Новгород с конца XII века попал в определенного рода зависимость от растущего Владимирского княжения. Даже ряд неудач владимирских князей по давлению на Новгород (битва у Липицы и т.п.) не смогли преломить эту странную, на первый взгляд, «силу вещей»: в XIII веке связи между Залесской Русью и Новгородом лишь упрочились, и первая стала оказывать на второй уже решающее влияние. Во второй половине XIV века Москва, как победивший преемник Владимирского княжества, по могуществу и политическому значению превзошла древнюю вечевую республику, а в XV веке, после ряда военных столкновений, неудачных для новгородцев, присоединила эту землю к себе.
Было ли это случайно? Мог ли Новгород если не победить Москву, то хотя бы сохранить свою независимость, стать третьим центром «собирания» русских земель помимо Кремля и Великого княжества Литовского и Русского? Для того, чтобы ответить на эти вопросы, необходимо дать хоть какой-то анализ истории Новгорода и его взаимоотношений с Залесской Русью в пределах XII-XV веков, проанализировать, что из себя представлял Новгород в экономическом, демографическом, политическом и торговом плане.
Экономика Новгорода, население, хозяйство и торговля
Изначально Новгород как «земля» представлял собой слабо заселенную, чисто колонизационную территорию. Значительно сужали колонизацию славян-земледельцев факторы отсутствия плодородных почв, рискованность земледелия, низкий уровень солярности. К XIII веку большинство пригодных для земледелия площадей в Новгородской земле - в частности, в Деревской, Шелонской и на юге Водской пятин уже были распаханы. Колонизационный приток на север затруднялся тем, что основой хозяйствования там выступало уже не земледелие, которое могло обеспечить высокий прирост населения, а охота, собирательство, бортничество, солеварение и разработка железных руд. Поэтому фактически хинтерланд Новгорода можно условно разделить на две части: узкая полоса освоенных пашенных земель на юге с относительно плотным населением и огромные области точечного расселения на севере и северо-востоке.
Большинство исследователей склонны полагать, что Новгород все же мог обеспечивать себя собственным зерном, однако в силу тогдашней агротехники (подсечно-огневое хозяйствование и двупольная система), скудных почв и сурового климата частые неурожаи приводили к нехватке продовольствия (см.: Кирьянов А. В. «История земледелия Новгородской земли X-XV вв.»). По подсчетам других исследователей (Степанова Л.Г. "Новгородское крестьянство на рубеже XV-XVI столетий: уровень развития хозяйства". 2004) реальная урожайность колебалась по ржи в пределах от сам-1,5 до сам-2,5, при этом зачастую урожай не покрывал даже семена.
Поэтому у горожан одним из основных занятий продолжало оставаться огородничество и разведение скота. С учетом даже того, что эпоха X-первой половины XIII веков характеризируется климатологами как «малый климатический оптимум» (кстати, именно тогда норманны успешно колонизуют Гренландию) неурожаи в это время в Новгородской земле - отнюдь не редкость. В частности, летописи их фиксируют в 1128 году (кадь ржи стоила 8 гривен, люди ели кору, трупы), 1169-1170 годах, 1188 году кадь ржи стоит 6 гривен, что в 5 раз выше обычных цен, в 1215 году - неурожай, усугубленный блокадой со стороны Ярослава Всеволодовича, кадь ржи вздорожала до 10 гривен, на улицах Новгорода лежат трупы, население бежит из города. В 1224 году в Новгороде и Пскове фиксируется «глад», в 1224 году неурожай повторяется. В 1228 году из-за дождей кадь ржи вздорожала до 3 гривен, в 1229 году неурожай повторился. А в 1230 году заморозки полностью сгубили весь урожай - кадь ржи стала стоить до 20 гривен. В городе началось людоедство, князь и бояре бежал из Новгорода, вместе с голодом разразилась эпидемия (мор). Только от него умерло, по данным историков (Соловьев, Пашуто), в Новгороде и его окрестностях в 1230 году до 48 тысяч человек, из которых не менее 10 тыс. - жители собственно Новгорода. Фактически, Новгородчина в 20-30-е годы XIII века претерпела самую настоящую демографическую катастрофу.
