Другая сторона
Это продолжение объяснений с sart27. На этот раз не с самой Ольгойsart27, а с ее сыном, Максимом Смирновым.
Ольга жалуется, что ее избил сын, больной шизофренией (тут она, с одной стороны, вроде бы жалеет его: "бедный мальчик, осеннее обострение протекает как никогда тяжело", а с другой стороны, настраивает против него всех своих френдов и радуется: "Все мои друзья за меня горой", и я была в шоке: разве можно так травить больного человека), и еще у меня большие сомнения в том, что она пишет правду. Так, она, по ее словам, вынуждена еще раз ложиться в больницу, потому что у нее из-за избиений (которые в больнице были квалифицированы как попытка убийства) смещены шейные позвонки, доставлена она была в больницу после избиений на скорой помощи, ей поставили диагноз асфиксия - это ее сын душил так, что шейные позвонки сместились. При этом уже на второй день пребывания в больнице (8 сентября) Ольга ходила на почту и писала сообщения в ЖЖ.
У меня, знаете, один-единственный шейный позвонок поврежден, и это давняя история, так если, не дай Бог, прихватит, то каждое движение глаз причиняет боль, не то что по клавиатуре тюкать и ходить искать интернет.
Ну и я задала Ольгиному сыну конкретные вопросы. И вот его ответы:
1. Сын-шизофреник.
В призывном возрасте я, как и многие в нашей стране, стоял на учете в психдиспансере. Сначала я попал в клинику им. Бехтерева (спасибо Кривулину и его связям) на неврологическое, к слову сказать, отделение. Врач попалась понимающая, сказала, что если поставить диагноз «невроз», то это не даст ровным счетом ничего. Но можно поставить диагноз «МДП» - маниакально-депрессивный психоз. С этим диагнозом можно встать на учет в ПНД и пытаться получить белый билет. На том и порешили. Белый билет я получил, по истечении призывного возраста с учета снялся.
2. Избивал разных людей, мать нерегулярно, даже несчастного Левушкиного врача.
Про разных людей не знаю, а про врача могу предположить следующее: наверное, имеется в виду Анатолий Шустин, про которого я написал в рассказе. Он нам помогал до самых Лёвкиных похорон со всеми невеселыми делами. (Запомнил услышанное от него словечко «моргачи» - работники морга). А потом Шустин исчез. Это нормально, учитывая грустные обстоятельства нашего с ним знакомства. Появился он спустя 3 года, зимой 2001-го, вероятно узнав о том, что Кривулин безнадежно болен. В гости к Виктору ежедневно приходили десятки людей (мать это приводило в бешенство). А когда все узнали, что у Кривулина - рак, поток этот еще увеличился. Вполне понятно, что роль Цербера, решающего «пущать или не пущать», была возложена на меня. Справлялся я с ней плохо. Не нравилась мне эта работа. Иногда происходили курьезные случаи, выглядел я при этом не лучшим образом. Кстати, это тоже одна из причин всеобщего «фе» в мою сторону.
Так вот, около 12-ти ночи раздался дверной звонок. Я открыл дверь и увидел изрядно выпившего человека, который спросил, здесь ли живет Кривулин. Я ответил, что здесь, но заходить к нему не надо. В подъезде было темно, зрение у меня неважное, но голос и облик человека мне показались знакомыми. Я попробовал закрыть дверь, но человек придержал ее ногой (изрядно при этом покачнувшись) и спросил:
- Простите, а вы - кто? Сын? - и посмотрел как-то странно.
- Сын. - ответил я с вызовом и попытался снова закрыть дверь.
- А почему не надо заходить? - не отставал человек и не отпускал дверь.
- Потому что можно и в морду получить, - тихо и зло сказал я.
- Все. Понял. Спасибо. - ответил он. - я просто хотел узнать, что Кривулин живет здесь и что вы - его сын.
Тут он, наконец, отпустил дверь, я ее с облегчением закрыл и вернулся в коридор.
- Кто это был? - спросил Кривулин.
- Не знаю.
- Это Шустин. - сказал Виктор через секунду. Он узнал его по голосу. А я совсем ополоумел от этого потока людей.
Тут и до меня, наконец, дошло. Первая мысль была - догнать его и извиниться. А… что дальше? Привести его в дом - мать, скорее всего начнет скандалить (пьяный, приперся среди ночи, ни стыда ни совести). Может еще сказать, что это он Лёвку убил. Не вести в дом - просить прощения в подъезде и объяснять, почему заходить все-таки не надо? Бред какой-то. К тому же он был порядочно выпимши. Ладно. Увижу - извинюсь.
С тех пор я его не видел. А если и встречал, то не узнавал.
