Врубель и его Москва. Ангелы и демоны.
Академия живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова.
Здание Российской Академии живописи, ваяния и зодчества, расположенное на Мясницкой улице, построено в конце XVIII века по проекту В.И. Баженова.
Бывшее училище живописи и ваяния, с 1865 года получившее название Училища живописи, ваяния и зодчества в связи с присоединением Московской дворцовой архитектурной школы. Здесь преподавали В.Г. Перов, А.К. Саврасов, И.И. Левитан, В.Д. Поленов, В.А. Серов, К.А. Коровин.
О педагогической деятельности Врубеля почти ничего не известно, но, к счастью, до нас чудом дошел рассказ художника М.С. Мухина, который учился у М.А. Врубеля в Строгановском училище, ныне это МАРХИ, а Строгановское училище перенесено на Волоколамское шоссе.
Однако, как сказал Илья, Врубель оказался не очень хорошим преподавателем.
Художник Лев Ковальский вспоминал: «Я уже понимал кое-что и хотел порисовать под руководством Врубеля, который уже был в то время провозглашен между нами удивительным рисовальщиком, но быстро убедился, что дело у нас не пойдет... Он брал кисть и просто переписывал часть этюда. Хотя этюд после этой корректы терял всякое значение, а переписывать не имело смысла, потому что завтра придет Врубель и, не заметив непокорности ученика, вновь переделает по-своему»
Илья очень интересно рассказывал о дружбе этих гениев, о разнице в системе преподавания.
Художники Валентин Серов и Константин Коровин дружили больше четверти века. Практически неразлучных друзей меценат Савва Мамонтов называл то «Серовин», то «Коров».
Их прекрасный тандем давал возможность обоим, работая рядом, повышать живописное мастерство. Они были исключительно внимательны к замечаниям друг друга. Если одному картина не нравилась, другой никогда не выставлял ее.
Такая тесная дружба началась в конце 1889. Серов только что женился и нуждался в деньгах. Коровин получил в тот момент заказ написать большую картину Хождение Христа по водам для церкви Косьмы и Дамиана в Костроме и пригласил Серова вместе выполнить эту работу.
После этого они уже не могли обходиться один без другого. Серов переехал в коровинскую мастерскую, и началась их совместная дружеская жизнь и творчество. Вскоре к ним примкнул и Врубель.
Каждый из трех друзей искренне восхищался достижениями друг друга или переживал неудачи. Материально художники жили трудно, но их, тридцатилетних, окрыляла дружба, творчество, совместные веселые пирушки с приглашением множества приятелей-художников, шутки, розыгрыши, живописные эксперименты, и вновь, и вновь - постоянные споры об искусстве. Богемная жизнь перемежалась с упорным трудом.
Позже, когда уйдут уже из жизни его ближайшие друзья, последним в 1911 году ушел Валентин Серов, Коровин скажет: «Со смертью Антоши от меня навсегда ушла надежда, что я не одинок, что у меня есть душевная опора... Горькая моя судьба - похоронить Врубеля, Левитана, а теперь и Серова!»
А еще я впервые услышала имя Павла Чистякова.
Смыслом собственной жизни он считал педагогическую работу и долгие годы преподавал в Императорской Академии художеств в Петербурге, разработав уникальную методику обучения.
Серов, Суриков, Врубель, Васнецов, Репин, Поленов - знаменитые чистяковцы, они в разное время прошли школу Павла Петровича.
Илья цитировал нам фразу Чистякова, которые ныне стали афоризмами воспоминания учеников, я поняла, что Павел Петрович был неординарным педагогом. Эх, попади я к такому в класс, я бы, наверное, не только примитивную елочку умела бы рисовать.
И пусть значимых работ у Чистякова, как сказал Илья, оказалось не так много, но он сумел подарить миру гораздо большее, разглядеть гениев и помочь им отточить талант.
Портрет художника П.П. Чистякова, 1878 год. Илья Репин
Банковский переулок.
Илья показывает нам дом, на котором есть майоликовое панно, которое сделал ученик Шехтеля и Врубеля.
Мы с Наташей часто бываем в этом доме, ибо там находится пивбар «Пробка», сколько друзей туда водили. И ни разу не поднимали глаза, чтобы разглядеть панно.
И, конечно, нам поведали трогательную историю дружбы Шехтеля и Врубеля.
Усадьба Салтыковых-Чертковых на Мясницкой улице.
Нам рассказали обо всех владельцах усадьбы.
Теперь в помещение этой усадьбы можно попасть, ибо там располагается «Новый театр» Эдуарда Боякова.
Мы побывали там Наташа natalya9 , Люсей ldanilkina и Толя kitaygorodets на иммерсивном спектакле «Лубянский гример», так что отлично представляем внутреннее убранство.
В этом помещении находится самый красивый камин М. Врубеля.