Урожайность зерновых - ржи (в том числе и озимой), пшеницы и овса в XII-XIII веках была невысокой - сам-2-4 в среднем(«Аграрная история Северо-Запада России». Вторая половина XV - начало XVI веков. Л., 1971). Предполагается, что при таком урожае выжить все же можно было, но не будем забывать, что это идеализированный вариант. По мнению Нефедова, демографический рост в Новгородской земле в XII - начале XIII веков при незначительном приросте производства сельхозпродукции привел к росту цен на продовольствие.
«Рост цен был вызван ростом населения Новгорода; в середине XII- начале XIII века город увеличивается в размерах, рядом со старыми кварталами появляется «окольный город», который опоясывают новые городские стены. Площадь внутри этих стен составляет 200 гектар и специалисты оценивают население Новгорода в 30-35 тысяч человек. В то же время на селе сложилась иная ситуация: по имеющимся данным население долины Ловати не только не возросло, но даже уменьшилось. Это обстоятельство, по-видимому, объясняется «выпахиванием» земли при примитивном пашенном земледелия; вековые леса были в основном сведены, подсечное земледелие стало невозможным, а урожай на пашне не превосходил сам-4 - в несколько раз меньше, чем на подсеке или на перелоге. Урожаи падали, и постепенно нарастала нехватка продовольствия; купцы привозили зерно в Новгород из Смоленска, Полоцка, Суздаля и даже «из-за моря». (С.А. Нефедов. О демографических циклах в истории средневековой Руси // Клио, №3, 2002.).
Именно по этой причине в Новгороде часто отсутствовали сколько-нибудь крупные запасы зерна. Поэтому в неурожайные годы зависимость Новгорода от поставок зерна из других русских земель резко повышалась. В этом может находиться одна из причин тесной связи Новгорода с Залесской Русью. Первое свидетельство о том, что владимирские князья «нащупали» этот ключ к Новгороду, относится к 1169 году, когда Андрей Боголюбский перекрыл подвоз хлеба через верховья Волги к Новгороду. В конце XII века владимирские князья уже захватили верховья Волги с городом Тверь, тем самым упрочив свой контроль над подвозом зерна на север. В 1215 году изгнанный из Новгорода князь Ярослав Всеволодович устроил новгородцам самую настоящую продовольственную блокаду, итогом которой стала ожесточенная феодальная война, завершившаяся битвой у Липицы. В 1314 году этот же трюк проделал тверской князь Михаил Александрович, который боролся тогда против Москвы и Новгорода.
Другой особенностью Новгородской земли являлся резкая диспропорция между одним главным городом-полисом и остальным хинтерландом, включавшим города земли - Руссу, Ладогу, Псков, Торжок, Корелу, Великие Луки и т.д. Численность населения Новгорода в том же XIII веке может быть оценена в 30-60 тыс. человек. Это было в разы больше, чем совокупного населения в других городах земли. Ради сравнения можно указать, что Псков, второй по величине город «земли», в конце XII века имел всего 4 каменных церкви (т.е. его население не превышало 4-7 тыс. человек). А население одного из древнейших русских городов - Ладоги, даже на конец XV века с большой натяжкой можно оценить всего в 1-1,5 тыс. человек (в 1484 году в городском посаде фиксируется 84 двора, в 1500 году - 116 дворов)! (Кирпичников А.Н. «Посад средневековой Ладоги». Л., 1985.).
Такая картина, сложившаяся к XIII веку, в целом мало поменялась и к XV веку, если только не считать некоторого увеличения числа хуторов и малых поселений на севере хинтерланда, что было связано с колонизацией дальних окраин (Северной Двины, Терского берега Белого моря, Карелии и т.п.). Всего ученые насчитывают в Новгородчине XV века до 80-90 тыс. однодворных, реже - двух- или трехдворных деревень, то есть, Новгород как волость в целом представляется редконаселенной страной. В итоге в XV веке общее население новгородской республики вряд ли превышало 600-700 тысяч человек, из которых почти каждый 8-10-й жил в собственно Новгороде (реально к 1500 году в Новгородчине проживало чуть более 520 тыс. человек, по данным писцовых книг). Заметим, что население Московии в то время ученые определяли в пределах от 4 до 5,5 млн. человек, а ВКЛ - около 4-4,5 млн. человек. Таким образом видно, насколько Новгород был «легковесен» по сравнению с этими двумя гособразованиями.
