Публичная политика
Один из весьма любопытных и, скорее всего, совершенно недокументированный фактор, который возник в ходе спецоперации - это внезапное появление такого выжженного ранее явления, как публичная политика.
Я имею в виду, конечно, фигуру Евгения Пригожина. С одной стороны, мне категорически не импонируют ни его идеи, ни методы, но сам факт того, что сегодня он - единственный в стране именно публичный политик - считаю крайне отрадным явлением.
Суть в том, что публичная политика возникает только там, где население рассматривается, как электоральный ресурс. В стране, где выборы и голосования давно превратились в фикцию, люди полностью выключаются из всех механизмов принятия любых решений, а власть, с трудом преодолевая брезгливость, скороговоркой произносит ничего не стоящие ритуальные фразы, на чем, собственно, всё и заканчивается. И, конечно, обязательно будут отставные гимнастки, которые произнесут сакральную фразу: «Государство вас не просило рожать». Трудно удерживать в себе ненависть к этому сброду, которым приходится управлять...
В такой системе публичная политика просто не нужна, а потому она вымирает и трансформируется в чистую византийщину - то есть, в область сугубо аппаратных действий. Естественно, что у такого положения вещей есть и обратная сторона - полный обрыв обратных связей приводит к тому, что власть перестает понимать происходящие в социуме процессы. Сводки ФСО и замеры социологов - крайне слабая замена такой обратной связи. Точнее, они настолько искажают реальность, что лучше бы вообще без них. Конец всегда одинаков - внезапно вчерашнего великого и солнцеликого торопливо волокут куда-то неизвестные люди и быстро ставят к стенке. А то и чего похуже. Городовых и околоточных так же массово топят и расстреливают у Обводного канала. Ничего нового, все как всегда.
Альтернатива таким неприятным окончаниям всегда одна и та же - это именно публичная политика. Соревнование идей и лозунгов (а также их носителей), борьба за электоральный ресурс. Возникает обратная связь, система приобретает устойчивость.
При этом совершенно не факт, что сама по себе система будет более человечной. Она может быть вполне антинародной, как, впрочем, верно и обратное. Но в любом случае она становится открытой и, значит, поддается как моделированию, так и корректировке. Закрытую систему корректировать невозможно, ее только можно удерживать в закрытом состоянии, которое всегда - подчеркну, всегда - является принципиально неустойчивым.
В этом смысле появление первого публичного политика при том, что он абсолютно не мой типаж, я могу лишь приветствовать. И надеяться, что за ним появятся другие. При этом диктатуру никто не отменял - пока. А значит, любой публичный политик вне зависимости от своего статуса и положения рискует. В том числе и сугубо физически. Недавний намек в Санкт-Петербурге прозвучал яснее ясного.
Система не может одновременно быть закрытой и создавать структуры открытой системы. Какое-то время они могут уживаться, но затем наступит точка выбора.
Я имею в виду, конечно, фигуру Евгения Пригожина. С одной стороны, мне категорически не импонируют ни его идеи, ни методы, но сам факт того, что сегодня он - единственный в стране именно публичный политик - считаю крайне отрадным явлением.
Суть в том, что публичная политика возникает только там, где население рассматривается, как электоральный ресурс. В стране, где выборы и голосования давно превратились в фикцию, люди полностью выключаются из всех механизмов принятия любых решений, а власть, с трудом преодолевая брезгливость, скороговоркой произносит ничего не стоящие ритуальные фразы, на чем, собственно, всё и заканчивается. И, конечно, обязательно будут отставные гимнастки, которые произнесут сакральную фразу: «Государство вас не просило рожать». Трудно удерживать в себе ненависть к этому сброду, которым приходится управлять...
В такой системе публичная политика просто не нужна, а потому она вымирает и трансформируется в чистую византийщину - то есть, в область сугубо аппаратных действий. Естественно, что у такого положения вещей есть и обратная сторона - полный обрыв обратных связей приводит к тому, что власть перестает понимать происходящие в социуме процессы. Сводки ФСО и замеры социологов - крайне слабая замена такой обратной связи. Точнее, они настолько искажают реальность, что лучше бы вообще без них. Конец всегда одинаков - внезапно вчерашнего великого и солнцеликого торопливо волокут куда-то неизвестные люди и быстро ставят к стенке. А то и чего похуже. Городовых и околоточных так же массово топят и расстреливают у Обводного канала. Ничего нового, все как всегда.
Альтернатива таким неприятным окончаниям всегда одна и та же - это именно публичная политика. Соревнование идей и лозунгов (а также их носителей), борьба за электоральный ресурс. Возникает обратная связь, система приобретает устойчивость.
При этом совершенно не факт, что сама по себе система будет более человечной. Она может быть вполне антинародной, как, впрочем, верно и обратное. Но в любом случае она становится открытой и, значит, поддается как моделированию, так и корректировке. Закрытую систему корректировать невозможно, ее только можно удерживать в закрытом состоянии, которое всегда - подчеркну, всегда - является принципиально неустойчивым.
В этом смысле появление первого публичного политика при том, что он абсолютно не мой типаж, я могу лишь приветствовать. И надеяться, что за ним появятся другие. При этом диктатуру никто не отменял - пока. А значит, любой публичный политик вне зависимости от своего статуса и положения рискует. В том числе и сугубо физически. Недавний намек в Санкт-Петербурге прозвучал яснее ясного.
Система не может одновременно быть закрытой и создавать структуры открытой системы. Какое-то время они могут уживаться, но затем наступит точка выбора.