(no subject)
Будучи в эвакуации, художник Натан Альтман (автор знаменитого 
1914 г, Русский музей
красил тараканов. Ловил таракана, красил его какой-нибудь яркой краской и отпускал.
«Вышел таракан на промысел, принести своей семье что-нибудь поесть, - рассуждал Альтман. - Ничего не добыл, так хоть красивым вернется». Где уж там было таракану что-то добыть, в голодное время… Одного Альтман покрасил золотой краской. «А это лауреат Сталинской премии»,- и смотрел на таракана уважительно .
Самому художнику премия не светила, спасибо, что не расстреляли. Когда он вернулся из Парижа, где жил в 20-30-х годах, никого авангарда не приветствовалось.
Он вернулся в 36-ом году. Идеологические полотна Альтман писать не умел и не хотел, а писать что-то другое стало опасно для жизни. С этого момента и до самой смерти художник почти ничего не пишет. Ему позволено иллюстрировать детские книги и заниматься сценографией.
В предреволюционном Петербурге Альтман вращался в кругу художественной богемы. Говорят, встречая его, Осип Мандельштам всякий раз весело декламировал такие свои стишки:
Это есть художник Альтман,
Очень старый человек.
По-немецки значит Альтман -
Очень старый человек.
Он художник старой школы,
Целый свой трудился век,
Оттого он невеселый,
Очень старый человек.
Альтману было тогда 24 года, и был он веселый, красивый и счастливый.
1914 г, Русский музей
красил тараканов. Ловил таракана, красил его какой-нибудь яркой краской и отпускал.
«Вышел таракан на промысел, принести своей семье что-нибудь поесть, - рассуждал Альтман. - Ничего не добыл, так хоть красивым вернется». Где уж там было таракану что-то добыть, в голодное время… Одного Альтман покрасил золотой краской. «А это лауреат Сталинской премии»,- и смотрел на таракана уважительно .
Самому художнику премия не светила, спасибо, что не расстреляли. Когда он вернулся из Парижа, где жил в 20-30-х годах, никого авангарда не приветствовалось.
Он вернулся в 36-ом году. Идеологические полотна Альтман писать не умел и не хотел, а писать что-то другое стало опасно для жизни. С этого момента и до самой смерти художник почти ничего не пишет. Ему позволено иллюстрировать детские книги и заниматься сценографией.
В предреволюционном Петербурге Альтман вращался в кругу художественной богемы. Говорят, встречая его, Осип Мандельштам всякий раз весело декламировал такие свои стишки:
Это есть художник Альтман,
Очень старый человек.
По-немецки значит Альтман -
Очень старый человек.
Он художник старой школы,
Целый свой трудился век,
Оттого он невеселый,
Очень старый человек.
Альтману было тогда 24 года, и был он веселый, красивый и счастливый.