Интересно, что кроме Новгорода в республике отсутствовали другие столь же крупные городские центры (это отмечают многие историки, в частности Тихомиров). Новгород на протяжении всей своей «независимой» истории продолжает оставаться единственным городом всей земли. При этом в самой земле, в отличие от остальной Руси, крайне слабо идут процессы создания и роста новых городов. Если не считать ряда пограничных крепостей, в Новгородчине помимо столицы не возникло каких-либо новых центров городской жизни. Для сравнения отметим, что в другой славянской колонизационной области - Владимиро-Суздальском княжении, только в XII-начале XIII веков было основано свыше дюжины только новых городов. Это - Юрьев, Переяславль-Залесский, Москва, Дмитров, Углич, Устюг, Владимир-на-Клязьме, Вологда, Кострома, Нижний Новгород, Тверь, Коломна. При этом продолжался и рост «старых» городов земли - Ростова, Суздаля, Ярославля. Фактически на фоне архаичного полиса-Новгорода, Владимиро-Суздальское княжество представляло собой молодую и динамично развивающуюся Гардарику - страну городов.
О таком дисбалансе в Новгородской земле прямо сказал академик Янин, увязывая этот факт с характером колонизационного расселения:
С другой стороны, раннее возникновение такого города, как Новгород, сказалось и на всей последующей судьбе градостроительства в пределах Новгородской земли и на особенностях социального состава населения самого Новгорода. На огромных пространствах Новгородской земли практически почти нет городов, кроме Пскова, Ладоги, Руссы и Торжка, расположенных на ее окраинах и бывших пригородами Новгорода. В то же время в Южной Руси таких городов десятки. Объясняется это, по-видимому, тем, что новгородская боярская знать с самого начала жила в Новгороде и не строила своих городов. Новгород, как показывают раскопки, был городом не ремесленников и торговцев, а богатых бояр-землевладельцев, имевших обширные владения во всей земле, но живших в Новгороде, где они держали своих ремесленников и торговых людей для обработки и реализации тех природных богатств, которые поступали к ним из их владений. Их пребывание в Новгороде было необходимо и для участия в федеративных органах власти, и в борьбе за эту власть, дававшую в их руки новые денежные и земельные богатства. Именно концентрация в самом Новгороде всей боярской знати необъятной Новгородской земли и не позволила прочно обосноваться здесь ни первым Рюриковичам, ни их потомкам, определив тот своеобразный политический строй, которым Новгород отличается от других Русских городов.
Стоит отметить, что подобная география на определенном этапе позволяла Новгороду безраздельно доминировать над своим хинтерландом. К примеру, перекладывать иногда дань на какой-либо из своих «пригородов» - так, маленький город Торжок во второй половине XIII века уплачивал около 1000 рублей ордынского «выхода». Однако второй стороной медали стало то, что в конечном итоге у новгородской земли были так или иначе уничтожены условия для развития городов, а в конечном итоге - это поставило крест на вообще экономическом развитии Новгородчины. Ведь помимо того, что Новгород так и не перешагнул свою полисную стадию, он до конца сохранил свое специфическое значение как единого и абсолютного Центра огромной территории, с которой в город стекалась дань в виде, прежде всего, пушнины, воска, меда, моржового клыка и мамонтовой кости, льна и древесины. Таким образом, нам становится более понятным характер взаимоотношений между Центром и хинтерландом в торгово-колонизационном полисе (т.е. Новгородской земле): последний был в подчиненном положении, и главной его функцией была уплата дань. Примечательно, что такой гиперцентрализм в «демократической» Новгородской республике продолжался столетиями!
Единственная удачная попытка избавиться от новгородского централизма была у Пскова, который по своему населению и ресурсам уступал Новгороду, но тем не менее, все же был вторым городом в «земле», а с середины XII века был центром собственной «волости». Псков (Плесков) уже с 1136 года начинает приглашать князей, причем есть сведения, что в 40-х годах XII века в городе правил приглашенный литовский князь. В конце 20-х-начале 30-х годов XIII века часть Псков начинает проводить собственную политику - заключается договор с Рижским архиепископом, псковичи участвуют в немецких походах на Литву, в 1240 году Псков после некоторого сопротивления прямо подчиняется Ордену, а псковичи участвуют в походах немцев на побережье Финского залива. Вернуть Псков обратно получилось только при прямой помощи суздальцев - в ходе похода войск Андрея и Александра Ярославичей. Хотя в дальнейшем новгородско-псковские отношения строятся по принципу паритета и сотрудничества перед лицом общей угрозы со стороны Ордена и Литвы (Валеров, Янин), с 1347 года Псков окончательно признается Новгородом самостоятельным. Есть сведения, что в 1215-1229 годах другой город Новгородчины - Торжок также не раз пытался освободиться от власти Новгорода (в том числе и за счет учреждения в нем княжеского стола), но после погрома города монголами в 1238 году Торжок так и не смог восстановить свое значение.