3. Доставлена была в больницу своей сестрой на Скорой в тяжелом состоянии
6-го сентября сего года мама была доставлена в кардиологическое отделение 1-ой Покровской больницы в удовлетворительном состоянии. Это я узнал по телефону в справочной этой больницы. Тут же мне сообщили, что на следующий день ее переведут в неврологическое отделение. Я приехал на следующий день, попал как раз к моменту ее перевода на неврологию. Поговорил с лечащим врачом, которая ее еще не смотрела. Кстати, врач сказала мне про ссадины и ушибы, но не было речи ни о каких более серьезных повреждениях. Выслушав мой рассказ про маму (я ничего не выдумывал, говорил только то, что знаю), она сказала, что при таком анамнезе, маму должен смотреть психиатр. Попросила меня при этом присутствовать. Однако, когда я приехал через день к означенному времени, услышал от того же врача буквально следующее: «Мусик ведет себя очень хорошо, поэтому свое обещание насчет психиатра я сдержать не могу. Она - нормальная женщина, просто немного себя запустила». Что происходит на свете?
4. Врагом номер один у сына были последовательно: Виктор, бросившая его девушка, родной отец, родные со стороны отца, Лева, ....... , теперь мать.
С Виктором отношения были непростые, особенно в первое время. А как могло быть иначе? Ведь из-за него мама бросила моего папу, которого я очень любил и люблю. Врагом Кривулин мне никогда не был. Очень хочу написать про Кривулина, не воспоминания даже, так, пару зарисовок. Насчет бросившей девушки - тайна, покрытая мраком. Самому ужасно интересно. Родной отец - признаться, чего угодно ожидал, только не этого. Битый час пытался вспомнить, когда же мы с папой ссорились. Не помню, честное слово. Может быть он помнит? Хотя вряд ли. Он добрый и не злопамятный. С папой мне повезло. Родные со стороны отца - ну, есть у отца родная сестра, Наталья. Была нормальная тетка, а с возрастом что-то совсем съехала. Предпочитаю с ней не общаться. Про Лёвку я все написал.
Ну, вот и все, в общих чертах. Всю предоставленную информацию можете использовать по своему усмотрению. Да, насчет материного диагноза. На мой взгляд, ларчик открывается просто: это банальная распущенность, переросшая в помешательство. После смерти Виктора она стала пить по-черному. Почти никто мне не верил, когда я просил помочь вытянуть ее. При этом она начала бесконтрольно принимать антидепрессанты, психотропы, транквилизаторы - словом, все, что кругленькое и разноцветное. Вот список препаратов, обнаруженных у нее в разное время: сертралин, прозак, феназепам и рисполепт. В свое время я пытался говорить с ее подругой, снабжающей ее феназепамом. Ответ получил категорический: «Феназепам - хорошие таблетки. Я сама их принимаю».
Елена, спасибо за вопросы. Теперь я, по крайней мере буду догадываться, в чем меня обвиняют. Хотя ее обвинения тоже могут меняться как угодно. Например, года полтора назад она писала, что избивают ее сестра и сын, а мать (моя бабушка) всячески издевается и выгоняет из квартиры. Потом сестра превратилась в лучшую подругу, бабушка - в полоумную идиотку, а сын - в маньяка-убийцу. Теперь отношение к бабушке вроде бы смягчилось (ее ведь надо от меня спасать). И на том спасибо. Хотя выглядит бабушка невесело.
(конец копии из письма Максима)
Я надеюсь, что Ольгины друзья поддержат ее, ей нужна помощь, и не "за нее горой" против ее родных, матери, сына и жены сына, а настоящая помощь и поддержка, в преодолении алкогольной зависимости и в налаживании здоровых отношений в семье и с сыном.
Ну и тут я не знаю наверняка, но предполагаю, что Максим всегда был послушным сыном и Ольга воспринимала его как продолжение самой себя, у которого нет никаких собственных чувств и потребностей, поэтому он и делает все, что она ему скажет (Ольга писала в открытой записи в журнале Максима, в ответ на мой комментарий, а потом ее удалила: "Это наша ошибка - матерей вообще - воспринимать дело как главное, и ждать от детей свои эмоции. Мне казалось, ему виднее, что я делаю - и делаю, порой, из последних сил." "Это наша ошибка - матерей вообще - воспринимать дело как главное [вроде бы злые слова не в счет (я в комментарии о словах писала) главное - то, что она для дитя делает, готовит, стирает и др.], и ждать от детей свои эмоции [это и есть: ребенок чувствует всё то и только то, что чувствует его мать, это не самостоятельная личность, а продолжение матери]. Мне казалось, ему виднее, что я делаю - и делаю, порой, из последних сил."), и когда Максим женился и перестал слушаться мать и не стал, допустим, выгонять жену или запрещать ей переступать порог своей комнаты и заходить на кухню, то для Ольги это стало равнозначно избиениям, и она открыла войну и стала аккверировать себе союзников.
