Под впечатлением.
Пишет varjag2007su (varjag2007su)
2020-12-18 00:30:00 «Сажали человека на дерево и спиливали, если он не убился, его живым закапывали: Сырецкий концлагерь.
Прочитала пост, и под впечатлением написала рассказ про концлагерь »Озаричи«.
«А после были Озаричи.»
Мама тепло натопила печь, февраль морозил будто, прощался навсегда. Шла война, всех мужчин из деревни Ляци забрали на фронт. Остались лишь дети, женщины, старики и инвалиды. Солнце будто-то знало о страшной нависшей угрозе, лучами цеплялось за каждое окошко дома, приглашая детишек погреться в последний раз. Даша выскочила во двор, за ней увязался маленький Петя. Малыш любил свою сестрёнку, заботливо ухаживающую за ним непоседой. Девочке нравилась эта пора. Ещё совсем не весна, но воздух свежий имел особый тонкий аромат трепетности и тайны. Девочка поправила шарфик братику. Он смотрел в небо, подставив свой конопатый нос почти весеннему яркому солнышку. Необычный, нарастающий гул заставил многих выйти из своих домов. Никто и никогда не видел такого количества самолётов. Все летели в строгом завораживающем порядке. Даша восхищённо воскликнула, показывая брату небо, покрытое железными птицами.
Даша, смотри птички какают! - Петя, теребя пальтишко сестрёнке, пытался остановить её. Даша, присматриваясь к летящим на землю множественным чёрным точкам, почувствовала нехорошее. Схватив братика, не успела добежать до дома. Точки приближаясь к земле становились огромными осами, плюхаясь смертоносно взрывались, разрывая на куски полоротых жителей. В щепки превращались дома, накрывая собой своих хозяев. Кричали и плакали, но никто никого не слышал. Взрывы уничтожали всё вокруг. Забежав домой, столкнулась с мамой. Держа в руках детей, она кричала, чтобы все бежали в сарай за домом. Петя, самый маленький, закрывал ушки руками и плакал. Мама хотела схорониться в стареньком погребке. Давно уж туда никто не заглядывал, корову держали, вот папа и вырыл. Продукты долго в прохладе сохранялись. Погребок оказался мокрым и неуютным. Остались в сарае. Ждали конца бомбёжки, надеясь остаться в живых. Но никто тогда и не помыслил, что это были лишь первые тяжкие испытания. Неожиданно стихло кругом. Бомбы нас пожалели, подумала Даша. Тишина лишь на минуту дала передохнуть перепугавшимся детям. Между двух досок в щелочке показались немцы. Мотоциклы заполняли разбомблённую деревню солдатами. Стрельба началась сразу, как они приехали. Пули летели во всё движимое. Они обычно выбирают самых слабых. Испуганные гуси, утки, куры бегали по деревне. Немцы, смеясь целились в них и похвалялись убитыми с первого раза. Население почему-то не трогали. Следили за тем, чтобы никто не убегал в леса. Женщины тайком всё же пробирались через ограждения и собирались на болотах. Не зная, что делать дальше, просто надеялись, что уйдут немцы, и они вернуться в свои дома. Ладно, если бы на болотах ждать пришлось недолго, но когда дети стали леденеть и просить есть, то взрослым пришлось вернуться. Дом Даши чудом уцелел. Мать собрала детей и хотела согреть возле печи, но жались малолетние к маминому подолу.