Сложнейшие отношения между Псковом и Новгородом прекрасно характеризуют внутреннюю политическую слабость Новгородской республики, целостность которой прямо была увязана с новгородским гиперцентрализмом, когда один полис безраздельно доминировал над хинтерландом. Таким образом, почти 400-летнее существование северной «республики» - это политический и экономический гиперцентрализм полиса Новгорода помноженный на колонизацию и взимание дани с окраин. Парадоксально, но это напоминает мне нынешнюю РФ.
Для понимания сути Новгорода важно правильно оценивать характер его торговли и ее направления. Большинство историков скороговоркой перечисляют торговые «достижения» города, однако мало кто задумывается над той странностью, что Новгород был, прежде всего, не столько ремесленным центром, хотя это понятно, сколько - складским, торговым. Однако сведений о новгородской торговле на русском языке сохранилось мало - в частности, до нас не дошла ни одна русская купеческая книга.
Серьезное отличие Новгорода от итальянских морских республик (Генуя, Венеция, Пиза) заключается в том, что Новгород был удален от основных морских коммуникаций и не имел прямого доступа к морю - коммуникации проходили по двум рекам и Ладожскому озеру. Кроме того, у новгородцев отсутствовали торговые гавани на Балтике в устье Невы. Поэтому в целом роль Новгорода как самостоятельного игрока, т.е. города-морского перевозчика, города-участника транзитной морской торговли на Балтике, была невелика, а большая часть его товаров могла вывозиться на иностранных судах. Дело в том, что хотя еще с XII века Новгород имел свои «дворы» в Висбю и его купцы совершали плавания в Прибалтику и Любек, а в самом городе был Готский двор и создавались объединения русских купцов («Иван сто» и др.), видимо, действовало ограничение на посещение новгородцами ганзейских городов, вести торговлю с которыми напрямую он не мог. Кроме того, на ганзейских кораблях запрещалось перевозить товары новгородских купцов. Поэтому вполне логично предположить, что часть новгородского экспорта (пушнина и воск) вывозилась как на ганзейских кораблях, а также шла сухопутным путем, в Орден, в Ригу и Пруссию. Об этом свидетельствуют торговые книги Тевтонского ордена, который был одним из крупнейших экспортеров пушнины и воска.
Помимо удаленности Новгорода от Балтики, большую роль играло то, что его ремесленное производство в основном работало на «внутренний» рынок - т.е. для собственно Новгородской земли, плюс некоторое число изделий отправлялось в другие русские земли. Это также отличает Новгород от голландских, немецких и итальянских городов, где бурно развивалось ткачество, выделка посуды, стекла и металла на экспорт. В частности, те же Генуя и Венеция на своих кораблях перевозили в Левант, Египет и Причерноморье не только английские и фландрские сукна, но и собственную ткань, ремесленные изделия, а также контролировали средиземноморскую торговлю пряностями, перцем, медью, солью, пшеницей и т.п. (см.: С.П. Карпов. Итальянские морские республики и Южное Причерноморье в XIII-XVвв.: проблемы торговли. М., 1990).
По сохранившейся информации, традиционный импорт в Новгород включал в себя английские, а с XII века - фламандские ткани, сукно, вино, соль, медь, янтарь, изделия из металла, керамику. Из немецкой Прибалтики в Новгород завозились «клепперы» - некрупные рабочие лошади, а также изредка - боевые кони (у новгородцев лошади были намного хуже, чем у немцев) - см. тут: Кочин Г.Е. «Сельское хозяйство на руси конца XIII-начала XVI вв.», 1965. Экспорт Новгорода на Запад - пушнина, моржовый клык, мамонтовая кость, лен, воск, древесина. При этом, несомненно, главным богатством Новгорода была пушнина, а почти весь экспорт состоял из двух видов товаров: мехов и воска (об этом свидетельствуют торговые книги Фекингузена, а также ряда других ганзейских купцов). Однако не стоит полагать, будто бы Новгород получал эту пушнину за счет какого-либо товарного обмена. В позапрошлом посте, в котором я писал о колонизации Югры новгородцами, я сознательно не упомянул об еще одном доказательстве того, что торговля с Сибирью была крайне незначительна. Так, если на территории Коми (летописной Печоры) археологи еще обнаруживают некоторые предметы, которые можно связать с Новгородом XIII-XIV веков (украшения, перстни и т.п.), то 400-летняя история «торговой колонизации» новгородцев Югры "почти не оставила следов в земле последних" (Н.В. Федорова. «Западная Сибирь и мир средневековых цивилизаций: история взаимодействия на торговых путях». 2002).
