Вдогонку к Станиславскому
В разговоре со своим френдом о Станиславском мне пришла в голову мысль, что поклонники системы Станиславского это в сущности какое-то религиозное сообщество, основанное на вере в то, чего нет. И сразу вспомнил один смешной случай, как я встретил пламенного адепта этой секты и что из этого вышло.
Когда-то давным-давно я служил в Советской Армии. Попал я туда уже будучи актером, но служил отнюдь не в театре. На втором году службы, когда уже стало попроще вырываться из части на относительную волю, я пристроился делать солдатскую самодеятельность в окружном Доме офицеров. Было приятно сменить солдатчину на что-то более любимое, начальнику ДО тоже было хорошо, он бесплатно получал все датские концерты. Но проблема была в том, что мне приходилось работать за всех, труппа была уж очень самодеятельная. Но, ничего, справлялись как-то. Был там еще худрук из культпросвет училища, но он не мешал, даже помогал немножко.
Однажды встречает меня этот худрук и счастливым голосом сообщает, что в батальон охраны с новым призывом пришел выпускник ГИТИСа.
- Опа, - сказал я ему, - давай его быстро вытаскивай к нам, концерт на носу, надоело мне одному все концерты тащить.
На каждый датский концерт политотдел спускал сценарий, я его нещадно перекраивал, исходя из возможностей и стараясь эту большевистскую хрень сделать хоть чуточку съедобной. Цензуры не было, всем было совершенно наплевать, а ветераны - основная публика, - всегда оставались довольны. Были фронтовые песни и выпивки вдоволь. И вот на репетицию концерта худрук приводит здоровенного рыжеватого парня. Смотрел этот парняга как-то сумрачно и был какой-то внутренне перекособоченный, но я отнес это на трудности первых месяцев службы.
- Привет, коллега, - сказал я ему, рад тебя видеть в этой тьмутаракани!
Коллега посмотрел на меня без энтузиазма и поздоровался. Может побаивался, я все-таки уже целый старший сержант был. Ладно, подумал я, хрен с тобой, дыши как хочешь, мне по барабану.
- Бери роль, - сказал я ему, - и давай прямо с листа прогоним сценку сидя, потом разводку сделаем вместе, кому как удобней будет.
Всей сценки там был какой-то маленький скетч, не помню уж какой. Коллега вылупился на меня своими большими жабьими глазами и вопросил:
- Как это?
- Что значит как это?, - удивился я, - бери роль и давай, читай.
Коллега выпрямился во весь свой немалый рост, посмотрел на меня сверху вниз, как на вредное насекомое и поставленным баритоном заявил:
- А этюды?
- Какие этюды?!? - охренел я, - лабай давай, концерт на носу, а репетиций может уже и не будет!
И тут я понял, куда попал. Прибавив обертонов к баритону, коллега мне объяснил, что он выпускник курса Марии Осиповны Кнебель, что он в жизни не будет заниматься профанацией высокого искусства, и что без действенных этюдов по системе Станиславского и Кнебель для вживания в образ и нахождения правды жизни, он работать не будет и не может. А также намекнул мне, что такие ремесленники, как я позорят театр и его славные традиции.
Сильно сдерживаясь, чтобы не сдохнуть от смеха и злости, я выяснил у этого прыщавого богатыря, что этюды нужно делать не менее трех месяцев, что они всегда так делали у Марии Осиповны Кнебель.
Эффектный был парень, больше я его никогда не видел.
А вы говорите система Станиславского.. Разбивается она о правду жизни.
Когда-то давным-давно я служил в Советской Армии. Попал я туда уже будучи актером, но служил отнюдь не в театре. На втором году службы, когда уже стало попроще вырываться из части на относительную волю, я пристроился делать солдатскую самодеятельность в окружном Доме офицеров. Было приятно сменить солдатчину на что-то более любимое, начальнику ДО тоже было хорошо, он бесплатно получал все датские концерты. Но проблема была в том, что мне приходилось работать за всех, труппа была уж очень самодеятельная. Но, ничего, справлялись как-то. Был там еще худрук из культпросвет училища, но он не мешал, даже помогал немножко.
Однажды встречает меня этот худрук и счастливым голосом сообщает, что в батальон охраны с новым призывом пришел выпускник ГИТИСа.
- Опа, - сказал я ему, - давай его быстро вытаскивай к нам, концерт на носу, надоело мне одному все концерты тащить.
На каждый датский концерт политотдел спускал сценарий, я его нещадно перекраивал, исходя из возможностей и стараясь эту большевистскую хрень сделать хоть чуточку съедобной. Цензуры не было, всем было совершенно наплевать, а ветераны - основная публика, - всегда оставались довольны. Были фронтовые песни и выпивки вдоволь. И вот на репетицию концерта худрук приводит здоровенного рыжеватого парня. Смотрел этот парняга как-то сумрачно и был какой-то внутренне перекособоченный, но я отнес это на трудности первых месяцев службы.
- Привет, коллега, - сказал я ему, рад тебя видеть в этой тьмутаракани!
Коллега посмотрел на меня без энтузиазма и поздоровался. Может побаивался, я все-таки уже целый старший сержант был. Ладно, подумал я, хрен с тобой, дыши как хочешь, мне по барабану.
- Бери роль, - сказал я ему, - и давай прямо с листа прогоним сценку сидя, потом разводку сделаем вместе, кому как удобней будет.
Всей сценки там был какой-то маленький скетч, не помню уж какой. Коллега вылупился на меня своими большими жабьими глазами и вопросил:
- Как это?
- Что значит как это?, - удивился я, - бери роль и давай, читай.
Коллега выпрямился во весь свой немалый рост, посмотрел на меня сверху вниз, как на вредное насекомое и поставленным баритоном заявил:
- А этюды?
- Какие этюды?!? - охренел я, - лабай давай, концерт на носу, а репетиций может уже и не будет!
И тут я понял, куда попал. Прибавив обертонов к баритону, коллега мне объяснил, что он выпускник курса Марии Осиповны Кнебель, что он в жизни не будет заниматься профанацией высокого искусства, и что без действенных этюдов по системе Станиславского и Кнебель для вживания в образ и нахождения правды жизни, он работать не будет и не может. А также намекнул мне, что такие ремесленники, как я позорят театр и его славные традиции.
Сильно сдерживаясь, чтобы не сдохнуть от смеха и злости, я выяснил у этого прыщавого богатыря, что этюды нужно делать не менее трех месяцев, что они всегда так делали у Марии Осиповны Кнебель.
Эффектный был парень, больше я его никогда не видел.
А вы говорите система Станиславского.. Разбивается она о правду жизни.