Здоровый солдат, не церемонясь прикладом выгнал четверых детей из собственного дома. Гнал, покрикивая на своём «басурманском языке», до сарая. Мать собирала детей в «горстку», чтобы не убежали от страха. Саша плакал, Таня, прихрамывая, схватила подол Даши, прячась в него. Петя на руках выл и тёр ладошками глаза. На сене в сарае сидел испуганный щенок. Подбежал сразу, как почуял свою любимицу Таню. Девочка схватила крохотный комочек, заталкивая под пальтишко, пряча от страшной участи. Ещё неразумный, он пытался выскользнуть из потаённого места, мордочкой тыкался в подбородок девочки и норовил лизнуть в нос. Дверь сарая закрылась. В тишине, рядом с матерью, дети успокоились. Напуганные, голодные сидели, прижавшись друг к другу до самого вечера. Мать успела схватить шерстяное одеяло, которым и накрыла всех от холода. Это самое одеяло после согревало всю семью. Вечером щенок, проголодавшись, носом прокрался к оттопыренному карману Тани. Девочка вытащила пирожок с картошкой (мама накануне этих бед стряпала). Ручки потянулись к аппетитному кушанью. Даша поделила на всех по кусочку. Саша, не наевшись, собирал по полу сарая засохшие хлебные корочки, припрятанные псом на «чёрный» день. По началу мальчик их грыз потихоньку, а потом просто сложил в карман вязаной кофточки. Даша помогала матери укладывать детишек спать. Никто не посмел ослушаться или закапризничать. Сон навалился и спрятал всех на время. Даша не спала, посматривала на своих родных и вспоминала мирное время… Саша собирал красивые картинки, открытки и просматривал их в укромном уголке за печкой, там, где мама ставила веник и ведро с тряпкой. Если надо было найти парнишку, то все знали где его искать. Он мечтал так рисовать. Пробовал малевать всем, чем придётся. Угольком, карандашами, палочкой, пальчиками. И у него получалось. Но отгадывала его картинки только Даша, мальчик радовался при каждой разгадке. Татьяна меньшая, после Саши, ей 5 лет, тайком отрывала кусочки теста и крутила свои крендельки. В минуту, когда мама уносила в печь постряпушки, аккуратно укладывала свою. Мама замечала, ставила противень в печь, потом удивлялась…Откуда такая диковинка испеклась? В это время Таня гордо показывала ручкой на себя. Пете совсем недавно исполнилось три годика. Ему бы девкой родиться, такие у него были красивые белокурые кудри. Колечко в колечко. Его с нежностью многие называли-Кудря. Семья жила своей счастливой жизнью. Воспоминания уводили Дашу в довоенное время, она так и уснула с улыбкой. Разбудил протяжный, мужской крик. Немцы выгоняли всех жителей деревни. Мать со страхом оглядела детей мысленно прощаясь с каждым.
-Хоть бы всех сразу! -взмолилась шёпотом. Но у солдат был другой приказ. Создавая колонну из живых людей, погнали по дороге, били, толкали, стреляли в тех, кто убегал. От немцев ждать чего-то хорошего никто и не думал, боялись и бежали. Заснеженная дорога забирала силы. Намёрзшие ухабы, скользкие участки предательски помогали фашистам, так думала Даша. А ветер пронизывал до самой кости. Холод скрючивал детские ладошки, ножки не слушались. Болезнь всё же пробилась через холод. Тиф от одного к другому подобрался и к Даше. В бреду она шла как все, плечо к плечу. Все друг друга поддерживали и всё же были одиноки. Если падал кто в пути, то уже не подымался. Так и оставалось тело на дороге, без могилки. Даша боялась упасть, но очень хотелось отдохнуть. Первый день шли почти без остановок. Больные старики изо всех сил карабкались по ледяным сугробам, им приходилось гораздо хуже, чем другим. Стонать и плакать запрещалось. Те, которые сдавались, прощались с другими и отставали от колонны. Погибали от пуль свирепых немецких солдат. Запасы кое какой еды помогали держаться на ногах. Корочки, запрятанные в карманчик вязанной кофточки, спасали всю семью. Сколько ещё идти никто не знал. Шепотком передавали новости, вроде ведут в деревню Высокий дуб. До неё очень далеко. Неделю шли, голод и холод забирали многих. Люди падали и уже не подымались. Взрослые старались пристроить своих ослабевших детей на телеги. Те, кто мог идти, цеплялись за матерей. А если мать умирала первая, то и дети оставались возле тела и никуда дальше не хотели идти. Немцы не трогали их. Холод и голод заберёт их вскорости. Смерть шла со всеми в ногу. Но пришла она к Пете первому. Забрала его быстро, не разжалобили даже белокурые колечки волос. Раздобыв где-то кусочек хлеба, мама попыталась накормить мальчика. Открытые глазки ребёнка застыли, хлеб так и остался на губах, мама сильно заплакала. Выла уткнувшись в пальто, чтобы не слышали немцы, и не забрали тельце. Ночью рыла руками землю, похоронить по-человечески хотела. На телеге Даша в горячке бредила, мать её кутала во что могла. Болезнь в дороге унесла многих. Утром привели в лес. Прошёлся шёпоток…Озаричи…пришли на место. Мать начала оседать на землю, тихонько стонала. Изнурительный путь забрал все силы, она рожала. В срок или нет, уже было не важно. Как не выдать себя криками, перетерпеть молча. Мучилась не долго, да и малыш тоже. Умер через несколько минут, натерпелся ещё в утробе. На свет так хотел появиться, что выжил и родился. Секундочки жизни и глазки закрылись. Тельце стало бездыханным. Мама смотрела на своих детей и нарожденного и что-то шептала. Тихо совсем без слов, она молилась. Трупик положила на снег. Ночью отошла подальше, отрыла ямку и бережно положила свою маленькую дочь. Закапывала без слёз. Потом легла на бугорок землицы и поцеловала. С утра начала обустраиваться. Расположились на голой земле. Построек никаких не было. Колючая проволока в несколько рядов не давала выйти. Многие обламывали с деревьев сучья, подкладывали под себя. Падали радуясь окончанию мучительного перехода. Даша увидела небольшой валежник, поспешили к нему. Руками обминая сучья, мать поглядывала на вышки. Солдаты с автоматами менялись часто, мёрзли.
