Цыганочки в цепях (часть 3)
О цыганских оковах
(из ФБ Валерии Янышеывой)
Часть 3.
Если другой табор подъехал, то цыганам сразу всё понятно. Девчонка икону не берёт. Её по-другому не удержишь. Во всех таборах такой закон был: цепи класть на девок (которые бегут) - на молоденьких. Говорят, давным-давно этот закон с Польши принесли. А потом пошло по нашим. Все переняли. И в Латвии, и в Литве, и в Белоруссии.
Если девка упрямая, она и полгода, и год будет в кандалах ходить. Я сама видела. Как-то встретили латышский табор. Ну, нам, родители объяснили: «Хотела замуж, а порода такая-сякая». Летом это было… Зиму мы в разных местах провели. А на другое лето снова рядом шатры поставили. Смотрю - она ещё закованная. Значит, год уже прошёл - так?
Сколько она ещё потом упиралась, не знаю. Разъехались в разные стороны. Но не вечно же? Не может батька дочку всю жисть в кандалах держать. Либо она клятву даст. На иконе. Либо слух дойдёт, что женили уже того парня. Тогда её сразу отпустят.
Если милиция на табор приезжает, девка не прячется. Как ходила, так и ходит. Милиции до этого дела нету. Вот она пошла с ведром на речку. Они звон услышат, обернутся. Отец поясняет:
- Ей четырнадцать лет. Это моя дочь. Она хотела удрать.
И такого наговорит на этого парня! Да на его семью… Кто там будет вмешиваться? Она ж не побитая, не порезанная. Нет. Милиция наш закон знала.
…Когда мы кочевали, то девку всегда на телеге везли. Она ноги юбкой прикроет - цепей и не видно.
Но ты пойми. Ничего тут страшного нет. Для нас. Ведёт она себя как обычная девочка. Её не презирают. Никто её не попрекнёт. Никаких подозрений на неё нету. Что она сделала? Замуж захотела? Ну и что здесь такого?.. Вот если бы её украли, спользовали и бросили - тогда она опозорена на весь табор! А тут что? Она как была девочка - так и есть девочка. Она будет и в гости к подружкам ходить, и шутить даже. Петь, плясать. А что там на её душе - кто знает? Конечно, ей скучновато, потому что матка в деревню не берёт. Я же помню. У нас несколько таких девчонок было. В разное время. Да вот сестра моя Маня. Двоюродная. Старше меня - ей лет четырнадцать. Такая была красавица! Косы до земли. А парень ей понравился с какой-то другой нации. Совсем издалёка те цыгане приехали. Влюбилась она. Хотела вместе с ним убежать, но их поймали. Ну и заковали её сразу же. Я маленькая ещё - дурная была; залезу к ней в палатку, цап за ногу. И щупаю.
- Тебе,- говорю.- не больно?
- Не-а.
Браслеты ей сковали не тесные. По размеру её ноги. И цепь купляли из блестящего железа. Она ходит так, словно ничего ей не мешает. Не болит ничего. Она и плясать могла - но конечно не так, как без цепей.
Вот чужой табор приехал. Собрались все у костра. Маня поёт, танцует, прыгает как надо. Только не так отчаянно. Она не может плясать бойко, как мы. И никто из цыган над ней не смеётся. В том, что цепи батька положил - никакого позора нет. Она будет скакать, чечётки бить. Только от её пляски лязг идёт. Цепь-то звенит!
А вот батьку совесть мучает. И жалость. «Я - отец - свою дочку заковал!» Ему стыдно, что не смог её уговорить, что не смог внушить. За него-то разговоры ведут! Отцу неприятно. Он только и ждёт, чтобы дитё сказало: «Папочка, родненький, я не буду больше! Я тебе клянусь! Я икону в руки возьму! Век не убегу. Пусть скрутит меня господь!»
С радостью он её отпустит!
Маня полгода слово не давала. С лета до конца зимы. А потом согласилась пойти в церковь. Дала там клятву, что не побежит с этим парнем. Ну и всё.
Она и забыла за это.
И вышла потом замуж за другого.