В связи с вышесказанным нельзя не ответить на главный вопрос, который обычно упоминается рефреном - истинная роль Новгорода в ганзейской торговле. Стандартным стало объяснение, что де город играл важную роль и - по мнению некоторых исследователей (М.П. Лесников. Нидерланды и Восточная Балтика в начале XV века: из истории торговых отношений. // Известия Академии наук СССР, т. VIII, №5. 1951) - был чуть ли не одним из двух (наряду с Брюгге) центров ганзейской торговли на Балтике. Необходимо признать, что это не верно. Роль Новгорода, складского и торгового пункта, расположенного на отшибе, в большом удалении от морских коммуникаций Балтики и не обладавшего сколько-нибудь серьезным потенциалом для производства готовых товаров на экспорт (ткани, сукно, керамика и т.п.) исчерпывалась значением перевалочного пункта между лесным хинтерландом полиса и прибалтийскими портами.
Торговля Новгорода с Ганзой носила однозначно подчиненный характер, что отчетливо видно на материале исследования И. Э. Клейнберга (И.Э. Клейнберг. Экономические связи между Прибалтикой и Россией: цены, вес и прибыль в посреднической торговле товарами русского экспорта в XIV-начале XV веков. 1968). Так, ганзейцы вплоть до конца «независимости» Новгорода сохраняли в нем архаичную и неравноправную практику взвешивания товаров (воск) «походом» - т.е., когда груз помещали на плохокалиброванную платформу. Такой способ давал возможность ганзейцам взвешивать так, как им было нужно. Стоит отметить, что в самих ганзейских городах такой метод был запрещен еще в XIII веке. О такой мелочи, как требование upgift с каждой партии товара у новгородцев (т.е. «подарков») упоминать даже не буду.
При анализе торговых книг немецких купцов становится понятно, кто контролировал новгородскую торговлю пушниной и воском. При этом маржа от продаж у ганзейцев могла доходить в денежном исчислении до 50-80% и даже выше. Достигалось в частности и тем, что одинаковые меры веса для новгородских товаров понижались на Западе. К примеру, шиффунт воска в Новгороде в конце XIV века составлял 192 кг. воска, то в Любеке - только 152 кг. при том, что шиффунт воска в Любеке стоил, естественно, дороже, чем в Новгороде. Аналогичное, только со знаком наоборот происходило с денежными единицами - вес марки в Любеке был выше, чем в Новгороде. Поэтому ганзейские купцы неплохо наживались на новгородских товарах и держали его торговлю под своим контролем.
Известно также, что в первой половине XIII века, в связи с постигшим Новгород социально-экономическим, а также политическим (о нем чуть ниже) кризисе, объем торговли резко сокращается. В XIV-XV веках Новгород играет сугубо подчиненное положение в морской торговле на Балтике, а львиная доля маржи с его товаров попадает ганзейцам.
Сама по себе торговля - явление древнее, известно, что она существовала в неолите и даже более раннее время. Однако торговля - это не просто обмен, как это часто бывает, а система коммуникаций, рынков сбыта и система ценообразования. В такую систему она превращается не сразу, а постепенно, при этом здесь, как в классике экономтеории, реальный спрос рождает предложение. Проще говоря, как только появляется потребность в притоке товаров, меновая или узколокальная торговля постепенно превращается в «торговые зоны». В средневековой Европе таких зон можно выделить две: Средиземное море (итальянские полисы) и Балтика - фламандские, германские и восточно-балтийские города. Связь между зонами поддерживается через реки Франции и Германии, а также систему ярмарок внутри континентальной Европы.
Структурируются эти зоны торговли примерно в одно и тоже время - середина XIII века. Как раз в эту эпоху венецианцы и генуэзцы получают доступ к Черному морю, берут под контроль торговлю Египта и Леванта. На Балтике на смену неупорядоченной меновой и локальной торговле приходит Ганза - союз северо-немецких приморских полисов (Любек, Штеттин, Штральзунд и т.д.). Относительно быстрое создание этих зон торговли и их будущий расцвет объясняется тем, что это - именно морские торговые зоны.