Фашисты наказывали за все подряд: нельзя было строить шалаши, делать подстилки, разжигать костер. Следили за этим зорко. Лишь два раза удалось разжечь кому-то, чуть погрели обмороженные руки. Вши заедали, горстями люди вытаскивали их, бросали, давили. Сыпной тиф убивал измождённых людей. Так и лежали в бреду на голой земле, умирали долго и мучительно. Никто не разговаривал, молча понимали друг друга. Лес и тот стоял тихо, безмолвно. Голод, про него Даша раньше не знала, мучил безжалостно. Ели кору, мох, коренья, и всё же умирали дети. Не научились ещё терпеть и сдавались, отдавая свои жизни, так и не прожив её как хотели. Трупы лежали везде. Будто сама смерть расположилась в этом месте, она была хозяйкой. Не было минутки, когда не хотелось есть и пить. Один раз немцы привезли хлеб и бросали его детям, посматривая как их будут затаптывать и душить взрослые, отбирая куски. Ослабевшие не понимали, что делали, вырывали у детей хлеб и давили их под тяжестью своих тел, не успевших выскочить из этой мешанины. Не замечали ничего, хватали хлеб и тут же ели жадно проглатывая куски. Мальчик, чудом выскочивший из людской мясорубки, бежал с кусочком хлеба к своей матери, чтобы накормить ослабевшую женщину. Тыкал хлебом в её уже застывшие губы. Плакал и кричал, чтобы та ела. Но было уже поздно. Немцы фотографировали, смеялись. Для них это представление. Позже Даша вспоминала про это и не могла понять кому можно было показывать такие фотографии, у кого бы не дрогнуло сердце, смотря на такую жестокость. Мать остановила детей вовремя, потом закрывала их полой, чтобы не видели весь этот кошмар. Хлеб был заражён тифом, но многим всё равно, лишь бы утолить голод. Чистой воды тоже не было, сосали мох на болотистых участках. В основном грязная, вонючая с фекалиями жидкость. Ночью прижимаясь друг к другу спали беззвучно, уставшие от поисков еды и воды. Даша смотрела на небо, оно завораживало своим спокойствием и свободой. Первые дни всем свои родным твердила, чтобы верили в освобождение и не сдавались. Воспоминания о доме не давали покоя: горячая печь и вкусная мамина стряпня на столе. Детские слезинки капали и капали, и если собрать их все разом, то озеро накопившейся боли появилось бы в этом месте, стянутое колючей проволокой. Девочка очень хотела увидеть рассвет, поэтому часто просыпалась и проверяла других, живы ли. Первая смерть братика настолько сильно повлияло на неё, что Даша смотрела за каждым малышом. Таню Даша нашла рядом с ограждением. Сестра, скрючившись от боли, лежала не двигаясь. В руке зажала кусочек коры. Девочка поняла сразу, не заплакала, прижалась к Тане. Того, что её больше не будет, сестрёнка не воспринимала. Ей казалось, когда освободят всех, то мёртвые оживут. Тащила тело к матери потихоньку, сил не было. Увидев дочь, глаза женщины закрылись, но слёзы вытекали струйками по шее и прятались в вонючей грязной одежде. Даша обняла близ стоящее дерево, прося о помощи. Но природа, безмолвно оказавшись очевидцем этих страшных событий, не могла помочь даже маленьким детям. Трупы никто не убирал, лежали рядом с живыми. За сестрой следом умер Саша, рядом с крохотной куколкой- игрушкой из сена, сделанной Дашей. Мальчик лежал вытянутый в струночку, будто подросший и повзрослевший. Жизненные силы таяли, мать кутала, согревала Дашу, последнего ребёнка прятала от смерти. Смирение и покорность делали своё. Люди, не веря в своё освобождение, сдавались смерти. И с земли уже не подымались.
-Мама, они все стоят и машут руками…Саша, Таня, Петя, -неслышно бормоча в бреду, говорила Даша. Что ей снилось в то время она не помнила. Лишь доносились обрывками слова матери.
-Прощаются с тобой, значит жить тебе долго и счастливо, - твёрдо убеждала. Прижав дочь к себе, лежала весь день, вслушиваясь в дыхание девочки. Утро десятого дня освободило и живых, и мёртвых, советские солдаты входили в лагерь.