(продолжение следует)
(из ФБ Валерии Янышеывой)
Часть 3.
Если другой табор подъехал, то цыганам сразу всё понятно. Девчонка икону не берёт. Её по-другому не удержишь. Во всех таборах такой закон был: цепи класть на девок (которые бегут) - на молоденьких. Говорят, давным-давно этот закон с Польши принесли. А потом пошло по нашим. Все переняли. И в Латвии, и в Литве, и в Белоруссии.
Если девка упрямая, она и полгода, и год будет в кандалах ходить. Я сама видела. Как-то встретили латышский табор. Ну, нам, родители объяснили: «Хотела замуж, а порода такая-сякая». Летом это было… Зиму мы в разных местах провели. А на другое лето снова рядом шатры поставили. Смотрю - она ещё закованная. Значит, год уже прошёл - так?
Сколько она ещё потом упиралась, не знаю. Разъехались в разные стороны. Но не вечно же? Не может батька дочку всю жисть в кандалах держать. Либо она клятву даст. На иконе. Либо слух дойдёт, что женили уже того парня. Тогда её сразу отпустят.
Если милиция на табор приезжает, девка не прячется. Как ходила, так и ходит. Милиции до этого дела нету. Вот она пошла с ведром на речку. Они звон услышат, обернутся. Отец поясняет:
- Ей четырнадцать лет. Это моя дочь. Она хотела удрать.
И такого наговорит на этого парня! Да на его семью… Кто там будет вмешиваться? Она ж не побитая, не порезанная. Нет. Милиция наш закон знала.
…Когда мы кочевали, то девку всегда на телеге везли. Она ноги юбкой прикроет - цепей и не видно.
Но ты пойми. Ничего тут страшного нет. Для нас. Ведёт она себя как обычная девочка. Её не презирают. Никто её не попрекнёт. Никаких подозрений на неё нету. Что она сделала? Замуж захотела? Ну и что здесь такого?.. Вот если бы её украли, спользовали и бросили - тогда она опозорена на весь табор! А тут что? Она как была девочка - так и есть девочка. Она будет и в гости к подружкам ходить, и шутить даже. Петь, плясать. А что там на её душе - кто знает? Конечно, ей скучновато, потому что матка в деревню не берёт. Я же помню. У нас несколько таких девчонок было. В разное время. Да вот сестра моя Маня. Двоюродная. Старше меня - ей лет четырнадцать. Такая была красавица! Косы до земли. А парень ей понравился с какой-то другой нации. Совсем издалёка те цыгане приехали. Влюбилась она. Хотела вместе с ним убежать, но их поймали. Ну и заковали её сразу же. Я маленькая ещё - дурная была; залезу к ней в палатку, цап за ногу. И щупаю.
- Тебе,- говорю.- не больно?
- Не-а.
Браслеты ей сковали не тесные. По размеру её ноги. И цепь купляли из блестящего железа. Она ходит так, словно ничего ей не мешает. Не болит ничего. Она и плясать могла - но конечно не так, как без цепей.
Вот чужой табор приехал. Собрались все у костра. Маня поёт, танцует, прыгает как надо. Только не так отчаянно. Она не может плясать бойко, как мы. И никто из цыган над ней не смеётся. В том, что цепи батька положил - никакого позора нет. Она будет скакать, чечётки бить. Только от её пляски лязг идёт. Цепь-то звенит!
А вот батьку совесть мучает. И жалость. «Я - отец - свою дочку заковал!» Ему стыдно, что не смог её уговорить, что не смог внушить. За него-то разговоры ведут! Отцу неприятно. Он только и ждёт, чтобы дитё сказало: «Папочка, родненький, я не буду больше! Я тебе клянусь! Я икону в руки возьму! Век не убегу. Пусть скрутит меня господь!»
С радостью он её отпустит!
Маня полгода слово не давала. С лета до конца зимы. А потом согласилась пойти в церковь. Дала там клятву, что не побежит с этим парнем. Ну и всё.
Она и забыла за это.
И вышла потом замуж за другого.
(продолжение следует)