восьмимартовский диалог
С тремя тысячами пересадок ехала сегодня от родителей. В Атамановке на остановке притормозил какой-то чёрный джип. «В Читу? Сто рублей». Мужик в машине, пересыпая речь «бэ» и «хэ», неторопливо рассказал, как отсидел три года и вышел в 92-м. Как в 93-м ему проломили череп в ночь на 1 января, а в ночь на 13-ое - проткнули ножом лёгкое, и он бросил пить. Ребёнок в машине дремал. Ребёнка везли в больницу. У атамановской скорой, как в старые недобрые времена, нет бензина.
- Моя зунтугло дотянула, надо было давно к врачу, так нет…
- Ну, что уж вы так - «зунтугло»?
- Ну, а кто она ещё? У старшего пневмонию прокараулила, у младшего вот - лимфоузлы, как яблоки. Сидит, ничерта не делает, по телефону вечно треплется, грязь вокруг. Дура.
- Ну, что уж вы так - «дура»?
- Да я знаю, чего говорю… Скажи, Стёпка? (Стёпка на заднем сиденье, не просыпаясь, кивает)
… Пьёт она. Ни разговоры, ни кодирование, ни кулаки не помогают.
- Моя зунтугло дотянула, надо было давно к врачу, так нет…
- Ну, что уж вы так - «зунтугло»?
- Ну, а кто она ещё? У старшего пневмонию прокараулила, у младшего вот - лимфоузлы, как яблоки. Сидит, ничерта не делает, по телефону вечно треплется, грязь вокруг. Дура.
- Ну, что уж вы так - «дура»?
- Да я знаю, чего говорю… Скажи, Стёпка? (Стёпка на заднем сиденье, не просыпаясь, кивает)
… Пьёт она. Ни разговоры, ни кодирование, ни кулаки не помогают.