(no subject)
Луций Макропулос, панкратионик микенский,
Жалости чуждый, подверг меня страшным побоям.
Я же подобным отнюдь не ответил, лишь дланью прикрылся.
И продолжал ускользать, сберегая себя от насилия.
Панкратион - развлечение мужей,
Здесь несмелому сердцем не рады.
И хоть считали иные - хитёр я чрезмерно,
Всё ж большинство рассудило - труслив,
Недостоин стоять средь героев.
Но ошибались и те и другие, причина серьёзней -
С детства себя посвятив Афродите, любви я привержен.
И полагаю - невместно прекрасное тело
Нам осквернять нанесеньем жестоких ударов.
Думал Макропулос, члены мои сокрушая:
Истинно, жизнь хороша для любимых богами.
(Он, очевидно, уже предвкушал и награду -
Золота гору, и ласки гетер,
И народа простого признанье.)
Я, не лелея обид, одарил его добрым советом:
"Не торопись, мы не боги, и силы конечны".
Лишь рассмеялся безумец, но скоро за то поплатился,
Рухнул подобно колоссу с ногами из глины.
Пыль поднялась и земля содрогнулась от грома.
Хоть миролюбец, а лаврами был я увенчан.
Словно Геракл, Тесей и другие великие в битвах.
Истинно, жизнь хороша для любимых богами.
Но кто любим, то заранее знать невозможно.