу.
Лариса Ивановна сказала, что после суда уедет из Москвы и, скорее всего, никогда уже сюда не приедет. Поэтому она и захотела приехать на кладбище, чтобы попрощаться со Стасом.
Я не знаю, как помочь Ларисе Ивановне. Она очень глубоко погружена в свое горе, ничему не радуется, много плачет, не может смириться с потерей дочери. Как же это тяжело - из года в год пребывать в состоянии безутешного горя. Как хочется такому человеку помочь, уговорить вновь улыбнуться жизни, но тут ведь бездейственны слова, и время - бывает, что и не лечит.
Остается только молитва...
Я позвонила Ларисе Ивановне Бабуровой в надежде уговорить ее пойти в храм, постоять на такой панихиде и помолиться о Насте. Очень уж хотелось, чтобы хоть капля пасхальной радости стала ей утешением.
Однако же в храм мы не пошли, а встретились в 11 часов на Пречистенке и пошли к месту расстрела Стаса и Насти. На улице было довольно многолюдно, у фасада дома №1 трудились какие-то рабочие с лестницей - что-то прибивали, то ли держатели для флагов, то ли камеры наблюдения, наконец.
Подошли к лестнице. Там стояла только фотография Стаса в рамке, фотографии Насти не было. Мне стало как-то неловко перед Ларисой Ивановной, ведь обычно фотография Насти здесь стоит. И у кого же поднимается рука периодически уносить фотографии отсюда?
Стояли, конечно же, и цветы, большой букет розовых роз и гвоздики. Лариса Ивановна поставила в воду большой букет красных гвоздик, которые принесла, убрала завянувшие цветы. Я зажгла свечи. Мы постояли.
Потом пошли в сторону Пресс-центра. Дошли до поворота в Барыковский переулок, остановились напротив того места, которое несколько раз появлялось на экране в зале суда при показе кадров c камеры видеонаблюдения у дома 20. Ребристая стена дома, затем ограда и ворота, здесь видео зафиксировало девушку, похожую манерами на Хасис, которая смотрит на противоположную сторону улицы, переминается с ноги на ногу и ходит взад-вперед в течение 50 минут. Мы увидели, что это место находится ровно напротив начала Барыковского переулка. Ну конечно же, она ожидала момента, когда они выйдут из арки Пресс-центра, чуть-чуть до их появления на Пречистенке...
Мы прошли по переулку, зашли в арку, поднялись по ступеням, позвонили в Пресс-центр. Никто не отозвался. Хотели было идти обратно, но я на всякий случай набрала телефонный номер, мне ответили, просто пресс-конференции сейчас нет, а звонка в дверь из кабинета не слышно... Нам открыли.
Секретарша пресс-центра приняла нас с участием, сказала, что несколько раз видела Настю и часто видела Стаса. Рассказала и про тот день: Настя пришла с опозданием, ей обязательно нужно было идти обратно вместе со Стасом, чтобы расспросить, что он говорил в начале пресс-конференции.
Потом она спросила у Ларисы Ивановны, тех ли осудили. Мама Насти не выдержала и целый час убедительно доказывала, что это они, пересказывала те материалы из дела, которые и не оглашались. Ее очень ранит недоверие к обвинению, она не сомневается в виновности подсудимых ни на йоту.
Потом мы пошли в сторону метро, еще немного постояли у ступеней дома 1 и решили поехать на Останкинское кладбище. Лариса Ивановна была там раньше один раз, я тоже только один, не очень помнили, как ехать от метро, но Лариса Ивановна сказала, что выйти из троллейбуса нужно у телевышки. Там я уже увидела и вспомнила дорогу, по которой мы возвращались в тот январский день с кладбища вместе с Наташей. Но вот чего не могла я понять: почему же я не заметила тогда, что кладбище находится прямо у подножия Останкинской телевышки? Или мне это показалось тогда чем-то настолько несущественным, что я тут же и забыла...
Кладбище и могилу Станислава Маркелова мы нашли быстро. Там стоит теперь плита, могила ухожена, на ней растут анютины глазки. Мы решили поставить цветы, которые стоять будут долго, и пошли в цветочный питомник, который прямо примыкает к кладбищу. Выбрали два горшочка с белыми фиалками и один с малиновыми, вернулись на могилу.
Лариса Ивановна сказала, что после суда уедет из Москвы и, скорее всего, никогда уже сюда не приедет. Поэтому она и захотела приехать на кладбище, чтобы попрощаться со Стасом.
Я не знаю, как помочь Ларисе Ивановне. Она очень глубоко погружена в свое горе, ничему не радуется, много плачет, не может смириться с потерей дочери. Как же это тяжело - из года в год пребывать в состоянии безутешного горя. Как хочется такому человеку помочь, уговорить вновь улыбнуться жизни, но тут ведь бездейственны слова, и время - бывает, что и не лечит.
Остается только молитва...