А это старая запись про посещение «Лубянского гримера», жаль, что фотографии пропадают. Но фото с камином Врубеля и кое-какие другие все же есть.
Лубянский гример, часть 1
Лубянский гример, часть 2
Бывший магазин «Дом фарфора» или Торговый дом Товарищества Кузнецова.
На Мясницкой улице с конца девятнадцатого столетия располагалась контора и центральный московский магазин «фарфорового короля» Кузнецова. Выстроил это здание для купца, поставщика Двора Его Императорского Величества, архитектор Федор Осипович Шехтель.
Было время, когда у кого ни спроси, где в Москве можно приобрести качественную посуду или фарфоровые декоративные предметы, ответ всегда был один: на Мясницкой. Причем на любой вкус, любой кошелек и для любых целей. Но неизменно высшего качества и особенной красоты.
Илья: «По первоначальному проекту Шехтеля дом имел всего три этажа, подрос он до пяти лишь позднее. На первом этаже расположился магазин, а на втором и третьем - кабинеты членов правления и, скажем так, менеджмента фирмы».
Илья: «Спросите, при чем здесь Врубель? Я отвечу. Кузнецовский фарфор всегда ценили за качество и декор! Матвей Кузнецов, владелец фабрики, сотрудничал с таким известным художником, как Михаил Врубель. Врубель увлекался живописью в керамике, и считал фарфор высшим искусством.
Блюдо «Садко»
Кузнецов заказал Врубелю рисунок для своего блюда, которое решено было выпустить маленьким тиражом.
Впоследствии Кузнецов решил растиражировать рисунок Врубеля. На его заводе был изготовлен специальный штамп, а наносить его стали не только на блюда, но ещё и на вазы. Однако изображение на вазе моментально теряло всю свою прелесть и композицию. По замыслу художника играющий на гуслях Садко смотрит на русалок. На вазе же гусляр оказывался к русалкам спиной. Фактически, рисунок оказывался разорванным, так как невозможно было сразу охватить взглядом всю картину.
Врубель пришел к Кузнецову с претензиями.
Матвей Кузнецов сухо сообщил Врубелю о том, что он купил рисунок, соответственно, может делать с ним всё что угодно, и наносить на любые виды изделий. Его до глубины души оскорбила попытка художника диктовать свои условия использования эскиза и он выгнал Врубеля.
Всего через пару дней к Кузнецову пришёл ещё один господин. Он даже не стал дожидаться, пока горничная доложит о его визите, а прошёл в гостиную, где находился Кузнецов. Матвей Сидорович сразу узнал в посетителе Валентина Серова, известнейшего художника.
К Матвею Кузнецову Валентин Александрович прибыл требовать извинений в адрес Михаила Врубеля. Художники дружили ещё со времён обучения в Академии Художеств, а обида Михаила Врубеля отзывалась болью в душе Серова.
Серов пытался объяснить: тиражирование произведения искусства великого мастера полностью обесценивает творение, а перенос на не предназначенные для этого изделия превращает шедевр в уродство. Кузнецов был непреклонен. По его мнению, сам факт покупки эскиза делает его единоличным владельцем рисунка и даёт право распоряжаться им по своему усмотрению.
Все слова художника о самобытном таланте Врубеля и ревностном его отношении к своим произведениям натыкались на холодное непонимание со стороны Кузнецова. В конце концов Матвей Сидорович пояснил Серову: на своих фабриках он будет делать только то, что сам считает нужным.
Валентин Серов, поняв, что мирным путём решить вопрос не удаётся, вызвал Кузнецова на дуэль.
Поначалу Матвей Кузнецов решил: Валентин Серов шутит. Но тот уверил фабриканта в серьёзности своих намерений и удалился. Вскоре Кузнецов получил письменный вызов, где очень подробно оговаривались все условия предстоящего поединка.
Дни текли за днями, а Матвей Сидорович ходил мрачнее тучи: никак он не мог понять, что ему делать с этой дуэлью. Стрелять он не умел, но и отступаться от своих слов ему казалось крайне унизительным. Его сомнения разрешил Иван Морозов, директор Тверской мануфактуры бумажных изделий.
Узнав о предстоящей дуэли, Морозов посоветовал всё же попробовать избежать стрельбы. Уверил он Кузнецова и в том, что принесённые Врубелю извинения ни в коем случае не станут предметом насмешек, ибо Серов не станет распространять слухи по Москве.
Кузнецов прислушался к словам Морозова и уже на следующий день отправился к Серову. Извинения были принесены.
Кузнецов заплатил Врубелю по требованию Серова огромные деньги.
А ведь с Врубелем у Кузнецова была договоренность, что он сделает внутренние интерьеры в его доме фарфора.
Врубель интерьеры делать не стал, а денег получил столько, что это полностью перекрыло отказ от изготовления интерьеров.