Морская торговля, и это ясно любому, в разы более продуктивна, выгодна и эффективна, чем любая сухопутная. Взять хотя бы вопрос грузоподъемности - к примеру, венецианская галея XIV века могла брать на борт до полутора сотен тонн груза. Примерно такую же, если даже не большую грузоподъемность имел ганзейский когг (коч). Вторым моментом была скорость доставки, что позволяло относительно быстро - по меркам того времени - переправлять товары от продавцов к их покупателям. Но при этом мы должны четко понимать, что характер тогдашних коммуникаций и скорость передвижения по ним были, с нашей точки зрения медленными.
То, что путешествие по морю было предприятием все же не таким простым и быстрым, свидетельствуют данные о длительности перевозок в эпоху Ганзы. Так, в 1404 году путь из Брюгге в Ригу у купца Эвертона Снойе занимает около 46 дней. Рейс негоцианта Лаврентия Штейна в 1405 году из Риги в Брюгге длился около 65 дней. Корабль купца Фекингузена в 1408 году из Данцига в Брюгге плывет 29 дней.
Конечно, надо учесть, что корабли делали стоянки, остановки, но тем не менее, скорость передвижения понятна. При этом нельзя забывать, что эти недели уходили на путь между приморскими городами! Но в любом случае, это было намного быстрее, чем переправлять те же товары сухопутным путем.
Сделаю отступление: у нас часто упоминается, что Новгород де - это полис, схожий с итальянскими или немецкими городами-республиками. Однако почему-то никто не хочет обращать внимания (причины этого понятны: «демократы» из Новгорода делают «демократическую и свободолюбивую» альтернативу Московии, «патриоты» - поскольку история Новгорода уже давно плавно включена в общую российскую канву) на странные несоответствия, нестыковки и противоречия. Начнем понемногу их разбирать. Кое-что будет изложено в этом посте, кое-что - в следующих.
А теперь, имея такие данные, взглянем беспристрастно на Новгород. Город находится на значительном удалении от моря. Прямых коммуникаций с зоной морской торговли у полиса нет. Иностранные купцы, плывущие в Новгород, делают остановку на острове Котлин и перегружают свой товар в речные ладьи. Затем они, ведомые лоцманами, поднимаются вверх по Неве, проходят по Ладожскому озеру и поднимаются вверх по Волхову. На этом пути купцы дважды делают остановки. Перед волховскими порогами ладьи частично разгружают, а груз переносят по суше. Там же первая остановка - Гостинодворье. Потом в 20 км. от Ильменя еще одна остановка - Холопий городок. Ну, как, мы немного притомились? Ничего, зато мы уже в Новгороде.
Даже для видавших виды путешественников и купцов такой путь в Новгород (по меркам того, небыстрого времени!) казался чудовищно далеким и неудобным. Викарий новгородской фактории Ганзы Бернгард Бракель в XV веке описал путь до Новгорода как "ужасно долгое путешествие" (de vruchtliken langen reyze).
Поэтому торговля с Новгородом в отличие от торговли в морской зоне Ганзы носила сезонный характер. В частности, это видно на примерах документов подворья святого Петра - фактории ганзейцев в Новгороде. Купцы четко делились на две группы - прибывающие на зиму (wintergaste) и на лето (somergaste).
Снова отступление: средневековый полис (развитию которых дали толчок эти зоны торговли) можно условно представить стоящим на двух «ногах»: торговле (в том числе - транзитной) и экспортном производстве. Причем в большей степени эта торговля шла по морю, и если мы обратим внимание, абсолютное большинство полисов XIII-XVI веков окажутся расположенными либо непосредственно на побережье, либо в пределах прямой досягаемости от него. Большинство, замечу. Новгород, с крайне неудобным доступом, весьма удаленный от морских «больших дорог» Балтики тут будет, скорее, исключением.