Ольга жалуется, что ее избил сын, больной шизофренией (тут она, с одной стороны, вроде бы жалеет его: "бедный мальчик, осеннее обострение протекает как никогда тяжело", а с другой стороны, настраивает против него всех своих френдов и радуется: "Все мои друзья за меня горой", и я была в шоке: разве можно так травить больного человека), и еще у меня большие сомнения в том, что она пишет правду. Так, она, по ее словам, вынуждена еще раз ложиться в больницу, потому что у нее из-за избиений (которые в больнице были квалифицированы как попытка убийства) смещены шейные позвонки, доставлена она была в больницу после избиений на скорой помощи, ей поставили диагноз асфиксия - это ее сын душил так, что шейные позвонки сместились. При этом уже на второй день пребывания в больнице (8 сентября) Ольга ходила на почту и писала сообщения в ЖЖ.
У меня, знаете, один-единственный шейный позвонок поврежден, и это давняя история, так если, не дай Бог, прихватит, то каждое движение глаз причиняет боль, не то что по клавиатуре тюкать и ходить искать интернет.
Ну и я задала Ольгиному сыну конкретные вопросы. И вот его ответы:
1. Сын-шизофреник.
В призывном возрасте я, как и многие в нашей стране, стоял на учете в психдиспансере. Сначала я попал в клинику им. Бехтерева (спасибо Кривулину и его связям) на неврологическое, к слову сказать, отделение. Врач попалась понимающая, сказала, что если поставить диагноз «невроз», то это не даст ровным счетом ничего. Но можно поставить диагноз «МДП» - маниакально-депрессивный психоз. С этим диагнозом можно встать на учет в ПНД и пытаться получить белый билет. На том и порешили. Белый билет я получил, по истечении призывного возраста с учета снялся.
2. Избивал разных людей, мать нерегулярно, даже несчастного Левушкиного врача.
Про разных людей не знаю, а про врача могу предположить следующее: наверное, имеется в виду Анатолий Шустин, про которого я написал в рассказе. Он нам помогал до самых Лёвкиных похорон со всеми невеселыми делами. (Запомнил услышанное от него словечко «моргачи» - работники морга). А потом Шустин исчез. Это нормально, учитывая грустные обстоятельства нашего с ним знакомства. Появился он спустя 3 года, зимой 2001-го, вероятно узнав о том, что Кривулин безнадежно болен. В гости к Виктору ежедневно приходили десятки людей (мать это приводило в бешенство). А когда все узнали, что у Кривулина - рак, поток этот еще увеличился. Вполне понятно, что роль Цербера, решающего «пущать или не пущать», была возложена на меня. Справлялся я с ней плохо. Не нравилась мне эта работа. Иногда происходили курьезные случаи, выглядел я при этом не лучшим образом. Кстати, это тоже одна из причин всеобщего «фе» в мою сторону.
Так вот, около 12-ти ночи раздался дверной звонок. Я открыл дверь и увидел изрядно выпившего человека, который спросил, здесь ли живет Кривулин. Я ответил, что здесь, но заходить к нему не надо. В подъезде было темно, зрение у меня неважное, но голос и облик человека мне показались знакомыми. Я попробовал закрыть дверь, но человек придержал ее ногой (изрядно при этом покачнувшись) и спросил:
- Простите, а вы - кто? Сын? - и посмотрел как-то странно.
- Сын. - ответил я с вызовом и попытался снова закрыть дверь.
- А почему не надо заходить? - не отставал человек и не отпускал дверь.
- Потому что можно и в морду получить, - тихо и зло сказал я.
- Все. Понял. Спасибо. - ответил он. - я просто хотел узнать, что Кривулин живет здесь и что вы - его сын.
Тут он, наконец, отпустил дверь, я ее с облегчением закрыл и вернулся в коридор.
- Кто это был? - спросил Кривулин.
- Не знаю.
- Это Шустин. - сказал Виктор через секунду. Он узнал его по голосу. А я совсем ополоумел от этого потока людей.
Тут и до меня, наконец, дошло. Первая мысль была - догнать его и извиниться. А… что дальше? Привести его в дом - мать, скорее всего начнет скандалить (пьяный, приперся среди ночи, ни стыда ни совести). Может еще сказать, что это он Лёвку убил. Не вести в дом - просить прощения в подъезде и объяснять, почему заходить все-таки не надо? Бред какой-то. К тому же он был порядочно выпимши. Ладно. Увижу - извинюсь.
С тех пор я его не видел. А если и встречал, то не узнавал.
3. Доставлена была в больницу своей сестрой на Скорой в тяжелом состоянии
6-го сентября сего года мама была доставлена в кардиологическое отделение 1-ой Покровской больницы в удовлетворительном состоянии. Это я узнал по телефону в справочной этой больницы. Тут же мне сообщили, что на следующий день ее переведут в неврологическое отделение. Я приехал на следующий день, попал как раз к моменту ее перевода на неврологию. Поговорил с лечащим врачом, которая ее еще не смотрела. Кстати, врач сказала мне про ссадины и ушибы, но не было речи ни о каких более серьезных повреждениях. Выслушав мой рассказ про маму (я ничего не выдумывал, говорил только то, что знаю), она сказала, что при таком анамнезе, маму должен смотреть психиатр. Попросила меня при этом присутствовать. Однако, когда я приехал через день к означенному времени, услышал от того же врача буквально следующее: «Мусик ведет себя очень хорошо, поэтому свое обещание насчет психиатра я сдержать не могу. Она - нормальная женщина, просто немного себя запустила». Что происходит на свете?
4. Врагом номер один у сына были последовательно: Виктор, бросившая его девушка, родной отец, родные со стороны отца, Лева, ....... , теперь мать.
С Виктором отношения были непростые, особенно в первое время. А как могло быть иначе? Ведь из-за него мама бросила моего папу, которого я очень любил и люблю. Врагом Кривулин мне никогда не был. Очень хочу написать про Кривулина, не воспоминания даже, так, пару зарисовок. Насчет бросившей девушки - тайна, покрытая мраком. Самому ужасно интересно. Родной отец - признаться, чего угодно ожидал, только не этого. Битый час пытался вспомнить, когда же мы с папой ссорились. Не помню, честное слово. Может быть он помнит? Хотя вряд ли. Он добрый и не злопамятный. С папой мне повезло. Родные со стороны отца - ну, есть у отца родная сестра, Наталья. Была нормальная тетка, а с возрастом что-то совсем съехала. Предпочитаю с ней не общаться. Про Лёвку я все написал.
Ну, вот и все, в общих чертах. Всю предоставленную информацию можете использовать по своему усмотрению. Да, насчет материного диагноза. На мой взгляд, ларчик открывается просто: это банальная распущенность, переросшая в помешательство. После смерти Виктора она стала пить по-черному. Почти никто мне не верил, когда я просил помочь вытянуть ее. При этом она начала бесконтрольно принимать антидепрессанты, психотропы, транквилизаторы - словом, все, что кругленькое и разноцветное. Вот список препаратов, обнаруженных у нее в разное время: сертралин, прозак, феназепам и рисполепт. В свое время я пытался говорить с ее подругой, снабжающей ее феназепамом. Ответ получил категорический: «Феназепам - хорошие таблетки. Я сама их принимаю».
Елена, спасибо за вопросы. Теперь я, по крайней мере буду догадываться, в чем меня обвиняют. Хотя ее обвинения тоже могут меняться как угодно. Например, года полтора назад она писала, что избивают ее сестра и сын, а мать (моя бабушка) всячески издевается и выгоняет из квартиры. Потом сестра превратилась в лучшую подругу, бабушка - в полоумную идиотку, а сын - в маньяка-убийцу. Теперь отношение к бабушке вроде бы смягчилось (ее ведь надо от меня спасать). И на том спасибо. Хотя выглядит бабушка невесело.
(конец копии из письма Максима)
Я надеюсь, что Ольгины друзья поддержат ее, ей нужна помощь, и не "за нее горой" против ее родных, матери, сына и жены сына, а настоящая помощь и поддержка, в преодолении алкогольной зависимости и в налаживании здоровых отношений в семье и с сыном.
Ну и тут я не знаю наверняка, но предполагаю, что Максим всегда был послушным сыном и Ольга воспринимала его как продолжение самой себя, у которого нет никаких собственных чувств и потребностей, поэтому он и делает все, что она ему скажет (Ольга писала в открытой записи в журнале Максима, в ответ на мой комментарий, а потом ее удалила: "Это наша ошибка - матерей вообще - воспринимать дело как главное, и ждать от детей свои эмоции. Мне казалось, ему виднее, что я делаю - и делаю, порой, из последних сил." "Это наша ошибка - матерей вообще - воспринимать дело как главное [вроде бы злые слова не в счет (я в комментарии о словах писала) главное - то, что она для дитя делает, готовит, стирает и др.], и ждать от детей свои эмоции [это и есть: ребенок чувствует всё то и только то, что чувствует его мать, это не самостоятельная личность, а продолжение матери]. Мне казалось, ему виднее, что я делаю - и делаю, порой, из последних сил."), и когда Максим женился и перестал слушаться мать и не стал, допустим, выгонять жену или запрещать ей переступать порог своей комнаты и заходить на кухню, то для Ольги это стало равнозначно избиениям, и она открыла войну и стала аккверировать себе союзников.