Это только одна странность. Второй странностью является характер торговли. Поскольку со второй половины XIII века Новгород попал в зависимость от участников морской зоны торговли (у удаленного от моря города не было возможности самому участвовать в перевозке своих и чужих товаров) все операции в самом городе шли в «закрытом» режиме. Что я понимаю под этим? Дело в том, что по договорам между Ганзой и Новгородом, торговля могла идти только на подворье святого Петра (продажа ганзейских товаров) и на дворах крупных бояр и купцов (продажа русских товаров). Разумеется, это строгое положение иногда нарушалось, есть свидетельства, что она проходила и на близлежащих к подворью улицах. Тем не менее, поскольку ганзейцы вывозили из Новгорода достаточно крупные партии основного экспортного товара полиса - беличьи шкурки - в 2-10 и более тысяч, можно смело полагать, что их традиционными партнерами были крупные, оптовые продавцы. Бояре, купцы и т.д. Как таковых ярмарок или торжищ в русско-ганзейской торговле почти не отмечается, а мелкая крестьянская торговля, по всей видимости, большой роли не играла и стала заметной лишь с XV века (Хорошкевич).
Таким образом, важный экспортный канал из Новгорода был очень узким, и с той и с другой его стороны находились в лучшем случае несколько десятков или же, если брать по максимуму всех, одна-две сотни игроков. Вывозились эти товары опять же в основном на ганзейских судах. В XIV веке ганзейцы для недопущения русских купцов на рынки сбыта вводят положения о запрете перевозки их товаров на своих судах, а также посещения ими ганзейских городов. Разумеется, купцы из Новгорода все же предпринимали попытки самостоятельно торговать, пытаясь сбывать свой товар ближе к конечному потребителю, но чаще всего они ограничивались Готландом и ливонскими городами (Ревель, Дерпт или реже - Рига).
Итак, пока резюмируем: Новгород был весьма удален от коммуникаций морской зоны торговли на Балтике, имел ограниченный доступ к ним в силу ряда запретов, не имел возможности самостоятельно экспортировать свои товары конечным потребителям (отсутствие сколько-нибудь значимого торгового флота, отсутствие портов на побережье Балтики) и в этой связи не мог даже претендовать на роль транзитного перевозчика товаров на Балтике.
То есть, говоря проще: Новгород просто не был участником международной торговли. Когда наши патриоты или же их оппоненты (каждый в силу своих причин) начинают раздувать свистопляску вокруг этого полиса, все этот момент либо обходят молчанием, либо городят безграмотную ересь.
Смысл морской торговли заключается в контролировании морских путей, что дает возможность, связывая рынки, контролировать и ценообразование. Как я уже упоминал в предыдущем посте, маржа от морской торговли, которая отличалась от сухопутной более высокой скоростью оборота, была очень значительна. По предварительным прикидкам, маржа ганзейцев от торговли одним только воском из Новгорода вряд ли была ниже 50-70% (скорее даже выше). Собственно, именно поэтому ганзейцы так яростно сражались с датчанами, которые представляли для них опасность. Именно поэтому генуэзцы враждовали с венецианцами и ожесточенно воевали друг с другом.
Если вообще будет поставлена задача кратко описать историю последних 400-500 лет, то акцент нужно будет сделать именно на морской торговле и войнах за контроль над ней, коммуникациями и доступом в колонии. По сути, это главные движители в мировой истории, так сказать, главная сцена процессов. Всякие чингисханы, великие моголы, киргиз-кайсацкие князья или же семилетние войны Россия vs. Пруссия и т.п. азиатско-континентальная петрушка - малозначащий калейдоскоп. Кто контролирует морскую торговлю - то и взимает маржу. Этот «кто-то» и правит миром. Контроль над цепочкой «туземный поставщик» - конечный потребитель в локальном масштабе (Ганза, например) дает возможность влиять на ценообразование, управлять подвозом товаров, контролировать морские дороги и - так или иначе - диктовать правила другим в этом самом регионе.
При этом самыми страшными конкурентами морских broders (так себя называли частенько средневековые германские купцы и пираты) будут не сухопутные чингисхаймы, а такие же прибрежные крысы, как и они.
Англичане, датчане, шведы и т.п. Туземцы же угрозы не представляют, как бы потом их историография этого не расписывала. Они получают за свои «труды» кое-что, но настоящую ЦЕНУ за свой товар не увидят никогда. Потому, что их туда просто не допустят.
С точки зрения понимания сути Ганзы положение Новгорода было там третьестепенным. Однако стоит все же задаться вопросом: а почему тогда ганзейские или готландские купцы все же плыли в Новгород? Почему они, продираясь сквозь болотистые берега почти безлюдных рек и бурное Ладожское озеро, преодолевая волховские пороги, все же шли в Новгород? Ведь вывозить товар, как и привозить туда было делом не таким простым.
Обычно упоминается, что, мол де, город был «бутылочным горлышком» между русской торговлей и западной. Это справедливо, но только отчасти - ведь функционировал альтернативный торговый путь по Западной Двине, был путь по реке Великой (Псков). Привлекательность завязшему среди болот и лесов городу придавал его главный «колониальный» товар - пушнина.
Не ремесленные изделия, не транзитная торговля или еще что-то. А пушнина. Основным экспортным товаром была белка (годовой оборот мог доходить до 0,5 млн. шкурок этого зверька), реже куница, ласка, бобр. Шкурки соболей были редкостью, поскольку для их добычи надо было совершать походы в Югру и на Печоры. В первой новгородцев частенько били, а Печора с первой трети XIV века стала уплачивать дань еще и московским князьям. Пушнину бояре в основном (кроме дани, естественно) получали как ренту от крестьян, причем предполагается, что в XIII-XIV веках она составляла основную массу. В XV веке происходит постепенный переход на денежный оброк и ренту зерном.
Новгород по сути являлся единственным городом в своей волости. Размер и значение остальных (Ладога, Великие Луки, Торжок и т.п.) не шли даже в совокупности ни в какое сравнение с ним. Полисный характер устройства Новгорода отразился и на его волостном административном делении (на пятины). По отношению к земле город выступал как складской пункт, пункт сбора дани и ренты. Новгородский гиперцентрализм в этом и заключался, фактически вся жизнь укладывалась в рамки «хинтерланд» и Город. Дань (оброк) и Новгород. Вокруг этого все и вертится. По мнению Янина, такой централизм был обусловлен характером расселения боярства и купечества, которое селилось в основном в Новгороде. Характерно, что за все время «новгородской республики» в земле не возникло ни одного, сколько-нибудь крупного городского центра.
Однако, не был Новгород и европейским полисом Средневековья в классическом смысле. На пару отличий я уже намекнул: это отсутствие выхода к торговым коммуникациям и отсутствие какой-либо самостоятельной торговой роли. Другой особенностью Новгорода, отличавшей его от немецких, голландских или итальянских полисов было…отсутствие сколько-нибудь развитого экспортного производства (имею в виду даже по нормам средневековья).
Достаточно посмотреть на экспорт Новгорода: это пушнина и воск. Плюс - немного древесины, а с XV века - лен. В этом скудном перечне отсутствуют ткани, сукно, изделия из керамики, металл - т.е. характерные товары полисов, которыми они торговли. На Запад ничего из своих ремесленных изделий Новгород почти не отправлял. Основную массу своей ремесленной продукции Новгород поставлял на свой же рынок, кое-что вывозя и в другие русские земли. Но, разумеется, все эти «поделки» не идут ни в какое сравнение с почти мировой венецианской или генуэзской торговлей и производством тканей, с керамикой, солью и сукном фландрских и немецких полисов. Кроме того, в Новгороде вообще не сложилось по сути никакого производства по типу европейских полисов - цехов, объединений и т.п. И этому есть свое объяснение - Новгород не полис, а поселение-фактория, в которой торговлю "колониальными" товарами ведут ограниченный круг лиц. Остальные - их обслуга.
Настоящей ахиллесовой пятой Новгорода было зерно. Как уже упоминал в предыдущем посте, урожайность ржи в Новгороде была очень низка - сам-1,5, сам-2 или чуть выше. Поэтому при малейшем неурожае в волости разражался голод. В 20-х годах XV века Новгород постигла очередная демографическая катастрофа, когда после нескольких неурожайных лет в землю пришла эпидемия «мора». Считается, что от всего этого погибло не менее трети населения земли.
Можно только предполагать, мог бы Новгород за счет своей «колониальной» торговли сырьем закупать зерно для самообеспечения. Думаю, если бы полис смог бы продержаться хотя бы до середины XVI века, то вопрос с подвозом зерна с Запада мог бы быть решен (даже при том, что в цене импортного хлеба 60-80% составляли расходы на транспортировку). Однако в XV веке зернового рынка на Балтике еще, по сути, не было, и эта торговля только складывалась.
Кроме того, сыграли свою негативную роль плавное снижение цен на шкурки белок, снижение ее популяции, а также наступление «малого ледникового периода». В XV веке неурожаи, вызванные холодами и дождями в Новгороде идут почти через каждый год-два...